Почему России следует прекратить переговоры с украинскими властями

Дня не проходит, чтобы очередная столица или деятель от ее имени не вылезли с инициативой о посредничестве в украинском кризисе. Зуд «миротворчества» с «добавками» в виде вооруженной «миссии» НАТО и без таковых обуял очень многих — от поляков, у которых исторический комплекс неполноценности по отношению к России, до турецкого президента Реджепа Тайипа Эрдогана и очень далеких, казалось бы, от украинской темы швейцарцев. Свои услуги в улаживании конфликта предложил даже казахстанский президент Касым-Жомарт Токаев. И это после того, как республику всего три месяца назад саму пришлось вытягивать из трясины конфликта. И отнюдь не с помощью посредничества, а в лоб. Хотя, как сейчас выясняется, «внешний фактор», на который все было тогда списано, на самом деле имел в основном внутреннее, «семейное» происхождение.

Особняком в списке тех, кто предложил дипломатическую помощь, стоят китайские товарищи. Во-первых, объяснение в уровне сложившихся отношений между Москвой и Пекином, а главное — в честности и последовательности позиции, занятой последним в украинском вопросе. Та откровенность и жесткость, с которыми в Пекине осуждают подрывную роль США и НАТО в украинском конфликте, показывают, что дипломатия Поднебесной выступает на российской стороне. А значит, никаких подвохов здесь нет, и им неоткуда взяться. С Китаем, как показывает очередной визит, теперь уже в Тунси (провинция Аньхой) главы российского МИД Сергея Лаврова и ход его переговоров с китайским коллегой Ван И, существует полное взаимопонимание. И даже если тема встречи посвящена Афганистану, китайская сторона все равно подчеркивает свою поддержку России в основном для нас вопросе. И мы эту поддержку ценим, ибо друг познается не тогда, когда все хорошо, а когда это нужно. Во-вторых, Китай из-за этой позиции подвергается жесткому давлению со стороны Запада, не только США, но и Европы, которая, действуя под диктовку Вашингтона, чтобы насолить России, готова даже «выстрелить себе в ногу». И поставить под вопрос наработанные и устоявшиеся двусторонние торгово-экономические связи с Китаем, а также недавно устоявшуюся их логистику. Утечки из американских концептуальных разработок показывают, что если Россия рассматривается как «острая», непосредственная угроза, связанная прежде всего с военной сферой, то долгосрочное, изматывающее противостояние США намечают как раз на китайском «фронте», и это накладывает на ситуацию свой отпечаток. В-третьих, надо понимать, что озабоченность Пекина продолжающимися военными действиями имеет и внутреннее китайское измерение. С одной стороны, тайваньское: понимая, что в «горячую» фазу конфликт на Украине переведен исключительно усилиями США и НАТО, в Пекине опасаются, что по тому же пути военных провокаций Вашингтон пойдет и на Востоке. Тем более что сепаратистскому режиму в Тайбэе поставляются отнюдь не Стингеры, Джавелины и NLAW, а танки, боевые самолеты и корабли. Хотя продолжение конфликта на Украине не только поощряет США на глобальную эскалацию, но и заставляет задуматься о последствиях попыток действий на двух фронтах; в правящих кругах и разведсообществе США зреет мнение, что это Вашингтону уже не под силу. С другой стороны, если в обсуждении военных вопросов выйти за рамки Европы, то в АТР меняется баланс сил, и не в пользу российско-китайского союза. По итогам выборов в Южной Корее к власти пришел Юн Сок Ёль — проамериканский оппонент прежнего президента Мун Чжэ Ина, который с самого начала открыто заявляет всестороннюю поддержку Вашингтона и жестко критикует Москву за действия на Украине. Как минимум это означает предстоящий и уже начавшийся рост напряженности вокруг КНДР; буквально в канун успешного испытания Пхеньяном стратегической МБР «Хвасон-17» в Москве прошли переговоры С. Лаврова с китайским спецпредставителем по урегулированию на Корейском полуострове Лю Сяомином. Уже понятно, что ситуация меняется и в регионе возникает новая точка напряженности, и не единственная, учитывая активизацию Вашингтоном спекуляций вокруг китайских островов в акватории Южно-Китайского моря. Иначе говоря, конфликт на западе Евразии, ограничивая возможности коллективного Запада, тем не менее, если последнему удастся развязать войну и на Востоке, станет для Москвы и особенно Пекина серьезным осложняющим фактором. С третьей стороны, не устанем повторять, что осенью нынешнего года в Китае пройдет XX съезд КПК, а в марте будущего года — сессия ВСНП. Оба события — рубежные и судьбоносные в том смысле, что впервые с прошлого века будет решаться вопрос о пролонгации властных полномочий за рамки двух сроков, в течение которых у рычагов власти уже находится Си Цзиньпин. Внешнеполитические потрясения — не лучший фон для этого, не говоря уж о том, что предельной стабильности в такие периоды требует и китайская партийная традиция, тесно связанная в этом смысле с прежней советской партийной традицией. Словом, китайские предложения посредничества в украинском конфликте — это, условно говоря, поиск путей смягчения внешнего давления, не поступаясь при этом базовым принципом безоговорочности поддержки России, на стороне которой, примеров множество, находится и самое широкое общественное мнение КНР. Даже проходила информация о специальных курсах по правильной интерпретации кризиса между Россией и Украиной с позиций критики США и НАТО, которые проводятся с преподавательским составом крупных китайских вузов. То есть с контингентом, который непосредственно влияет на наиболее образованную часть молодежной аудитории.

