С начала специальной операции ВС РФ на Украине прошло два месяца. То, что многим виделось как сравнительно скоротечный военный конфликт с заведомо уступающим по мощи противником, уже превратилось в полномасштабный неядерный военный конфликт между Россией и де-факто антироссийской коалицией, где живую силу и инфраструктуру поставляет Украина, а оружие, разведданные, ГСМ и другие виды довольствия — западные страны. Более того, у вооруженных сил этой враждебной России коалиции есть определённые тактико-технологические преимущества перед ВС РФ: так, их пехота и полевая артиллерия напичканы малыми беспилотниками и радиолокационными станциями, обеспечивающими разведку и целеуказание, оборонительные сооружения штатно оборудуются системами видеонаблюдения, обеспечивающими выявление скрытного наступления даже в условиях активной артиллерийской подготовки. По сумме факторов уже стало понятно, что этот конфликт станет не только состязанием вооруженных сил, но и состязанием экономик, состязанием воли политической элиты, состязанием убеждённости народов в правоте своего дела. А значит, и борьба ведётся сразу на нескольких фронтах: военном, экономическом, элитарном, а также информационном.
Есть достаточно много оснований считать, что похожая на нынешнюю ситуация сложилась в истории России 117 лет назад — в ходе Русско-японской войны 1905 года. Судите сами. Япония к тому времени на протяжении 35 лет после так называемой «революции», или «реставрации» Мэйдзи непрерывно модернизировала свои сухопутные силы и флот по самым современным образцам Германии и Англии, под руководством соответствующих инструкторов, а также закупала все виды вооружения и военных технологий у европейских держав. Кроме того, на момент начала войны с Россией Япония состояла фактически в прямом союзе с Англией, координировала с ней свои военные и дипломатические усилия, получала разведданные о положении дел в Петербурге от английской агентуры. В ходе самой войны очень быстро обнаружился недостаток сил и средств армии и флота России, сконцентрированных на Дальнем Востоке, что привело к медленной (в силу удалённости и недостатков инфраструктуры) переброске сухопутных войск и флотов к театру военных действий. Кроме того, выявилось технологическое и тактическое отставание российской армии в некоторых важных аспектах, как-то в бронировании и скорострельности кораблей, а также в пехоте, где японцы уже начали широко применять пулеметы ранних конструкций.
Несмотря на эти трудности, а также на несколько тяжёлых поражений, у России были явное для многих экспертов преимущества. Так, английский генерал Ян Гамильтон, находившийся в качестве наблюдателя в рядах японцев, отмечал общее превосходство русской пехоты и полевой артиллерии над японской и в целом большие успехи во всем, что касалось сражений на суше, а многие историки сходятся во мнении, что при затяжном ведении войны стратегическое превосходство России в экономической мощи и людских ресурсах неминуемо перевесило бы любые тактико-технологические преимущества японцев и привело бы к победе России. На момент окончания войны русская армия на Дальнем Востоке превосходила японскую на 200 тысяч солдат, экономика Японской империи была близка к истощению.
Однако война эта не приобрела затяжного характера и была проиграна, в том числе и по ряду совершенно не военных причин:
Во-первых, эта война не стала отечественной, не приобрела статуса патриотической или народной. В отличие от Отечественной войны, Русско-турецкой, или Крымской войны, ни высший свет, ни простой народ не понимали с кристальной ясностью ни целей ведения войны, ни стратегического значения Порт-Артура и КВЖД для развития влияния России в Азии и на Тихом океане, ни даже действительной мощи Японской империи того времени. Пропагандистская работа до, вовремя и после войны была провалена настолько, что даже сейчас, почти 120 лет спустя, самой распространённой реакцией на упоминание о Русско-японской войне является у россиян смесь обиды и недоумения: «Как же так, какие-то японцы могли целую Россию победить».
Не понимая значения и необходимости войны, военная элита, аристократия и простые обыватели не рвались на фронт и не хотели жертв ради победы, как это неоднократно бывало до и после этого в истории России. В результате армия и флот остались практически без общественной поддержки, многие солдаты и матросы хотели не победить, а поскорее вернуться домой, наиболее способные офицеры не приложили усилий, чтобы оказаться на Востоке, а наоборот, постарались отсидеться в Петербурге или в кавказских гарнизонах. Затяжная война требовала широкой общественной поддержки, а ее не было. Не было не самой по себе, а потому, что ее не создали, над ней не работали.
Во-вторых, Русско-японскую войну не поддержала в большинстве своём российская элита, придворные и интеллигенция. Именно вследствие своей собственной внутренней оппозиции к развитию России на Восток, вследствие пренебрежения к Востоку они не только сами же и провалили пропагандистскую работу, но и в конце концов убедили Николая II признать поражение и начать мирные переговоры, а не превращать войну в затяжную. Именно в момент признания поражения эта война и стала трагедией исторического масштаба, окончательно разрушив доверие к власти и лично к царю, подстегнув ещё больше революционный процесс.
