Ленин и современность: «О нашей революции» и странные переговоры с Киевом

В январе 1923 года свет увидела статья В. И. Ленина «О нашей революции» (по поводу записок Н. Суханова) (Полн. Собр. соч. Т. 45. С. 378–382). Почему именно эта работа так важна и актуальна для нас сегодня?

Если коротко, то потому, что в ней Ленин подкрепил безусловный авторитет Великого Октября с позиций не только классового, но и цивилизационного подхода. Перед нами — подведение итогов тяжелейшего, предельно насыщенного пятилетия пребывания у власти, во главе огромного государства, в условиях внутреннего раскола, Гражданской войны, иностранной интервенции и турбулентной неопределенности настоящего и будущего.

Работа ценна ленинским взглядом на марксизм с позиций не догматизма, но диалектики, соединения теории с практикой. Важнейшее завоевание ленинской методологии — поэтапный план социалистической революции в России. В «Апрельских тезисах», обосновывая быстрый переход от Февраля к Октябрю, вождь большевиков перевел в практическую плоскость тот раунд спора с оппортунизмом и меньшевизмом, который он начал еще в 1914 году, после выхода книжки Каутского «Империализм». Каутский, как помним, провозгласил следующей после империализма стадией капитализма ультраимпериализм, по совокупности признаков — современный глобализм («перенос практики картелей на международные отношения» и «подчинение сильнейшим национальным империализмом всех остальных»).

Читайте также: Почему России следует прекратить переговоры с украинскими властями

Ленин тогда понял главное: рассуждения Каутского — не революционная «аналитика», а реакционный план европейской социал-демократии, вступившей в антипролетарский сговор с буржуазией на основе эксплуатации колоний, о которой писали еще Маркс и Энгельс. Это даже не Гобсон с его «христианским интеримпериализмом» из 1902 года; здесь все глубже и, главное, предельно конкретно. Ленин понял, что Каутский и компания и на Россию смотрят как на колонию. И в отношении к России именно как к колонии на Западе существует леволиберальный консенсус буржуазии и социал-демократии. Напомню: много лет спустя Джавахарлал Неру назвал фашизм «применением колониальных методов в самой Европе». Соединяя эту мысль с ленинским прочтением откровений Каутского, получаем причины его не только идейного, но и организационного разрыва с оппортунизмом:

— в 1915 году впервые ставится вопрос о переименовании РСДРП (б) в Коммунистическую партию;

— а последующий период до начала 1917 года знаменуются появлением трех теорий:

• теории империализма и слабого звена;

• теории социалистической революции и в ее рамках учения об объективном и субъективном факторе;

• теории государства диктатуры пролетариата.

С точки зрения европейской классики марксизма эти теории в известной мере считались «ересью», но в российской практике обеспечили победу.

Почему?

Вспомним Бердяева, далеко не чуждого марксизму, особенно в молодости. «Русский коммунизм — явление не только мировое, интернациональное, но и русское, национальное». В «Апрельских тезисах» Ленин потому настаивал на быстром переходе к социалистической революции в противовес оппортунистически-меньшевистскому «долгому вырастанию социализма в капитализме», что полностью отдавал себе отчет в колониальном статусе Февраля. И понимал главное: «выращивать» придется под внешним управлением, в колониальном подчинении Запада. И ничего путного из этого не вырастет, причем по определению. Каутский об этом рассказал, и Ленин его — понял. Еще в 1916 году в работе «Империализм и раскол социализма» Ленин говорил о «тенденции буржуазии и (внимание!) оппортунистов превратить горстку богатейших, привилегированных наций в «вечных» паразитов на теле остального человечества…»

