Поражения на сопках Маньчжурии и в водах Желтого и Японского морей сыграли роль катализатора при обострении многочисленных внутренних проблем — аграрного, национального, рабочего вопроса и т.п. Порт-Артур стал cимволом успеха или неудачи в войне, «символом владычества» для японцев. В не меньшей степени он стал символом для тех, кто связывал надежды на его падение с революцией.
«Кровавая судьба Порт-Артура, дни которого сочтены, — восклицал в августе 1904 г. редактор «Освобождения», — указывает не на Токио, а на Петербург. Там должна быть расплата, там ищите возмездия».
20 декабря 1904 г. (2 января 1905 г.) руководством гарнизона и Тихоокеанской эскадры было принято решение о сдаче Порт-Артура. 21 декабря 1904 г. (3 января 1905 г.) Николай II отметил в своем дневнике:
«Получил ночью потрясающее известие от Стесселя о сдаче Порт-Артура японцам ввиду громадных потерь и болезненности среди гарнизона и полного израсходования снарядов! Тяжело и больно, хотя оно предвиделось, но хотелось верить, что армия выручит крепость. Защитники все герои и сделали все более того, что можно было предполагать».
1 (14) января 1905 г. император возвестил об этом стране Приказом армии и флоту. Он заканчивался словами:
«Со всей Россией верю, что настанет час нашей победы и что Господь Бог благословит дорогие Мне войска и флот дружным натиском сломить врага и поддержать честь и славу нашей Родины».
Надежды оказались ложными.
В. И. Ленин, к этому времени уже безусловный лидер большевисткой фракции РСДРП, был абсолютно прав, утверждая в январе 1905 г.: «Капитуляция Порт-Артура есть пролог капитуляции царизма».
И. В. Сталин в это время также не скрывал своей радости, считая, что наступило время сведения счетов с монархией: «Редеют царские батальоны, гибнет царский флот, сдался, наконец, позорно Порт-Артур, — и тем еще раз обнаруживается старческая дряблость царского самодержавия».
Народная Россия, по словам П. Б. Струве, была «разбужена от векового политического сна дальневосточной грозой». В начале 1905 г. он предсказывал приход решающего момента и объединения всего общества против самодержавия.
Вместе с внешним могуществом империи под вопрос было поставлено и самое ее существование.
«Самодержавие ослаблено. — Писал Ленин. — В революцию начинают верить самые неверующие. Всеобщая вера в революцию есть уже начало революции».
Даже в подцензурной прессе стали возможны весьма резкие заявления:
«Японские победы не составляют случайности, и военное счастье не перейдет на нашу сторону, пока общие условия русской жизни не изменятся к лучшему. Это сознание с необычайной ясностью овладело умами лучшей части нашего общества, побуждая желать скорейшего прекращения войны во имя истинного патриотизма, вопреки фальшивым воинственным возгласам людей, привыкших извлекать выгоды из бедствий народа и государства».
Настроения в стране были весьма далеки от радужных. В Петербурге назревали грозные события. Известие о падение крепости на берегах Тихого океана вызвало негодование рабочих Петербурга.
Узнав о падении Порт-Артура, Гапон собрал руководство своей организации и сообщил рабочим, что, по его мнению, настало время подать петицию царю. Это предложение было поддержано, а очередное предложение руководству Путиловского завода вернуть уволенных рабочих было встречено очередным отказом. Стачка стала неизбежной. С 3 (16) января на Путиловском началась забастовка. Рабочие были уже готовы к выступлению, они попросту ждали призыва бросить работу. Услышав его, люди сразу же покидали цеха. Только на Путиловском работу прекратили до 13 тыс. человек, первые дни забастовка протекала мирно, нарушений порядка не было. Масштаб протеста был весьма велик, требования забастовщиков попали в печать. Было ясно, что поводом для забастовки были злоупотребления.
«Благодаря отсутствию контроля над мастерами, — заявлял автор «Нашей жизни», — на заводе развивается атмосфера кумовства, подкупа и низкопоклонства».
Мастера устанавливали расценки и определяли объем выработки норм. Они были почти всевластными хозяевами в цехах.
