Чуда на Дальнем Востоке так и не произошло. 23−24 апреля 1905 года в Москве, несмотря на запрет, был созван новый съезд земцев — после того, что произошло, власть не решилась перейти от слов к действиям.
«Никто не верил в Булыгинскую конституцию, — вспоминал лидер тверских земцев Петрункевич, — и задача апрельского съезда заключалась в том, чтобы добиться ясности в намерениях правительства и самого государя».
Съезд обсуждал вопрос о желательных формах государственной организации будущей России. Предполагалось создание двухпалатного парламента с равными правами палат (народных представителей и представителей органов местного самоуправления) на основе всеобщих, прямых и равных выборов.
Участники съезда особо отметили необходимость проведения широкой аграрной реформы, «удовлетворение которой возможно только под условием коренного преобразования государственного устройства России и должно составлять одну из главных задач народного представительства». Съезд принял адрес на Высочайшее Имя, который начинался словами:
«Ваше Императорское Величество! В минуту величайшего народного бедствия и великой опасности для России и самого престола Вашего мы решаем обратиться к Вам, отложив всякую рознь и все различия, нас разделяющие, движимые одной пламенной любовью к Отечеству».
Земцы призывали к смене «ненавистного и пагубного приказного строя», несостоятельность которого стала очевидной для всех, учреждению народного представительства и проведению реформ.
«Так с Николаем II еще никто не говорил», — вспоминала Ариадна Тыркова-Вильямс.
Время для общения в таком тоне было выбрано не случайно. Военные неудачи дискредитировали правительство. Но худшее было еще впереди.
14−15 (27−28) мая 1905 г. эскадра вице-адмирала З. П. Рожественского была разгромлена японским флотом под командованием вице-адмирала Х. Того в Цусимском проливе. Сражение началось в день коронации Николая II. Русские корабли подняли стеньговые флаги. После небольшой пристрелки японцы быстро начали добиваться попаданий. После первых перелетов противник быстро пристрелялся.
«Стрельба японцев была очень хороша, — вспоминал артиллерийский офицер броненосца «Ослябя», — и велась исключительно тяжелыми фугасными снарядами, начиненными «шимозой», новым взрывчатым веществом большой силы и в большом количестве, дававшем при взрыве густой черный дым, благодаря которому они простым глазом могли наблюдать падения и попадания своих снарядов, что чрезвычайно облегчало им пристрелку. В небронированных частях борта и в палубах взрывы этих снарядов производили громадные разрушения, делая рваные пробоины в несколько квадратных метров. Рвались они не только при ударе в борт, но даже при падении в воду, давая огромное количество осколков большой пробивающей силы».
Превосходство новых взрывателей и фугасных снарядов противника сразу же дало себя знать. Ничего подобного во время боя в Желтом море не было. Тогда значительная часть японских снарядов не взрывалась. Прошедший через оба боя офицер вспоминал:
«Казалось, не снаряды ударялись о борт и падали на палубу, а целые мины… Они рвались от первого соприкосновения к чему-либо, от малейшей задержки в их полете. Поручень, бакштаг трубы, топрик шлюпбалки — этого было достаточно для всесокрушающего взрыва… Стальные листы борта и надстроек на верхней палубе рвались в клочья и своими обрывками выбивали людей; железные трапы свертывались в кольца; неповрежденные пушки срывались со станков… Этого не могла сделать сила удара самого снаряда, ни тем более сила удара его осколков. Это могла сделать только сила взрыва».
Уже через 40 минут после начала боя японцы потопили «Ослябя». Всего в первый день артиллерийским огнем были уничтожены три новых эскадренных броненосца, два крейсера 1-го ранга, один вспомогательный крейсер, три миноносца, два транспорта, один буксирный пароход. Еще один новый эскадренный броненосец — флагман Рожественского «Князь Суворов» — был вскоре практически выведен из строя артиллерией японцев. Он принял на себя огонь всей эскадры противника — вода рядом с ним буквально кипела от разрывов. Корабль был лишен труб и мачт, башни были разбиты, он был объят пламенем. Рядом, объятый пламенем, сильно накренившись, покрытый пробоинами, шел «Александр III». Корабли продолжали сражаться. Вскоре «Александр III» перевернулся, а «Суворов» был позже добит торпедными атаками. На броненосце к этому времени сохранилось лишь одно кормовое 75-мм орудие. Тяжело раненный Рожественский в бессознательном состоянии был переведен со своего горящего корабля на миноносец «Бедовый». Придя в себя, Рожественский отдал приказ принять командование контр-адмиралу Небогатову и продолжать движение во Владивосток, курсом NO23.