Ранее на ИА REX: Спасибо Эрдогану... но что дальше? К результатам переговоров в Стамбуле

Что касается остальных потенциальных посредников, то они либо пытаются реализовать избыточные амбиции, либо попросту пиарятся на этой важнейшей теме, перевернувшей международную повестку. И в этом смысле важно выделить весьма навязчивые и противоположные по содержанию китайской инициативы французского и швейцарского лидеров — Эммануэля Макрона и Иньяцио Кассиса. Прежде всего, это совсем иной проект, чем примитивная миссия поляков, чехов и словенцев, с которой начинались обсуждавшиеся недавним саммитом НАТО спекуляции вокруг претензий Варшавы на Львов и, шире, запад Украины. В смысле, это не американская, а скорее британская игра. Франция и Швейцария, как никто другой в Европе и мире, — средоточие корпоративных интересов международной банковской группы, центром которой считается двухголовый спрут клана Ротшильдов. Суетню, которую демонстрирует Макрон, быстро теряющий поддержку избирателей перед предстоящим 10 апреля первым туром президентских выборов, еще можно списать на текучку. Помимо электорального фактора, ходят упорные слухи, что его «миротворческие» инициативы относительно Мариуполя объясняются застрявшей в городе группой неких натовских спецов, владеющих информацией, которая «не должна попасть к русским». Обнаружение их — по сути casus belli, и Париж это сильно пугает. Однако что касается Кассиса, ранее присоединившего свою «вечно нейтральную» страну к антироссийским санкциям, то понятно, что сюда примешался глобалистский фактор. Федеральный совет Швейцарии, внутри которого происходит ротация президентских полномочий, — государственный орган, наиболее полноценно представленный в ряде теневых глобально-управленческих институтов. Не забудем: в апреле 2014 года именно визит в Москву тогдашнего президента Альпийской республики Дидье Буркхальтера («злые языки» говорят, что он привез некое «послание») повлиял на остановку сценария принуждения Киева к миру в Донбассе, который только-только оформлял свою самостоятельность после февральского государственного переворота на Украине. Так что швейцарские «миротворцы» — канал, которым пользуются совсем другие силы. Чего хотят? Однозначно сказать невозможно; наиболее вероятная из видимых версий — втянуть Россию в переговорный процесс на своей площадке с тем, чтобы попытаться «управлять» поведением Москвы в собственных интересах. Другой возможный резон — попытка реанимации эпидемического фактора, авторы и организаторы которого начинают оправляться от шока, вызванного моментальной сменой «картинки» с коронавирусной на военную. И пытаются «отмотать назад», спекулируя на якобы «росте заболеваемости» (предпринимаются такие попытки и у нас, потворствовать которым недопустимо).

Каков этот интерес, в рамках которого Москву стремятся вернуть под «контроль» — мы только что увидели на примере стамбульского переговорного раунда со всем, что ему сопутствовало. Надо ли говорить, что «миротворчество» Эрдагана, который, сохраняя каналы связи и с Москвой, и с Киевом, продолжает продвигать пантюркистский проект в Средней Азии, теперь, после казахстанского фиаско, уже в Узбекистане, точно так же тесно связано с британскими корнями, как и швейцарское. Только это другой вариант, «запасной», явно рассчитанный на воспроизводство на Украине «серых» схем войны без конца и раздела на сферы влияния по сирийскому образцу. Но главное — проекция на Россию в смысле внутренней политики, и мы, только что увидев, как именно это происходит, просто обязаны сделать выводы. С одной стороны, российский лидер Владимир Путин уже сказал, а глава МИД С. Лавров за ним повторил, что западные бывшие «партнеры», находящиеся теперь в статусе вероятного противника, априори не могут предложить нормального посредничества. Причем по определению. С другой, турецкий прецедент, сыгравший на пиар Эрдогана в интересах англичан и стоящей за ними «глубинной корпорации», просто обязан зафиксировать, что западными являются все варианты возможного «посредничества», за исключением разве что китайского и сербского. Согласиться на предложение Анкары, без сомнения, побудила совокупность разных расчетов. И понимание отнюдь не исключенного в случае активизации польского фактора вовлечения в конфликт Белоруссии, о чем уже заявлял ее лидер Александр Лукашенко (поэтому в том числе возникли осложнения на брестско-гомельской переговорной площадке). И стремление «подбросить» Эрдогану «очков» в его конфронтации с Европой, поощрив тем самым и противоречия с США. На деле — это следует понять и признать — обернули ситуацию с точностью до наоборот, выставив на всенародное обозрение внутренние трещины в «элите», где позиции сохраняет притаившееся «до лучших» (для себя) и худших (для страны) времен либеральное лобби. Параллельно обозначился контур и второго, совсем уж неприемлемого раскола между связкой Главковерх — народ с одной стороны и значительной частью «элитарного бомонда» с другой. Открыто противостоять последнему, давайте называть вещи своими именами, явив пример настоящего, а не словесного русского патриотизма и политического мужества, взялся только Рамзан Кадыров; остальные записные «патриоты» как в рот воды набрали.