В любом проекте — а большевизм, безусловно, проект внутри марксизма — существуют как проявленная, так и непроявленная стороны. В данном случае проявленной стороной стало классовое, социалистическое содержание Великого Октября, непроявленной — его цивилизационное, национально-освободительное содержание. В октябре 1917 года Россия сбросила с себя не только власть помещиков и капиталистов, но и колониальное ярмо, установленное в феврале заговорщиками из Прогрессивного блока IV Государственной думы, переоформленного во Временный комитет и Временное правительство. В октябре в партии параллельно с Военно-революционным комитетом (ВРК) Троцкого — Лазимира действовал Военно-революционный центр (ВРЦ) во главе со Сталиным, Бубновым и Свердловым. Это были разные центры и разные «генеральные линии». Информацию об этом в партии обнародовали много позже, в 1924 году; подробно этот факт не акцентировали никогда. Но именно решающая роль ВРЦ обеспечила переход власти на II Съезде Советов в руки ленинского Совнаркома. И позволила потом Сталину напомнить Троцкому, что в Октябре не он один, а многие героически сражались, хотя своих заслуг, в отличие от Троцкого, не выпячивают.

Еще раз. Каутский под видом концепции ультраимпериализма, он же глобализм, предъявил проект порабощения России западным альянсом буржуазии и социал-демократических соглашателей. Ленин ответил отказом, заклеймил Каутского как оппортуниста и объявил оппортунизму войну. Обеспечив новаторскую для марксизма идейно-теоретическую базу Великого Октября, выстроенную на особенностях нашей страны, которые отличают ее от Запада, Ленин осуществил Октябрь не благодаря, а вопреки европейской марксистской традиции. И надо понимать, что проекцию колониального оппортунизма в России составлял меньшевизм, а внутри большевистской партии, после окончательного обособления меньшевиков в мае 1917 года — троцкизм. Есть множество свидетельств вовлеченности Троцкого в связи с западными разведками, прежде всего австрийской и британской, и американскими олигархами. Даже эпизод в Галифаксе, если его разбирать непредвзято, выводит на очевидный вывод, что и арест, и освобождение Троцкого были операцией британских спецслужб.

Нынешние фальсификаторы пытаются оклеветать Ленина и замазать его мифическими «связями с немцами» потому, что их бесит не столько социалистическая, сколько именно национально-освободительная составляющая Великой Октябрьской социалистической революции, которая полностью разрушила их планы, похоронив тогда глобалистский проект на завершающей стадии его осуществления.

Так вот работа «О нашей революции» особенно важна тем, что в ней Ленин, подводя итоги, он сам это понимает, жизненного пути, раскрывает именно эту, непроявленную сторону Октябрьского проекта. Обвиняя «трусливых реформистов» — оппортунистов и меньшевиков — в абсолютизации западноевропейского пути развития капитализма и буржуазной демократии, Ленин говорит о своеобразии революций за пределами Запада. И применительно к нашей стране связывает их, во-первых, с империалистической войной, во-вторых — с неевропейским (!) характером России. Главное: он камня на камне не оставляет от меньшевистского тезиса, что мы будто бы «не доросли до социализма», отказывается от того самого «вырастания» социализма в пробирке внешнего управления. Отказывается следовать рекомендациям глобализаторов из II Интернационала. Что и как делает Ленин? Он, по сути, ставит под сомнение безальтернативность экономического детерминизма — краеугольного камня классового подхода, хотя прямо об этом все-таки не говорит. Вот как это звучит:

«Россия не достигла такой высоты развития производительных сил, при которой возможен социализм». С этим положением все герои II Интернационала … носятся как с писаной торбой. Ну, а что, если своеобразие обстановки поставило Россию … ее развитие на грани начинающихся и частично уже начавшихся революций Востока в такие условия, когда мы могли осуществить именно тот союз «крестьянской войны» с рабочим движением, о котором как об одной из возможных перспектив писал … Маркс в 1856 году по отношению к Пруссии?»

«Что если полная безвыходность положения … открывала нам возможность иного перехода к созданию основных посылок цивилизации, чем во всех остальных западноевропейских государствах?»

«Вот и мы ввязались сначала в октябре 1917 года в серьезный бой, а там уже увидали такие детали развития … как Брестский мир или НЭП и т.п.»

И самое главное:

«Нашим европейским мещанам и не снится, что дальнейшие революции в неизмеримо более богатых населением и неизмеримо более отличающихся разнообразием социальных условий странах Востока будут преподносить им, несомненно, больше своеобразия, чем русская революция».

