Каркас грядущей идеологии

Призрак бродит по России, призрак идеологии. Обществу для максимально эффективного движения вперед требуется осознанно ставить перед собой цели развития, что немыслимо без разделяемой большинством системы идей, на базе которых строится духовная, экономическая, политическая жизнь социума. Период «Начало возрождения России», начавшийся после краха 90-х, и проходивший под эгидой идеи выживания, подошел к концу. Мы выжили, и теперь нам следует определиться – как жить дальше? А, значит, чем быстрее мы хотя бы очертим контуры идеологии нового исторического этапа «Возрождение России», тем скорее этот этап начнется.

Строительство любой прочной конструкции начинается с методологии ее возведения. Комплекс идей, дающих людям представление о самих себе и регулирующих их жизнь в настоящем с нацеленностью в будущее, настолько всеохватен, что сформулировать его посредством исключительно науки, религии и т.п. невозможно, и мы вынуждены создавать идеологию, опираясь на мировоззрение. Из всех видов мировоззрения (обыденного, религиозного и т.д.) наиболее к тому пригодным следует признать мировоззрение научное как единственное, способное охватить весь спектр человеческого сознания и людской деятельности.

Весь исторический опыт подтверждает очевидную мысль - идеология, не только объединяющая народ, а и ведущая его на свершения, должна быть предельно понятна и сердечно близка миллионам личностей с различными, порой непримиримыми, взглядами на жизнь. Можно сказать, что это должна быть такая идеология, которая и идеологией-то восприниматься не будет, а станет приниматься как некие само собой разумеющиеся базовые принципы общежития. Следовательно, первым, чем следует заняться, так это прояснением сокровенного - того жизненно важного, что живет в душе подавляющего большинства наших людей относительно правильного устройства общества.

С большой степенью достоверности можно предположить, что ключевыми здесь являются идеи справедливости и свободы, и проблема заключается в том, чтобы вывести их из зоны смутных, неотчетливо, каждым по-своему формулируемых ощущений и представлений, обобщить и наполнить ясным, каждому близким и понятным содержанием. Чтобы идеи справедливости и свободы стали инструментами политики и экономики, мы должны, четко их определяя, позиционировать относительно друг друга, выявить между ними общественно приемлемый баланс, что не так просто, ибо увеличение поля свободы ведет к уменьшению поля справедливости и наоборот. В свете сказанного представляется продуктивным, что называется, зафиксировать то, что в идее справедливости и идее свободы нами уже задействовано в качестве инструментария текущей жизни, и посмотреть в какой степени это принято общественным сознанием, в какой нет и каковы чаяния на будущее.

Со справедливостью все обстоит гораздо проще, нежели со свободой, потому как за тысячелетие российской истории она была надежно отрефлексирована общественным сознанием и последнее воплощение получила в практике советской государственности, чего нельзя сказать о гораздо менее разработанной идее личной свободы, развивающейся на правовой основе лишь последние тридцать лет.

Вся история России была историей самосохранения народа в нелегком климате, на огромных пространствах и во враждебном окружении, когда условием выживания одного было выживание всех, а значит, неизбежное главенство общественного над частным и предельная централизация власти. Отсюда государство для нас есть форма существования народа, и справедливость в представлении поколений россиян, включая нынешнее, реализуется в справедливом устройстве государства. В восьмидесятых-девяностых мы решили, что мир вокруг не представляет для нас угрозы, а наиболее справедливым является государственное устройство, основанное на приоритете личного интереса над общественным. Практика показала, что как в первом, так и во втором мы жестоко ошиблись, и осознание того, что единственной защитой личности от внешних и внутренних угроз может быть исключительно государство, вернуло общественное сознание россиян к его тысячелетним константам безальтернативности внешнего государственного суверенитета и внутреннего государственного патернализма.

