28 февраля созывается чрезвычайная специальная сессия Генеральной Ассамблеи ООН по вопросу о ситуации на Украине. Проект соответствующей резолюции в первый день российской военной спецоперации был внесен США и Албанией; этот вопрос, рассмотренный в субботу, 26 февраля, результатов не дал: российская сторона, проголосовав против, наложила на представленный американской стороной проект резолюции вето. США в воскресенье, 27 февраля, повторили попытку, потребовав вынести «украинские» вопросы о российской операции и о признании ДНР и ЛНР на чрезвычайную специальную сессию. Логика американской стороны понятна. Во-первых, при голосовании о созыве такой сессии право вето не действует, ибо в Совете Безопасности, который обращается о ее проведении, существует необратимый раскол; во-вторых, в Генеральной Ассамблее, где права вето не существует вообще, у США — «агрессивно-послушное большинство», и нужное им решение против России будет у Вашингтона в кармане (голосование состоится сегодня). После этого можно будет толковать международное право, подобно «дышлу», пользуясь заложенными в Устав ООН именно для этого противоречиями между фундаментальными принципами самоопределения (Ст. 1.2) и территориальной целостности (Ст. 2.4).
Но существует и другая логика, в рамках которой данное противоречие — далеко не единственное. Во-первых, хотя механизм чрезвычайных специальных сессий создан в ноябре 1950 года резолюцией Генассамблеи 377A, в Уставе ООН содержится упоминание о «специальных сессиях», созываемых генсеком по требованию Совбеза или большинства членов ООН (Ст. 20). Однако механизмов практической реализации этой статьей не предусматривается, и понятно, почему. В Ст. 10 и 11 Устава ООН неоднократно упоминается, что итогом рассмотрения любого вопроса Генеральной Ассамблеей являются рекомендации, которые она уполномочена делать участникам конфликта или Совбезу в целом. Иначе говоря, любые решения Генеральной Ассамблеи носят сугубо рекомендательный, а не обязательный характер. То же самое положение — о праве Генассамблеи выдавать рекомендации — содержится и в упомянутой резолюции 377A. Следовательно, осуждающее нашу страну решение, которое почти наверняка продавят американцы, будет в качестве рекомендации возвращено в Совет Безопасности. Во-вторых, крайнее, чего в этих рекомендациях можно ожидать от Генассамблеи — достаточно опять-таки заглянуть в резолюцию 377A — «применение, когда это необходимо, вооруженных сил для поддержания и восстановления международного мира и безопасности». То есть военное вмешательство на стороне ВСУ.
Возможно ли это на практике? Нет, не возможно. С одной стороны, в ООН не существует соответствующей военной организации; Уставом она провозглашена — это Военно-Штабной комитет (ВШК), который и отвечает за разработку планов применения вооруженных сил ООН (Ст. 46), но с 1945 года в таком формате этот комитет не функционирует. И «вооруженные силы ООН», так и не состоявшиеся, в итоге плавно трансформировались в миротворческие миссии, у которых в рамках ООН свои инструменты и институты, не имеющие отношения ни к ВШК, ни к Департаменту по политическим вопросам, в ведение которого он формально входит. Итак, решение Генассамблеи все равно возвратится в Совбез, в котором у России право вето, и к тому же на уровне ООН организовать применение силы не получится даже в отсутствии такого вето. Придется задействовать региональные организации, то есть НАТО, представляя им соответствующий мандат. А это, с другой стороны, не только возвращает в этом вопросе к праву вето, но и позволяет России идентифицировать подобные действия как внешнюю агрессию со стороны враждебного военного блока, «включив» Ст. 51 Устава ООН о праве на индивидуальную и коллективную самооборону. Обращу внимание: понятно, что командование НАТО, с учетом условий военно-политической реальности, не рискнет сделать шаги, чреватые ядерной войной. Но это практика, а мы рассматриваем ситуацию чисто теоретически, с формально-правовой точки зрения.
Спросят: а Корейская война 1950−1953 годов, когда американская интервенция была осуществлена под флагом ООН, во главе формальной коалиции, члены которой участвовали в ней в основном на бумаге? Совсем другая ситуация. СССР тогда при обсуждении этого вопроса в Совбезе от голосования устранился и в нем не участвовал. А если бы принял участие, проголосовав против, то решение об интервенции попросту бы не прошло. Показательно: в нынешнем случае с операцией на Украине Совбез в одиннадцатый раз принимает решение о созыве чрезвычайной специальной сессии Генассамблеи, но в предыдущие десять раз, начиная с Суэцкого кризиса 1956 года и кончая 2018 годом, когда обсуждался израильско-палестинский конфликт, никакого внешнего вмешательства никогда не происходило.
И перспектива такого вмешательства если и возникала, то исключительно со стороны отдельных стран, а не ООН. Кстати, приведенный пример Корейского конфликта в список этой десятки прецедентов не входит. Поэтому все, что вокруг Украины происходит в ООН — Совете Безопасности или Генеральной Ассамблее — называя вещи своими именами, имеет большее отношение к информационной войне, чем к каким-либо практическим решениям в сфере геополитики.