Противопоставление Запада и Востока — это какой подход? Разве классовый? И разве в первый раз? Разве не было до этого знаменитого «мы оборонцы с 25 октября 1917 года»? Разве не была мягко задвинута на периферию тема мировой революции после того, как ее окончательно оседлали троцкисты? Неужели не ясно, что в «разнообразие социальных условий» Ленин здесь вкладывает не только и не столько классовое, сколько цивилизационное содержание? И разве мы не видим, что ленинское пророчество полностью сбылось — в том же Китае? Ну, посмотрите, коллеги, теорию новой демократии Мао Цзэдуна, из которой вырос весь современный китайский триумф, связанный с «китайской спецификой» и «китаизацией марксизма», о котором и сейчас говорит Си Цзиньпин! Мы разве не отдаем себе отчет, что «октябрьское своеобразие», по Ленину, — это в известном смысле русификация марксизма, которую повторила его китаизация? Но любая «национализация» марксизма – это отнюдь не «уступка национализму». Это адаптация марксизма к национальным особенностям. То есть – ленинское своеобразие. Там, где, как в России и Китае, этот адаптационный доворот сделали — победили. Решающее звено победы Великого Октября — известная программная коррекция аграрного вопроса, исключившая национализацию земли, разве не так? Не пролетарского вопроса, а именно аграрного! Хотя и пролетарский вопрос, как выяснилось к X съезду, тоже созрел к доработке. Там же, где, как в Баварии и Венгрии, поперли в лоб, положившись на унифицирующий догматизм, — там все быстро рухнуло. Кому это непонятно? И у нас рухнуло — именно тогда, когда принялись тешить себя обанкротившимися неотроцкистскими благоглупостями поздней КПСС, которая, между прочим, в 1963 году прилюдно и вчистую проиграла КПК так называемую «великую полемику». Которая велась как раз об этом, о последствиях для коммунистического движения и для СССР глубоко ошибочных решений XX съезда КПСС?

Почему мы не задумываемся о том, что от ленинской «О нашей революции» прямой мостик переброшен к знаменитой сталинской речи на XIX съезде ВКП (б) – КПСС? Там разве не говорилось, что буржуазия выбросила знамена демократии и национально-освободительной борьбы и их по силам поднять только коммунистам? Казалось бы, все предельно ясно, но нет. Троцкого и по сей день пытаются прикрыть Лениным, противопоставив Сталину их вместе, что не соответствует исторической действительности.

И в заключение работы Ленин передает «пламенный привет» тому самому Каутскому, с которого все и началось. Тех, кто ему следует буквально, то есть оппортунистов, меньшевиков и троцкистов, отливающих догмы «в граните», Ленин называет «просто дураками». Коротко и ясно.

Что нам важно для современности?

Первое. Без поправки на цивилизационное своеобразие классовый фактор не работает. Опосредуя национальные интересы, коммунисты загоняют себя в тупики меньшевизма и троцкизма.

Второе. Троцкизм не большевизм, а внутрипартийная проекция оппортунизма и меньшевизма. Прикрытие глобализма пролетарской риторикой. Троцкизм — это псевдокоммунизм, а по сути антикоммунизм со штабом не в России, а на Западе. Причем так было всегда, еще со времен Августовского блока. Почему мы забываем, откуда и когда Троцкий появился в большевистской партии?

Третье. Без субъективного фактора объективный — гниет, причем безгранично долго (работа «Последнее слово «искровской» тактики»). Справедливо и обратное утверждение: вздувать субъективный фактор без объективного — бессмысленно. А именно на это многие сегодня кладут все свои силы, не зная, куда их применить с пользой дела.

Четвертое и главное. Здесь перебрасывается мостик от советского опыта к китайскому, сегодня — единственному успешному. В странах зависимого капитализма европейские революционные подходы, которые Ленин развенчивает в обсуждаемой работе, — неприменимы. Работает — и Ленин, кстати, блестяще доказал это на практике и в октябре 1917 года, и после него — тактика единого фронта, широкого альянса сил, готовых противостоять внешнему управлению, включая национальную некомпрадорскую буржуазию (в ленинской оптике — крестьянство и полупролетарские элементы). НЭП, кстати, свернутый у нас в связи с подготовкой к войне, в Китае затянулся и сворачивается только сейчас, тоже в условиях роста внешней угрозы.

