Наговорив страстей про возможную реакцию США и НАТО на американскую же и натовскую «химическую» провокацию, президент США Джо Байден, явно подзабывший, чьим зарином травили сирийских детей в надежде списать это на Россию, сделал два резонансных заявления — по Украине и по членству России в «Группе двадцати». И их можно считать «крупными» итогами брюссельских посиделок, участники которых умудрились единым образом отметиться сразу в трёх форматах (чтобы не сказать, «ликах») — G7, НАТО и ЕС. Как ни парадоксально, эти заявления, во-первых, взаимосвязаны, а во-вторых, уложены в контекст предыдущего явления «сонного Джо» urbi et orbi — перед американским бизнесом. Там Байден заговорил об исчерпанности миропорядка, сформированного в 90-е годы после распада СССР и о начале новой холодной войны против России и Китая, которые, как он признал, вышли из американской мир-системы уже даже и концептуально. То есть имеют свой взгляд на мир и на то, что в нем происходит. И свои планы на настоящее и будущее, которые по мере сближения двух стран все более оформляются даже не в цивилизационный, а в межцивилизационный — глобальный проект. В Брюсселе же первое, интересующее нас, что прозвучало из уст Байдена — фактический отказ США от мантры «территориальной целостности» Украины, которой, оказывается, теперь самой предстоит «решать, нужно ли идти на какие-либо территориальные уступки на переговорах с Россией». Оговорка, что это Киеву скорее всего не потребуется, — именно оговорка. Байден даже не заметил, что тем самым попросту обнулил переговорные позиции Эммануэля Макрона и Олафа Шольца, постоянно названивающих, чтобы поговорить на эту тему, российскому президенту Владимиру Путину. Обнулил? Или дал команду обнуляться, ибо нахрапом Россию взять не удалось, а дальнейший шантаж без результативного «выхлопа» подрывает авторитет США, в том числе в глазах их западных партнеров.
Второе заявление — по «двадцатке» — по сути подвело черту под развернувшейся вокруг этого дискуссией. Байден поддержал инициативу ряда стран об исключении России, предложив включить вместо нас Украину, но при этом признал, что далеко не все с этим согласны. И в качестве «компромисса» заикнулся о допуске украинцев на саммит «двадцатки», который пройдет в конце нынешнего года на индонезийском курортном острове Бали, в качестве «наблюдателей». Ранее сообщалось, что В. Путин на этот саммит собирается, однако после заявления Байдена в Кремле заявили, что никакой катастрофы России выход из G20 не несет. Это чистая правда; более того, неучастие в ней вполне логично после оставления Россией «большой семерки» несколько лет назад. «Двадцатка» — такое же производное от институтов американской глобализации, как и G7. Если коротко, то в G20 не 20, а 22 члена, ибо помимо отдельных государств и ЕС, в нее входят МВФ и Всемирный банк (ВБ). Система формирования — пять условных групп. Первая — пять из шести стран-учредительниц базельского Банка международных расчетов (БМР): Великобритания, Германия, Италия, Франция и Япония (без Бельгии, которая учредитель, но в «двадцатку» не входит). Вторая группа — большая часть членов «Группы десяти» — совета директоров БМР — те же плюс США и Канада, минус не входящие в G20 члены G10 — Нидерланды, Швеция и, дополнительно, с одиннадцатым мандатом, Швейцария (на ее территории БМР располагается). Строго говоря, «десятка», про которую мало что известно даже специалистам — это подписанты парижского Соглашения о займах от 1962 года, которое сегодня по-прежнему существует в модифицированном виде. Третья группа — ЕС, а также упомянутые 21-й и 22-й участники — МВФ и ВБ. Четвертая группа — «большие» экономики, отобранные по критериям все того же БМР, но не входящие в его руководящие органы: Австралия, Аргентина, Индонезия, Мексика, Турция, Южная Корея и Саудовская Аравия. И наконец, пятая группа, которая вместе с четвертой образует пул участников «второго порядка» (то есть, называя вещи своими именами, второго сорта) — страны БРИКС — Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка. Как видим, «двадцатка» — инструмент Банка международных расчетов, этого «клуба центробанков». И понятно, что ее решения готовятся именно там, а остальные участники — для декорации и массовки — видимости коллегиальности их принятия. Это становится тем более ясно, если учесть, что в формат глав государств и правительств G20 была переведена в 2008 году, с началом мирового финансового кризиса, остановленного в 2009 году совместной позицией России и Китая, а до этого она функционировала в формате глав минфинов и центробанков. То есть представляла собой «закладку» под будущее глобальное переформатирование. С того же самого 2009 года неформальным «куратором» G20 в БМР служит Базельский комитет по банковскому надзору, в структуру которого помещен Совет по финансовой стабильности «двадцатки» — СФС или FSB, созданный после предотвращения Москвой и Пекином планов «глубинного государства» организовать глобальный дефолт, обнулив «зеленую» мировую резервную валюту и заменив ее новой. План включал целый ряд последовательных шагов, но это отдельная тема.