Как ни парадоксально, но именно поэтому украинская тема так сильно педалируется в ООН, хотя в реальности она решается совсем на других площадках и совсем другими средствами. Как и в случаях с оранжевыми революциями, Западу, прежде всего Вашингтону, нужна эффектная, желательно сентиментальная информационная картинка со «слезой ребенка» на экране или в голосе спикера, что мы и наблюдали по телевизору в выступлении постпреда США. Нашу страну — это очевидно — пытаются загнать в международную изоляцию, хотя с учетом самостоятельности Китая и Индии это не проходит. Но и это не основная цель, которую Запад преследует, устраивая бессмысленную провокацию в стенах Генассамблеи, а также предопределяя продолжение украинского «шоу» в Совбезе. Имеется и другая, более серьезная и долгосрочная задача, которую администрация Джо Байдена принялась решать с самого начала осуществления своих полномочий в Белом доме. Это — планомерный и целеустремленный подрыв системы глобальной безопасности, созданной и существующей по итогам Второй мировой войны. Запуск этой стратегии Вашингтона относится к 1995 году, когда от имени ооновско-социнтерновской Комиссии по глобальному управлению и сотрудничеству был обнародован концептуальный доклад нового мироустройства — «Наше глобальное соседство». В нем предлагалось параллельно Совету Безопасности ООН учредить другой главный орган ООН — Совет экономической безопасности, передав ему решение всех основных практических вопросов и оставив Совбезу сугубо церемониальные функции. Когда «не срослось», и Совбез сохранился в нынешнем формате, решили его уже не подменять, а «реформировать». В 2004 году был опубликован программный ооновский доклад «Более безопасный мир: наша общая ответственность» с встроенными в него двумя сценариями «реформирования» ООН по региональному признаку. То есть, чтобы Совет Безопасности, сохранив численный состав «пятерки» постоянных членов, включая право вето, поменял привязку их полномочий. Чтобы они исходили не из Антигитлеровской коалиции ведущих стран-победителей во Второй мировой войне, а от принадлежности к определенным «регионам». Главное: России этими планами отводилось место в европейской региональной группе, и утверждался перекос в пользу Европы (три мандата) в сравнении с другими региональными группами (по одному мандату от Северной Америки и АТР и ноль — от Западной Азии, Африки и Латинской Америки и Карибского бассейна). Рано или поздно эта мина, подложенная расчетами авторов доклада под международное право, должна была рвануть, породив инструменты ротации постоянного членства в Совбезе, что выдавило бы из его состава противников Америки и Запада. Последовательное противостояние этим планам России и Китая (соответствующий пункт о недопустимости «поспешности в реформировании ООН» содержался во всех итоговых документах саммитов ШОС) лишило проект, изложенный в докладе 2004 года, реальных перспектив. И тогда сначала покойный «бесноватый сенатор» — республиканец Джон Маккейн, а следом за ним и демократ Джо Байден, олицетворяя этим двухпартийным симбиозом консенсус «глубинных» элит США и Запада, подняли и принялись продвигать тему Лиги (саммита) демократий. Суть этого проекта: «Раз Москва и Пекин не дают провести глобалистскую реформу ООН, то пойдем другим путем. И учредим рядом с ООН параллельную международную организацию под американским доминированием без России и Китая. А ООН оставим бессмысленной декларативной говорильней, а возможно и просто покинем ее и уведем за собой своих сателлитов, привязав их к себе шкурными интересами». Именно в этих целях и именно такой «саммит демократий» 9−10 декабря прошлого года состоялся под председательством Байдена в удаленном формате. Анонсирован второй такой саммит, который скорее всего теперь пройдет в очном режиме; вербовка на него уже объявлена в форме принятия на себя претендентами на участие специальных программ-обязательств в области «демократии и прав человека». Солидарным ответом Москвы и Пекина стало подписанное 4 февраля текущего года пекинское Совместное заявление Владимира Путина и Си Цзиньпина, где первым пунктом утверждается цивилизационное происхождение и национально-государственная привязка самой правозащитной темы, на которую таким образом Запад лишается монополии.
От этого поворотного момента история уже двинулась своим путем. Сохранять приверженность и отстаивать приоритет международной системы с ядром в виде ООН — важная и благородная цель, хотя бы потому, что существующая система априори лучше хаоса бессистемности, который ее сменит. Россия и Китай именно этим и занимаются. Однако наряду с этим планом «А» следует детально разрабатывать и альтернативный план «Б» — на случай, если вашингтонские потуги по разрушению ООН добьются конкретного искомого результата. Мир движется транзитом в новую реальность, в рамках которой куда большее влияние получат двусторонние и относительно небольшие многосторонние контакты и процессы. А не предельно забюрократизированные, громоздкие и неповоротливые международные организации, давно уже обросшие чиновным аппаратом и превратившиеся в своеобразную «вещь в себе». К тому же неэффективные в кризисном урегулировании. Не будем гадать, хорошо это или плохо, к лучшему эти перемены или к худшему? Они — объективны. И к ним, как показывает ход обсуждения украинской тематики в ООН, просто необходимо готовиться. И быть готовыми.
Павленко Владимир
Комментарии читателей (1):