Но причина массовости движения была все же глубже — она явно не ограничивалась злоупотреблениями конкретного административного лица в том или ином цеху Путиловского завода. Об этой причине можно судить по первоначальным требованиям забастовщиков. Они носили все же чисто экономический характер — поднять поденные расценки (женщинам до 70 коп., мужчинам до 1 руб. в день), улучшить вентиляцию цехов, отменить обязательные сверхурочные работы и т. п. Даже вопрос о 8-часовом рабочем дне рабочие были готовы отложить на будущее. Ответ власти, как часто бывает в таких случаях, был запоздалым и явно неадекватным. Фуллон позвонил Гапону и сообщил ему, что Витте добился согласия владельцев завода на возвращение одного рабочего и, возможно, еще двух. Оставался один. Фуллон просил прекратить забастовку, но было уже поздно. При этом особого внимания происходившему явно не уделялось. Судя по всему, никто не ожидал, что через несколько дней произойдет нечто из ряда вон выходящее.
Наиболее читаемыми газетами в Санкт-Петербурге в течение 1904 года были «Биржевые Ведомости» (15 048 145 экз.), «Петербургский листок» (12 048 470 экз.), «Новое Время» (6 329 505 экз.), «Петербургская газета» (4 437 101 экз.), «Русь» (2 448 033 экз.). Либеральная «Наша жизнь» начала выходить только в октябре и занимала слабые позиции в среднем по годовой продаже — 22-е место, 9947 экз. Официальные «Ведомости Санкт-Петербургского градоначальства» занимали 11-е место (142 529 экз.), «Правительственный вестник» — 13-е место (80 378 экз.), «Русский инвалид — 16-е место (44 378 экз.). Но эти газеты молчали о событиях в столице (во всяком случае, в её рабочих районах и до того, как они переросли до уровня кризиса). Причина могла быть лишь одна — уровень власти, ответственный за принятие решения, таких решений не принимал, приказа сверху о том, как следует относиться к происходящему, не поступало. О том, что происходит, писали другие ежедневники.
Лояльнейшее «Новое Время» только 6 (19) января опубликовало обзор состояния рабочего вопроса в России, в котором говорилось:
«Ближайшее наблюдение нашей промышленной жизни показывает, что в ней совершается глубокий процесс, требующий самого серьезного к нему отношения. Стачки, беспорядки и волнения среди рабочих уже давно утратили характер случайных, обратившись в хроническое проявление недовольства. Ничтожные, по-видимому, поводы вызывают все чаще и чаще серьезные осложнения, нередко с кровавым исходом. Многие промышленные центры время от времени объявляются как бы на военном положении и нуждаются в охране штыками. Ближайшее ознакомление с причинами этих явлений показывает, что движение среди рабочих принимает нередко политический характер. Вместе с тем обнаруживается, что политическая окраска рабочего движения далеко не случайна: причины ее кроются в самом существе дела и в отношении правительства к рабочему движению. Уже давно стало несомненным, что репрессивные меры приводили лишь к отрицательным результатам и оказались вполне бессильными направить рабочее движение в спокойное русло. Очевидно, рабочая среда нуждается в успокоении, которое может быть достигнуто лишь серьезной и решительной реформой. Эта последняя должна касаться как экономического, так и правового положения рабочих, требующего коренного изменения».
Дальнейшие события показали, что император не собирался прислушиваться к голосу разума, который неоднократно звучал в эти январские дни.
6 (19) января на Крещенском параде и водосвятии по случайности батарея выстрелила боевым шрапнельным снарядом по Зимнему дворцу. В четырех окнах были разбиты стекла, пули повредили угол дворца.
«Церемония продолжилась, никто не двинулся с мест, — вспоминал В. Ф. Джунковский, — Государь сохранил полное спокойствие, даже не изменился в лице».
Был ранен городовой, более никто не пострадал, но все же никто не мог с уверенностью сказать, не было ли случившееся результатом злого умысла. Была немедленно образована следственная комиссия под председательством начальника артиллерии Гвардейского корпуса ген.-л. Н. М. Хитрово. Выяснилось, что после учений 4 (17) января из одного из орудий забыли извлечь заряд учебной картечи. Это орудие и вошло в состав 6-орудийной батареи, приветствовавшей императора на водосвятии. Новость о случившемся в столице быстро достигла Мукдена — среди офицеров она почти не вызвала возмущения. Всех интересовало, скоро ли будет заключен мир. Все чувствовали — в далекой России начинается что-то необычное, важное и большое.
Ранее на ИА REX: Накануне. Ноябрь-декабрь 1904 года. Банкеты, мобилизация, рабочее движение
Комментарии читателей (0):