На второй день японским артиллерийским огнем были уничтожены броненосец береговой обороны, два крейсера 1-го ранга и два миноносца. От ночных торпедных атак противника погибли два броненосца, один крейсер 1-го ранга, один броненосный крейсер 1-го ранга. 28 мая сдались два эскадренных броненосца и два броненосца береговой обороны во главе с Небогатовым. Весь предыдущий день адмирал вел себя самым мужественным образом, но когда окруженные противником корабли его отряда попали под обстрел японцев, которые вели огонь, находясь вне зоны досягаемости артиллерии русских судов, отдал приказ сдаться. Еще ранее в плен на «Бедовом» попал и Рожественский. Миноносец, на котором находился адмирал, также не оказал сопротивления противнику. Произошло неизбежное.
«Несчастливому адмиралу Рожественскому, — писал итальянский вице-адмирал К. Маркезе, — пришлось принять на себя одну из самых тяжелых задач, и его нельзя винить, если он один, в шесть месяцев труднейшего плавания, с всевозможными на каждом шагу затруднениями и опасностями, не мог разобраться во всем хаосе и не привел в бой хорошо сплоченной и готовой ко всяким случайностям эскадры. Таких чудес не знает история морских войн, а все эскадры, плохо сплоченные и дезорганизованные, всегда терпели погромы».
Кроме военных, японцами были захвачены два госпитальных судна под флагом Красным Креста. На одном из них («Орел»), вопреки положению о госпитальных судах, перевозились японские пленные с перехваченных торговых судов, и в результате судно было объявлено военным призом. Второй госпиталь — «Кострома» — после досмотра был отпущен. В плен попало 6106 русских моряков, включая командующих двумя эскадрами. В сражении погибло 166 офицеров, 79 унтер-офицеров и 4937 матросов. Во Владивосток прорвалось два крейсера 2-го ранга (один из них наскочил на риф в бухте Св. Владимира и был взорван экипажем) и два миноносца. Остальные корабли ушли в нейтральные порты, где были интернированы. Пришедший во Владивосток первым 16 (29) мая крейсер «Алмаз» вызвал поначалу буйную радость жителей города, высыпавших на набережную встречать эскадру — они были уверены, что за ним последуют остальные. В новость о поражении поначалу никто не хотел верить. На следующий день к «Алмазу» присоединились миноносцы «Грозный» и «Бравый» — больше ждать было некого.
«В силах двух сражавшихся флотов, — докладывал императору Того, — не было большой разницы, и я считаю, что офицеры и команды неприятеля бились за свою страну с крайними энергиею и бесстрашием».
Героизм русских моряков не мог исправить многочисленные ошибки и просчеты командования. Ряд японских кораблей получили многочисленные попадания, в том числе и флагман «Микаса» (30 попаданий), но низкое качество русских снарядов уберегло японский флот от крупных потерь (на «Микасе» погибло восемь матросов). В ночных атаках противник потерял только три миноносца. В сражении погибло 113 японских матросов и офицеров, 424 получили различные ранения.
После Цусимского сражения 14−15 (27−28) мая 1905 г. на успешное завершение войны рассчитывать не приходилось.
«Первые известия о сражении в Корейском проливе, — сообщал своим читателям в июне 1905 г. «Морской сборник», — приходили в Россию в виде смутных и робких сведений и довольно сбивчивых слухов, но потом уже к вечеру второго дня все сомнения были рассеяны и стало положительно ясно, что наша эскадра потерпела полное поражение».
Первые официальные телеграммы пришли от Линевича 18 и 19 мая (31 мая и 1 июня). Скрыть произошедшее или размеры его было невозможно. Армия в Маньчжурии была поражена «как громом». В таком же состоянии находилась и вся страна.
Земский съезд еще 24 апреля сформировал делегацию из 14 человек, которая 6 (19) июня была принята императором в Ферморском дворце в Петергофе. Речь от делегации произнес профессор Московского университета С. Н. Трубецкой. Он призвал к немедленному введению народного представительства, которое должно было поставить под контроль всемогущую бюрократию. В том же смысле выступил и гласный Петербургской городской думы М. П. Федоров, который обратил внимание на тот очевидный факт, что, вне зависимости от того, чем закончится война, потребуется залечить раны, нанесенные ею, для чего необходимо будет значительное увеличение доходной части бюджета. Это потребует объединения всех творческих сил страны. Трубецкой одним из первых публично заявил о том, что правительство обвиняют в предательстве, которое и привело к поражению в войне:
«Страшное слово «измена» произнесено, и народ ищет изменников решительно во всех — и в генералах, и в советчиках Ваших, и в нас, и во всех «господах» вообще».
Император успокоил их весьма недвусмысленным образом:
«Отбросьте ваши сомнения. Моя воля — воля царская созвать выборных от народа — непреклонна».
Свершилось то, о чем год назад, летом 1904 года, осмеливались говорить весьма немногие — сам император публично заявил о созыве представителей народа. Разумеется, это была не воля Николая II, это была воля, навязанная ему обстоятельствами. Отступление верховной власти продолжится.
Ранее на ИА REX: Россия и катастрофа под Мукденом
Комментарии читателей (0):