Ранее на ИА REX: Китай и Россия сегодня: дружественный нейтралитет. Впереди – Тайвань
«Семерка» же — рупор Трехсторонней комиссии, наиболее представительного глобального института концептуального управления политическими процессами, который увенчивает триаду таких институтов в рамках регионов и их групп. Трехсторонняя комиссия содержит три региональные группы — североамериканскую, европейскую и азиатско-тихоокеанскую. Список стран-представителей этих групп — США, Канада, Великобритания, Германия, Италия, Франция и Япония совпадает с G10 и включает 70% ее состава. Так что широко анонсированный несколько лет назад перевод «двадцатки» в формат высшего уровня с передачей ей от «семерки» полномочий глобального экономического центра — суть внутренняя рокировка «глубинного государства», в котором из соображений конъюнктурного популизма посчитали, что упор нужно перенести из политической сферы в экономику и за счет этого расширить страновое представительство. Центр же принятия решений где был — в БМР, там же, в БМР, и остался. В функционирующий при нем Базельский клуб не входят только три страны — КНДР, Иран и Сирия; выводы по этому обстоятельству читатель вполне может сделать сам. Участие и в «семерке», и в «двадцатке» — знак принадлежности к «миру БМР» и Трехсторонней комиссии (с ее планами раздела России), управляемому западными концептуальными центрами. Москва, под неумолимым влиянием выбора между полноценным суверенитетом и участием в структурах глобализации, как бы они ни именовались, наконец, созрела обходиться без такого участия. Ибо в полной мере отдает себе отчет, что оно не дает ничего, кроме иллюзий даже не принадлежности к разваливающемуся на глазах прозападному «мировому сообществу», а возможности возврата в Pax Americana, которой тешат себя представители либерального компрадорского лобби. Суверенному развитию это только вредит, и меры, принимаемые сейчас по фактическому выходу нашей страны из ВТО, это подтверждают. Что касается Китая, то он пока не подвержен такому всеобъемлющему санкционному давлению, как Россия, хотя запущенные в эпоху Дональда Трампа тарифные ограничения на торговлю с США сохраняются. Однако если судить по заявлениям, сделанным после прошедших брюссельских саммитов, решения об ужесточении санкций против КНР Запад с подачи Вашингтона уже принял. И причиной их является никакая не китайская «помощь и поддержка России на Украине», а куда более серьезная вещь — концептуальный (повторим слова Байдена на встрече с бизнесом) отход от западной парадигмы в сторону жесткого отстаивания своего суверенитета и национальных, а не глобальных интересов. Отстроенная вертикально-иерархическая, элитарная мир-система Запада, совершающего стремительный транзит из капитализма в посткапитализм, в силу непреходящего тоталитарного характера никакой фронды не терпит. И стремится «вбить» любой «торчащий гвоздь», особенно если начинает видеть угрозу монополии своего глобального диктата. А со стороны России и Китая она эту угрозу увидела, зафиксировав ее во всех стратегических руководящих документах. Это означает, что нет никаких шансов на перехват рычагов управления существующей глобальной системой. Скажем определеннее: если в США почувствуют такую угрозу, то немедленно ее заблокируют целым комплексом мер, в том числе идущих вразрез с нормами международного права и провозглашенными ценностями, на которых будто бы стоит западная цивилизация. Свои собственные правила игры Запад готов соблюдать только в той мере, в какой они обеспечивают