В России цифровую экономику никто не строит, все о ней только говорят

С одной стороны, мир сегодня сталкивается с очевидной угрозой тотальной информационной диктатуры со стороны крупнейших IT-корпораций, что вызвано потерей контроля за применением цифровых технологий со стороны общества. С другой, огромные возможности цифровых технологий в управлении экономикой остаются невостребованными государственной властью. С вопросом о причинах такого положения дел ИА REGNUM обратилось к руководителю научно-образовательного центра «Цифра» Санкт-Петербургского государственного экономического университета, доктору экономических наук Юрию Грибанову.

Под цифровой экономикой сегодня понимаются совершенно разные вещи от компьютерных систем управления до финтеха. Так что же такое цифровая экономика?

Юрий Грибанов: Термин «цифровая экономика» традиционно приписывается Николасу Негропонте, хотя, если вы прочтёте его знаменитый труд 1995 года «Being Digital», вы его там не найдете. Я не знаю точно, кто придумал это выражение. Мне оно впервые бросилось в глаза в названии книги Дона Тапскотта «Цифровая экономика: плюсы и минусы сетевого интеллекта». И, надо заметить, что и Тапскотт, и другие ученые и визионеры конца прошлого столетия понимали под цифровой экономикой очень простую вещь — всякую деятельность, которую можно вести с помощью Интернета. Сегодня под ней понимают виды деятельности, связанные с так называемыми цифровыми технологиями: искусственным интеллектом, интернетом вещей, большими данными, распределенными реестрами и т. п. И это сегодняшнее понимание имеет очень мало общего с реальностью.

Ведь что отличает одну экономическую систему от другой? Модель управления! В традиционной экономике — это общественная иерархия (высшие по положению управляют низшими), в плановой экономике — государственная (государство владеет производительными силами и управляет производственными отношениями), в рыночной экономике или капитализме — иерархия капиталов (у кого больше денег, тот и заказывает музыку). С управленческой точки зрения цифровая экономика — это система управления всеми ресурсами всех хозяйствующих субъектов с помощью интеллектуальных вычислительных систем — цифровых платформ. И это единственное верное на сегодняшний день определение, полностью отражающее суть цифровой экономики как явления.

Ранее на ИА REX: «Кибернетическое планирование экономики» - выход России из глобального кризиса

Что Вы имеете в виду, когда говорите о всех ресурсах и всех субъектах? Речь идёт об отдельно взятой стране или всей планете?

Юрий Грибанов: Построить цифровую экономику в отдельно взятой стране можно, как и социализм, в чем мы уже убедились. Для этого государство также должно опустить «железный занавес» и все интерфейсы общения с внешним миром взять под полный контроль. Социалистический Китай, кстати, делает сейчас нечто подобное.

В России такой сценарий вряд ли реализуем по двум причинам. Во-первых, у нас цифровую экономику никто не строит, все о ней только говорят. А, во-вторых, те, кто придумал и действительно строит цифровую экономику, оперируют на глобальном уровне. Я говорю о транснациональных корпорациях, в руках которых находятся сегодня все важнейшие информационные ресурсы и потоки.

Теперь отвечаю на ваш вопрос: речь идет обо всех ресурсах всех хозяйствующих субъектов, потому что для транснациональных корпораций важен эффект масштаба. Поясню на хрестоматийном примере. Представим себе Uber в масштабах отдельно взятого небольшого города. Много он заработает? Вряд ли. Собственно, в истории Uber так оно и было — компанию никто не замечал, пока она не вырвалась в глобальное пространство. И вот тогда начались забастовки таксистов и запреты на законодательном уровне. Но было уже поздно. Точно также Booking.com стал крупнейшим глобальным отельером, Ebay и Alibaba — блошиными рынками вселенского масштаба, Google — крупнейшим СМИ и т. д. Все они заинтересованы в оцифровке всех поголовно людей и всех ресурсов, чтобы иметь возможность управлять ими. Отличным прикрытием для них служит так называемый инклюзивный капитализм, на деле означающий тотальную власть транснациональных корпораций.