Очевидно, что единственно верным решением в сложившейся ситуации становится немедленная остановка всех переговоров. Понятно, что это не улучшит имидж России в глазах проамериканского «мирового сообщества», но надо понимать и то, что терять в этой части планеты нам давно уже нечего. И эскалация разрыва навсегда, на десятилетия вперед, вопреки стенаниям олигархов вроде Владимира Потанина и западных проституток вроде «Ельцин-центра», превращается в инструмент самосохранения страны. И ее очищения от внешнего компрадорского, оно же олигархическое, и либерально-правозащитного, оно же пораженческое, влияния. Не должно быть никаких иллюзий: возврат после окончания спецоперации к прежнему порядку вещей во внутриполитической жизни невозможен. Между обществом и властью сформируется новый общественный договор, содержание которого будет определяться не «рыночным» офисным планктоном, а молодыми, украшенными боевыми орденами фронтовиками-победителями. О военных аспектах так называемого «переговорного процесса» даже говорить не приходится: ничто не подрывает моральный дух воюющей армии больше, чем заявления Мединского и журналистский микрофон, суетливо уроненный одетым в гражданку генералом — заместителем министра обороны страны, побеждающей на фронте, но почему-то оправдывающейся за его пределами.

Чтобы заострить всю абсурдность «переговорного» происходящего, перенесемся в декабрь 1942 — январь 1943 годов и представим себе, скажем, швейцарскую или турецкую инициативу посредничества в достижении «перемирия» на советско-германском фронте в момент подготовки к ликвидации окруженной в Сталинграде группировки Паулюса. (А сейчас ведь точно такая же ситуация, только бандеровского «Паулюса» окружили не на Волге, а в разрушенном им Донбассе, которому он принес неисчислимые страдания). Или разговоры о «перемирии» в апреле 1945 года, чтобы советские войска остались на Одере, а гитлеровский режим в Берлине смог бы «перевести дух» и собраться с силами. Даже 1 мая 1945 года, даже в центре разрушенной столицы рейха и даже после самоубийства Гитлера — что ответил генерал-полковник В. И. Чуйков генералу Кребсу на просьбу пропустить в Берлин «преемника» гросс-адмирала Деница? Сначала полная и безоговорочная капитуляция (демилитаризация и денацификация) — потом все остальное. С тем Кребс и отбыл с КП 8-й гвардейской армии. И. В. Сталину даже в последние дни войны не нужна была связь с рядившимся в «мирную» тогу нацистским руководством; он понимал, что ближайший путь к миру — полный и окончательный военный разгром врага в его логове. А мы что, этого не понимаем? Или главная проблема все-таки в том, что, почти уничтожив пятую колонну еще перед войной, Сталин попросту не нуждался в услугах ее жалких остатков по сохранению «контактов с Европой», цену которой и которым вождь прекрасно знал? И не испытывал со стороны этой «колонны» никакого «давления», опираясь в своей руководящей и командной деятельности не на «элиту», а на народ, который его безоговорочно поддерживал.

И последнее. Разговаривать на Украине не с кем. Формальное признание Зеленского президентом не означает его дееспособности в этом качестве в условиях, когда появляется все больше информации о жестком контроле над ним руководства США и коллективного Запада. Да и денацификация как цель операции означает как минимум снос режима сверху донизу — до последнего неонациста из провинциальной ОГА. Хотите вести переговоры — учредите на освобожденных территориях новую государственность и новое руководство, сформированное путем делегирования ему полномочий создаваемых на местах военно-гражданских администраций (ВГА). С ними и только с ними целесообразно обсуждать будущее территории, именующейся «Украиной». Что касается «официального» Киева, то там сейчас вести диалог не только не с кем, но и не о чем.

Мы очень широко и справедливо проводим параллели сегодняшней операции с выигранной Советским Союзом Великой Отечественной войной, но делаем это как-то избирательно. Между тем, если перед нами настоящий фашизм, нацизм, а к тому, что это именно он, буквально взывают невинные жертвы Донбасса и остервенелость сопротивления ВСУ и нацбатов, никакие «элитарные», по сути, групповые интересы, никакие «высшие» политические соображения делать политику не могут и не должны. Хотя бы под угрозой неизбежных лишних потерь и, главное, дискредитации справедливости исторического правого дела, которому на поле боя служит героическая российская армия — подлинный источник консолидации власти и народа.