Если относительно внешнего суверенитета между воззрениями на него россиян и практикой воплощения в жизнь нет никаких противоречий, то по поводу мнения граждан о патерналистской функции государства и ее фактической реализации то же самое сказать нельзя. Наше нынешнее государственное устройство по сути своей либерально-демократическое, установившееся в 90-х и уже исчерпавшее резерв адаптации к текущим реалиям, вступило в непримиримое противоречие с чаяниями народа. Между «маленьким человеком» и его российским государством во все века существовал и в обозримом будущем будет существовать негласный договор из двух пунктов. Первый – ты, государство, защищаешь меня от внешнего врага и от зарвавшегося внутреннего врага, полагающего меня своей кормовой базой. Второй – я терплю все твои недостатки и защищаю тебя до последней капли крови, потому что ты, государство, и я есть одно целое. Советская власть в первый пункт внесла одно, но принципиальное дополнение – «ты, государство, считаешь меня Человеком с большой буквы», и современный россиянин никогда ни при каких обстоятельствах не откажется от этого дополнения, более того, любого, кто попытается поставить себя выше «маленького человека», «маленький человек» станет считать своим врагом. Что собственно и произошло в девяностых, когда государственный перекос в сторону индивидуализма разделил народ на способных вписаться в рынок и к тому неспособных, безо всякого милосердия к последним. Справедливость в представлении россиян заключается в том, что государство, во-первых, обеспечивает равный доступ к благам цивилизации всем своим гражданам без малейшего исключения, во-вторых, со стороны государства в отношении граждан существует презумпция милосердия. К примеру, медицина и образование на всех уровнях должны быть бесплатны, высоко профессиональны и равно доступны абсолютно для каждого; государство обязано за просто так помогать малоимущим и попавшим в трудную жизненную ситуацию. Справедливость, как она понимается подавляющим большинством граждан, сейчас нарушена и подлежит восстановлению. И здесь кроется огромная опасность из корыта государственности вместе с идеей социального дарвинизма выплеснуть идею личной свободы и неразрывно с ней связанную возможность творческой самореализации человека. Наличествует серьезная опасность того, что после ужасающих последствий отклонения в сторону личной свободы за счет справедливости маятник народного сознания проскочит золотую середину и установится в другой крайней точке, где справедливость есть самодостаточная ценность, пожирающая все остальные ценности. Допустить такого нельзя ни в коем случае.

Ныне личная свобода во всех своих ипостасях – от свободы предпринимательства до свободы в искусстве – вошла в ткань нашей жизни, но вошла с черного хода – как результат дикого капитализма, и очень часто реализуется в самой вульгарной форме – «что хочу, то и ворочу». Сделать ее легитимной, примирив с духом народа, возможно только лишь облагородив общественной необходимостью личной свободы. Иными словами, каждому должно быть очевидным, что если свободу перевести из разряда беспредельной в разряд ответственной, то свобода каждого станет залогом процветания общества в целом, поскольку тогда любой свободный человек будет способен достигнуть гораздо большего, чем человек несвободный, а его личностный успех лишь умножит успех общественный.

Где та точка сборки справедливости и свободы, в которой общество согласится принять их симбиоз? Там, где в представлении людей они перестают вступать в противоречие, – там, где личная свобода более продвинутого перестает остальными восприниматься угрозой, а становится благом и почетной обязанностью каждого, – там, где труд есть ключевая общественная ценность. Ключевая ценность нынешнего нашего общества – это прибыль, и чем ближе человек к источнику ее получения, тем больше преимуществ он имеет. Есть общества, где подобная ситуация признается справедливой. Наше общество, судя по всему, полагает ее несправедливой и в попытке разрешить первым делом обращается к опыту своего недавнего советского прошлого, которое все и зиждилось на ценности труда как такового, когда, например, зарплата высококвалифицированного рабочего не отличалась от зарплаты директора предприятия. Догматизм советской системы, не признававшей право личной свободы, свел объединяющую всех идею ценности труда к уравниловке и к утрате стимулов к развитию. На современном этапе, полагая свободу базовой ценностью, есть все шансы гармонично через безусловную ценность труда соединить ее со справедливостью, чем сформировать каркас новой идеологии.

Олег Носкович, кандидат физико-математических наук