Иными словами, цифровая экономика — это завершающий этап глобализации, переход к гибридному миру, в котором материальными благами и ресурсами номинально владеют прежние хозяева, а их виртуальное отражение принадлежит транснациональным игрокам.

Можете привести пример такой виртуализации?

Юрий Грибанов: Все мировые ресурсные рынки фактически уже устроены таким образом. Стоимость нефти, газа, металлов, леса и т. д. регулируется отнюдь не владельцами недр, добывающих или перерабатывающих производств. Ценами управляют электронные биржи, которые в свою очередь регулируются цифровыми информационными потоками. И, что интересно, новость об обнаружении нового месторождения на цену нефти влияет куда меньше, чем заявление главы ФРС об изменении процентной ставки.

В наши дни доступ к цифровым технологиям есть у тех субъектов, которые платят за него немалые деньги. Таким образом, часть денег, отражающих стоимость общественного продукта, трансформируется в информацию. В связи с этим изменится ли роль денег в будущем?

Юрий Грибанов: Мир живет сегодня по формуле «деньги делают деньги», основная часть мировых финансов выведена из реальной экономики и обращается в спекулятивном секторе и в этом одна из главных причин существующего во всем мире имущественного неравенства. По сути современные деньги не обеспечены ничем. Госдолг США в объеме почти $30 трлн вряд ли можно в здравом уме считать обеспечением.

Деньги как главный ресурс экономики — фикция. Главным ресурсом давно уже стала информация. Google, Facebook, Instagram и TikTok владеют умами наших граждан в куда большей степени, чем телевидение, за которое так держится наша власть. Мы уже не получаем информацию порциями, как раньше, мы живем в информационном континууме. Деньги должны быть обеспечены, и сегодня они обеспечиваются информацией. Самые дорогие компании в мире — владельцы информационного континуума.

В экономике, нацеленной на рост общественного блага, деньги — единица стоимостных пропорций, устанавливаемых путем прямого противостояния товаров, работ и услуг. Если принять это определение за основу и создать новый контур эмиссии, обеспеченный вновь производимой продукцией (что в условиях цифровой экономики сделать очень легко), мы сможем обеспечить взрывной подъём производства и, как следствие, уровня жизни людей.

Читайте также: Цифровизация документооборота. Бумаги уйдут в прошлое, но не для всех?

Получается, что в скором времени все ресурсы и труд людей будут принадлежать достаточно ограниченному количеству людей, что явно нарушает права большинства и тормозит его развитие. Это и есть цель цифровой трансформации экономики?

Юрий Грибанов: Это реальная цель транснациональных корпораций, то есть тех, кто управляет цифровой трансформацией экономики сегодня. И если сидеть сложа руки, то они и дальше продолжат вытирать ноги о права большинства.

Не хотелось бы демонизировать цифровую трансформацию как таковую. Есть в ней и хорошие практики, которые необходимо брать на вооружение — это аксиома. Сегодня существует немало российских компаний, успешно использующих Uber-модель в разных видах бизнеса. Собственно, в этом и есть смысл цифровой трансформации, представляющей собой процесс построения новой модели управления, основанной на сборе, хранении и анализе данных (или информации, как угодно). Это универсальная формула: не важно, чем мы управляем, компанией, отраслью или социально-экономической системой. У этой новой системы управления есть очевидные преимущества:

1. Возможность учитывать в управлении весь комплекс внутренних и внешних факторов, определяющих состояние системы. Это сегодня очень важно, например, с точки зрения экологии, поскольку если мы будем продолжать хозяйствовать по старинке, не учитывая влияние производств на биосферу, экологическая катастрофа неминуема.

2. Резкое сокращение влияния человеческого фактора. Действуя в соответствии с заранее запрограммированным алгоритмом, ошибиться сложно.

3. Сокращение транзакционных издержек за счет сокращения цепочек «производитель — потребитель».

4. Улучшение масштабируемости в любую сторону.

5. Расширение горизонта планирования и точности учета и т. д.

Как видите, у цифровой трансформации есть вполне конкретные и понятные цели. И к повсеместному развертыванию хайповых технологий эти цели не имеют никакого отношения. Подавляющее большинство российских организаций, объявивших о своих стратегиях цифровой трансформации, этого, увы, не понимают.