пролонгацию его господства. Как только эта константа будет нарушена — правила будут немедленно отброшены за ненадобностью. Глобальная иерархия никогда не отдаст контроль над своей системой, по крайней мере без поражения в мировой войне, после которого и сама система окажется без надобности. Занятая Китаем принципиальная суверенная позиция ставит его перед императивом совместного с Россией построения глобальной альтернативной системы в мире, уже поделенном «саммитом демократий» на вассалов Америки и, как они считают, ее врагов. Это не выбор Москвы и Пекина, это в сложившихся условиях для нас — объективная реальность, и понимание этого в обеих наших столицах, наша ориентация на собственный путь развития — предмет несказанного раздражения теряющего позиции «гегемона».
Поэтому главный урок и итог трех брюссельских саммитов — фиксация мирового раскола на два лагеря, о чем и говорил Байден перед поездкой в Европу, а отнюдь не конкретные пакеты мер. Перед саммитами главной целью Вашингтоном ставилось обеспечение безоговорочной поддержки байденовского видения мира его сателлитами, и эта цель достигнута. Европа стремительно утрачивает остатки демократии и самостоятельности и вступает на «украинский» путь фашизации. Противостояние России на Украине будет нарастать и при случае использоваться для нанесения нашей стране максимального и всестороннего ущерба. Но оно, как и в случае с другим мощнейшим узлом геополитических противоречий вокруг Тайваня, будет не эпицентром, а лишь частью новой холодной войны Запада против Востока. Главной ее целью со стороны США является разобщение и нанесение Москве и Пекину стратегических поражений по отдельности с помощью гибридных войн, не прибегая к прямому военному противостоянию иначе, чем руками марионеток.
За что идет борьба? Она ведется за концептуальную инициативу. Еще буквально пару месяцев назад мир быстро погружался в пучину беспрецедентной санитарной диктатуры, служащей прологом к исполнению «вековой» мечты элит Запада — радикальному сокращению численности населения. Дата 24 февраля — это очевидно и нам, и признается Западом — стала точкой отсчета новой реальности, перевернувшей глобальную «картинку» и выбившей концептуальную инициативу из рук организаторов эпидемии. Концептуальную монополию сменила концептуальная конкуренция, в которой Запад неожиданно для себя оказался в уязвимом и непривычном положении отыгрывающегося. Глобализация Pax Americana быстро оборачивается деглобализацией, практическим проявлением которой служит реванш национальной государственности, который она берет у глобализма. Российско-китайский союз и стратегическое партнерство — не только геополитическое, но и духовное, нравственное измерение этих перемен, с которыми связывает будущее все большее число стран и народов. Раздув украинский кризис и оказавшись не в состоянии ничего противопоставить наступательному порыву российской армии, мужеству и героизму ее солдат и офицеров, Запад пытается компенсировать свои неудачи на западном ТВД расширением авантюризма на Востоке. Здесь он стремится использовать в своих целях разжигаемый им кризис вокруг Тайваня, и решения, принятые в Брюсселе, не обошли стороной и эту сторону глобального противостояния. От исхода этой борьбы зависит настоящее и будущее как России и Китая, так и всего человечества — быть ему свободным или впасть в порабощение к глобалистам и оказаться обреченным на «плановую утилизацию» с помощью геноцида, войн, эпидемий и голода.
Павленко Владимир
Комментарии читателей (0):