Именно момент признания поражения, отказа от дальнейшей борьбы и от мобилизации ресурсов обнулил всякую народную поддержку царской власти. Это моральное поражение в Петербурге противоречило вековой традиции поддержки русского воинства, одному из столпов русской культуры. Петербург пошёл против этого мощного течения, обесценил все принесённые жертвы, и его захлестнула волна народного негодования.
Сейчас, в 2022 году, России предстоит отвечать на вызов истории, припомнить уроки 1905 года.
Россия переживает патриотический ренессанс. Новые, никому не подконтрольные лидеры мнений, блогеры и волонтёры, набравшие за два месяца СВО огромные аудитории, искренне и деятельно переживают не только за общий успех боевых действий, но и за жизнь и здоровье каждого русского бойца. Они собирают миллионы рублей на оборудование и снаряжение для войск, проводят разведку по открытым источникам и публикуют конкретные координаты скоплений противника и командных пунктов ВСУ, они на серьёзном аналитическом экспертном уровне разрабатывают различные сценарии развития СВО.
К сожалению, все эти усилия остаются как будто бы незамеченными официальными лицами. Более того, добровольцы и блогеры регулярно рассказывают про бюрократические трудности, про постоянное ощущение, что они работают «не благодаря, а вопреки» функционированию государственной системы.
Таким образом, поддерживающее СВО и новый курс России гражданское общество, до определённой степени организованное и готовое к действию, оставлено «вариться в собственном соку». Его любовь к государству оказывается на деле безответной, что не может не уязвлять, особенно в ситуации, когда цена промедлений и ошибок измеряется в жизнях и здоровье солдат и мирных жителей.
Существует опасность, что, стоит победам смениться пусть даже незначительными поражениями, большая часть этого искренне патриотического, но несколько обиженного на «систему» гражданского общества возложит вину за поражения не на силу и хитроумие противника, а на бездействие и некомпетентность конкретных ответственных лиц, а то и на власть как таковую.
Такая же ситуация складывается и в других областях: медики, строители, энергетики, учителя со всей страны хотели бы поехать «поднимать» освобождённые территории, но им не предоставлено для этого ясных и доступных механизмов, государственных программ, поддержки. Зайдя на сайты большинства крупных компаний, министерств и ведомств, вы не найдёте информации об их участии или поддержке СВО. Создаётся впечатление, что с точки зрения широких масс чиновничества и бизнес-элиты спецоперация на Украине — это не эпохальное событие в истории России, не стратегическое решение президента Путина, а частное дело ВС РФ, не имеющее отношения к системе в целом.
Народ России в огромном большинстве поддерживает русское воинство и требует такой же горячей поддержки бойцов от всего элитного класса. Любой, кто пойдёт против этой волны благородного негодования, рискует распрощаться с креслом.
Однако российская элита, привыкшая существовать в рамках парадигмы западничества, оказалась неспособна мобилизоваться в острый для страны момент. Наоборот, многие публичные фигуры, как с официальными должностями так и без них, как бы притаились в надежде, что именно их и их корпорацию/министерство/ведомство/регион/коллектив «пронесёт», и им не придётся касаться СВО ни в каком виде. Минобороны РФ и Росгвардия остались практически без поддержки не только в решении сугубо военных задач, но и в разрешении гуманитарного кризиса, с восстановлением связи и бытовых коммуникаций, подвозом всех видов товаров, с управлением и поддержанием порядка на обширных и постоянно расширяющихся освобождённых территориях. Более того, стремясь вернуть привычную «нормальную жизнь» и не желая переходить в новый, активный режим работы, элита в массе своей не ведёт никакой работы по информационной поддержке СВО, а наоборот, размывает смысл операции, убеждает власть и общество в возможности безболезненного компромисса с врагом. И это при мощной народной поддержке СВО, составляющей 80 процентов. При этом понятно, повторимся, что, стоит произойти поражению или даже слабому компромиссу, эти же 80 процентов обрушатся с негодованием на власть и военных, сметут всё на своём пути.
Специальная военная операция на Украине приобретает затяжной характер. Такова действительность, продиктованная суровой реальностью боевых действий. Как всегда бывает в затяжных конфликтах, пока солдаты рискуют жизнью на фронте, в тылу идут не менее важные битвы: гуманитарная борьба, информационное противоборство, экономическая мобилизация. Успех возможен только в случае совместных и единодушных усилий элиты и народа.
Комментарии читателей (7):