Технологии — всегда инструмент и никогда не являются целью. Базовый инструмент цифровой экономики, если вернуться к определению, данному мной ранее, — цифровая платформа — интеллектуальная вычислительная система, формирующая управляющие воздействия на основе сбора, хранения и анализа данных. Одновременно цифровая платформа отвечает за контроль исполнения управляющих воздействий и сбор обратной связи, на основе которой генерируются новые управляющие воздействия. То есть по сути цифровая платформа — самовозбуждающаяся система.

Роль технологий — обеспечить работу цифровой платформы. Какие именно технологии для этого необходимы, зависит от реальных потребностей организации и далеко не факт, что требуется полный набор. С точки зрения простой человеческой логики очевидно, что приоритетными являются технологии больших данных и искусственного интеллекта, остальное вторично. Ведь когда вы что-то строите из конструктора Lego, не обязательно использовать все кубики.

Кто должен управлять цифровой платформой?

Юрий Грибанов: Владелец, идеолог, администратор — назовите его как угодно. Важно понимать, что результатом цифровой трансформации всегда является замена традиционной иерархии управления системой запрограммированных бизнес-процессов (алгоритмов). Тот, кто создает эти алгоритмы, управляет платформой и через неё системой в целом.

Какой должна быть правильная цифровая экономика?

Юрий Грибанов: Категории «правильно» и «неправильно» к цифровой экономике не применимы. Я считаю, что, управление, когда речь идет о социально-экономических системах, должно быть нравственным. Если среди прочего управленцы ставят целью процветание общества и благо человека, экономическая система правильная, а если речь идет исключительно о личном обогащении за счет превращения людей в слепых исполнителей, не очень.

Я считаю, что конечной целью построения цифровой экономики должно быть свободное время человека, направленное на созидание и процветание общества, как бы громко это ни звучало. Для этого необходима параллельная эффективная и сбалансированная работа в трех направлениях:

• развитие цифровых технологий;
• создание на их базе эффективной системы управления экономикой;
• реформирование образования, на которое нужно смотреть не только как на идеологический, но и, прежде всего, как на экономический фактор.

Если все сделать правильно, получим экспоненциальный рост, если хотя бы одно из этих направлений пустим на самотек, — экономическую и социальную катастрофу.

Если отдельно взятая страна хочет стать лидером цифровой экономики, что ей нужно для этого сделать?

Юрий Грибанов: Здесь нужно учесть два в равной степени важных аспекта, которые можно сформулировать с помощью вопросов.

Первый — сможет ли страна что-либо противопоставить глобальному информационному напору, иными словами, защитить свой цифровой суверенитет? Это задача одновременно законодательного и технологического характера. Можно, как Китай, построить великий файрволл, но вряд ли он сможет обеспечить достаточную надежность. Можно попытаться решить проблему защиты больших пользовательских данных на уровне законодательства, но у нас и существующий закон о защите персональных данных работает плохо. Решением должен стать комплексный подход, заключающийся в создании платформы управления большими пользовательскими данными, но это тема отдельного разговора.

Второй — сможет ли страна построить систему государственного управления, сравнимую по эффективности с тем, что делают сегодня транснациональные компании? Это уже зависит от выбора правильного курса цифровизации на уровне власти, от меры её понимания происходящих вокруг явлений.

Как раз с понимания и стоит начать. Корень зла — отсутствие единого понятийного аппарата. Сейчас нужно утвердить на уровне правительства четкую и однозначную систему понятий, которая станет основой для всех проектов цифровой трансформации в госсекторе. Закон Мейера гласит: усложнять — просто, упрощать — сложно. То, что сейчас творится вокруг цифровой трансформации и нацпрограммы «Цифровая экономика Российской Федерации» — это безумное, бесцельное усложнение всего на свете, создающее видимость продуктивной деятельности. А мы с моей научной группой с 2014 года работаем как раз над упрощением. И простой понятийный аппарат, и простая, понятная методология, и набор учебных курсов у нас уже есть. Пора уже перестать спорить о цифровой трансформации, действовать надо.