Пятое. Самый основный прикладной вопрос в марксизме, определяющий тактику и значительную часть партийной стратегии, — в чем заключено главное противоречие современности? Если кто-то по привычке апеллирует к буржуазии и пролетариату, то сильно ошибается. При глобализме (он же — ультраимпериализм Каутского), особенно в условиях цифровизации, капитализм злокачественно перерождается и мутирует в посткапитализм, которому, в отличие от классического капитализма и даже от империализма, не нужно воспроизводство ни рабочей силы, ни самих общественных отношений. Посткапитализм заменяет рабочих роботами; отсюда — неомальтузианские концепции радикального сокращения численности населения, облеченные в проект «великой перезагрузки» Клауса Шваба и Совета по инклюзивному капитализму при Ватикане. Отсюда же концепции «креативного класса» — «новых кочевников», по Жаку Аттали, и «прекариата» — заменяющего промышленный пролетариат деклассированным люмпеном — BLM, ЛГБТ, «зеленые» и т.д. «Четыре ДЕ» так называемого «устойчивого развития», оно же — «управляемый хаос»: ДЕиндустрилизация, ДЕпопуляция, ДЕсоциализация, ДЕсуверенизация. Методы: пандемия — цифровой концлагерь — «зеленый» переход — продовольственный кризис (он же — голод). Называют это все «четырьмя всадниками апокалипсиса». На «библейском проекте» спекулируют, чтобы, имитируя Божий Промысел, напугать необратимостью и парализовать волю к сопротивлению.

Отсюда главное противоречие современности: между глобализмом и институтом национальной государственности. А не между буржуазией и пролетариатом. Еще раз: между глобализмом и институтом национальной государственности. Единый фронт внутри национальных государств — непременное и неотменяемое условие национальной консолидации, без которой глобализма не одолеть. Главный вопрос сегодня — быть или не быть человеку и человечеству вообще, а не то, какими им быть. Какими именно — этот вопрос, а он и есть вопрос о капитализме и социализме — встанет только когда и если глобализм будет побежден, а национальные государства — сохранены. При победе же глобализма дилемма капитализма и социализма полностью утрачивает актуальность. Ее заменяет дилемма элитарного меньшинства продвинутого «глобального города» и погруженного в архаику большинства «глобальной деревни», которое приговорено к «плановой утилизации». Нет страны — нет ни капитализма, ни социализма, ни дискуссии по этому вопросу. Если мы, коммунисты, этого не поймем и не сделаем из этого выводов — шансов никаких, ни у нас, ни у тех, кто нам доверяет. Лакмусовая бумажка этого понимания — отношение к тому, что происходит на Украине и вокруг нее. В том числе в российских верхах, где пятая колонна, оправившись от первого шока, связанного с началом спецоперации, приступила к деятельности, почти шаг в шаг повторяющей деятельность того самого Прогрессивного блока из августа 1915 года. Все эти позорные переговоры, в результате которых — не все знают — так называемый «договор» был в Стамбуле парафирован в обход мандата делегации, все эти заявления мединских, песковых, абрамовичей и прочих ельцин-центров — это курс на поражение и провал военной спецоперации. Пятая колонна, эта «партия измены», видит поражение единственным шансом на отмену санкций и восстановление своих позиций в так называемой глобальной элите, куда они думали, что входили, а на самом деле их там держали за «бросовую агентуру». И санкции объявили потому, что эта агентура провалилась, допустив превентивное проведение. Не выполнила той задачи, которую перед ней поставили хозяева-глобалисты, — чтобы Россия умерла, не дернувшись. Теперь перед пятой колонной поставлена уже другая задача, о которой Байден проболтался в Польше, — убрать Путина от власти — напрямую или с помощью фактической капитуляции, которой станет остановка операции без достижения ее целей — полной демилитаризации и денацификации бандеровско-неонацистской Украины.

Где в этой ситуации место коммунистов, которые сегодня, называя вещи своими именами, раскололись именно по старой и хорошо знакомой линии между Лениным и Сталиным, с одной стороны, и Троцким, с другой? Во-первых, даже с классовой точки зрения коммунисты должны быть там, где у пролетариата имеются шансы. В глобализме их нет. В рамках национальной, пусть и буржуазной государственности они остаются постольку, поскольку сохраняются традиционные производительные силы и производственные отношения. Во-вторых, любой, даже тактический альянс с фашизмом, он же глобализм, вспомним определение Неру, для коммунистов является троцкистско-меньшевистским уклоном и актом самоуничтожения. Или на этот счет есть другие мнения? Искренне надеюсь, что все предельно ясно.

Надо подчеркнуть, что именно на этих позициях давно и прочно находится движение «Суть времени» Сергея Кургиняна. Именно так, по-государственному, повела себя и КПРФ; коммунистическому движению следует учесть и осмыслить опыт обращения Компартии за признание народных республик Донбасса. Не забывая при этом, что свой проект решения этого вопроса выдвинула и «Единая Россия», но в итоге с ним «пролетела». И «партии власти» ничего не оставалось, как проголосовать за проект КПРФ. Именно коммунисты решительно и безоговорочно поддержали президента Путина в проведении спецоперации и однозначно встали против провокационных переговоров, суть и смысл которых, это надо понимать, определенными группами во власти были подменены с номинальных, для отвода глаз, на реальные, оказавшиеся капитулянтскими.

Еще раз: в условиях военной операции президент и Главковерх должен быть обеспечен 100%-ной поддержкой коммунистов. Все разговоры насчет «буржуазного» происхождения власти в условиях схватки с глобализмом, он же фашизм, равносильны национальному предательству. При этом не 100, а все 200% усилий должны быть направлены на то, чтобы разоблачать — и с национально-государственных, и с классовых позиций – подрывную деятельность компрадорского звена «партии измены» — олигархата, либералов, политических администраторов, которые выступают «за мир» ценой сдачи национальных интересов. Если обобщить, то именно коммунистам сам Бог велел выступить инициаторами самого широкого патриотического, антифашистского общественного консенсуса. Мы никогда не должны забывать, сколько советских людей — членов ленинской партии и беспартийных — пали смертью храбрых на фронтах Великой Отечественной войны, ушли из жизни в тылу, героически трудясь во имя Победы. Мы всегда должны помнить, сколько жизней унесла борьба с бандеровским подпольем после войны. Фашизм, нацизм, бандеровщина как крайние проявления агрессивного буржуазного национализма — экзистенциальные, метафизические враги коммунизма, ни малейшее колебание или оправдание здесь недопустимы.

Следующее. Только слепой не видит, что любые военные действия, которые Россия ведет на постсоветском пространстве, особенно против поддержанного Западом национализма, приближают воссоздание единой страны. Напомню, кто забыл. 11 марта президенты России и Белоруссии Путин и Лукашенко в Москве открыто обсуждали интеграционные вопросы, причем именно в контексте воссоздания СССР. В СМИ проходили соответствующие утечки относительно близкой нам всем юбилейной даты 30 декабря 2022 года. Обращу внимание скептиков на приверженность российской власти определенному символизму. Признание Донбасса произошло вечером 21 февраля, практически минута в минуту с восьмой годовщиной подписания в Киеве соглашения между Януковичем и оппозицией, в котором западные фарисеи выступили «гарантами». Цену этим гарантиям мы тогда узнали уже на следующий день. Признание ДНР и ЛНР в этот день — это символический ответ киевскому перевороту 2014 года. 30 декабря в этом году — день еще более символический. Посмотрим.

Я бы даже не стал предвосхищать конкретные интеграционные формы. Искренне убежден, что сама жизнь предъявит все необходимые аргументы в пользу советского типа государственности, с соответствующими коррективами, исходя из исторического опыта. Поэтому нет смысла втягиваться в дискуссии на этот счет; главная задача коммунистов, на мой взгляд, — сосредоточиться на поддержке военной операции, конечных целей демилитаризации и денацификации Украины с упором на разоблачение национал-предательской, буржуазно-компрадорской сущности сил, которые добиваются ее остановки. Путь к возрождению всего, что нам близко и дорого, лежит всецело и только через Победу. Полную и безоговорочную.

И в заключение — итоговая, можно сказать резюмирующая мысль, которой хотел бы поделиться. Мы все по инерции говорим о возврате к советскому проекту, к СССР, в контексте социалистической революции. Это красной нитью проходит через абсолютное большинство трудов и материалов на историческую тему, связанных с коммунистическим движением. Между тем, считаю важным обратить внимание на то, что восстановление СССР не революционный, а реставрационный, то есть консервативный в своей сути процесс. Согласиться с этим — значит существенно расширить горизонты своих возможностей. Не только в стратегии, но и, как мы понимаем, в тактике. И не случайно та же «Суть времени» и ее лидер Сергей Кургинян не устают говорить о «левом консерватизме», связывая с ним будущее коммунистического движения. С этим главным выводом доклада хотел бы соотнести и связанную с ним вторую мысль. Наша базовая теория общественно-экономических формаций до сих пор не знает ответа на вопрос об обратном движении «исторического маятника». Реставрация капитализма произошла вопреки всем теоретическим постулатам. Сохранение классовой дифференциации для этого — слабое оправдание, особенно в связи с поздним советским выводом о «полном и окончательном» построении социализма. И мы сегодня находимся в теоретическом вакууме, в котором не работают раз и навсегда усвоенные «истины». Это я к тому, что гибкость, которой Ленин учил в обсуждаемой сегодня работе, в полной мере распространяется и на теоретическое творчество. Любые же ссылки на «неопровергаемые константы» на самом деле уязвимы самим фактом их опровержения практикой 1991 года. Опыт китайских товарищей, которые, в отличие от КПСС, своевременно и полноценно внесли цивилизационный фактор в идейно-теоретическую платформу своей партии, да будет нам в помощь. Учиться — не стыдно и никогда не поздно. Стыдно и бесперспективно — упорствовать в заблуждениях, которые один раз уже привели к историческому краху. Догматизм не имеет и никогда не имел ничего общего с реальной политикой, которая далеко не так одномерна, как изложено в советских учебниках по научному коммунизму.

Возвращаясь к вопросу о революционном пути, хотелось бы обратить внимание на две вещи. Первая относится к истории. Нельзя путать революцию с вооруженным восстанием, решение о котором было в вынужденном порядке принято под влиянием внепартийных обстоятельств — реакционного переворота с ликвидацией двоевластия и невозможностью мирной передачи власти Советам. И вторая вещь, современная. Выдвижение лозунга «Никакой поддержки Временному правительству!» в совокупности с организационными мероприятиями по формированию альтернативных, народных органов власти, возможны и оправданы в том случае, если компрадорская верхушка «партии измены», противостоящая Путину, слившись с глобализмом, окончательно разорвет с национальными интересами. И устроит государственный переворот, аналогичный февралю 1917 года. Учитывая более чем 80%-ную поддержку Верховного Главнокомандующего и военной операции, такие действия нельзя будет расценить иначе, чем объявление стране и народу гражданской войны. И ответ коммунистов должен быть соответствующим. Об этом следует прямо заявить уже сейчас.

Товарищи! Жизнь дает российскому коммунистическому движению уникальный шанс на «второе дыхание»; в том числе за счет очевидного, хотя и ожидаемого предательства либералов, чья идеология тридцать лет служила во власти неофициальной доминантой. Тем, кто не определился с выбором, но считает себя левым, давно пора это сделать.

Материал представляет собой текст авторского доклада на 29-м заседании дискуссионного клуба в Доме Плеханова Российской национальной библиотеки (РНБ) в Ленинграде — Санкт-Петербурге 21 апреля 2022 года.