Получив известие о провале штурма Порт-Артура, маршал Ойяма решил атаковать Маньчжурскую армию под Ляояном. Война затягивалась, и, несмотря на ряд успехов японцев, их первоначальный план быстрого успеха в южной Манчжурии был уже почти полностью сорван. Японии был необходим быстрый успех, сокрушительное поражение русской армии, которое полностью изменило бы баланс сил на континенте и сделало актуальным вопрос о начале мирных переговоров. В штабе маршала планировали отсечь Куропаткина от линии его сообщений с Россией.
Ранее на ИА REX: 1904 год. Путь к катастрофе. Первые потери российского флота
Под Ляояном начали сбываться прогнозы Куропаткина — время начало работать против Японии — у русских было 150 000 чел. при 483 орудиях, в то время как у японцев — 135 000 чел. при 592 орудиях. Противник терял преимущество близости тыла — он находился на расстоянии свыше 1200 км от Японии, из которых около 1 тыс. км приходилось на море, при этом безопасность морских перевозок до сих пор не была гарантирована, с пунктами высадки на Ляодуне и в Корее его связывали грунтовые дороги низкого качества, для эффективного использования имевшегося в распоряжении японцев участка ЮМЖД требовалось большое количество подвижного состава, рассчитанного на русскую колею.
Русские войска находились на подготовленных позициях и оборонялись. Солдаты верили, что на равнине им будет легче, чем в горах, и что победа теперь будет за ними. Они были уверены в том, что их командующему удалось завести противника в ловушку. За Ляояном находились Янтайские угольные копи, чрезвычайно важные для функционирования железной дороги — они давали до 15 тыс. пудов (240 тонн) каменного угля в день. В течение трех месяцев — с конца марта по июнь — город активно укреплялся, подходы к нему были прикрыты двумя поясами укреплений.
Все долговременные укрепления были хорошо замаскированы и не представляли собой легкой мишени для противника, пространство перед ними было расчищено для удобства обстрела. После того как выяснилась мощь японской артиллерии, на позициях дополнительные укрепления получили блиндажи, которые превратились в надежные убежища от снарядов противника. Кроме того, были построены и передовые позиции, в основном представлявшие собой систему окопов. Их главной задачей было сдерживание возможного первого удара японцев и определение главного его направления. Это была мощная оборонительная система, и многие сомневались, что японцы «отважатся брать Ляоян».
Но японский командующий как последовательный сторонник германской школы планировал осуществить глубокий обход русских позиций, окружить русскую армию и отсечь ее от единственной линии снабжения — железной дороги. Противник не собирался разбивать себе лоб об укрепления — он был воодушевлен идеей повторить Седан. С другой стороны, преимущества русской стороны резко обесценивались системой управления. На фронт русский командующий вывел 64% своих сил (128 батальонов), на фланги — 5%(10 батальонов), остальные решали другие задачи. Еще до начала сражения Куропаткин вывел в резерв 61 батальон, 30 сотен, 136 орудий и 8 пулеметов. Ближнюю охрану флангов позиции нес отряд Мищенко и XVII Армейский корпус, целых 8 отдельных отрядов обеспечивали дальнюю охрану флангов, кроме того, выделялись войска для гарнизона города, охраны дорог, этапных линий, летучей почты, была реализована чрезвычайно запутанная система общих и частных резервов, которыми могли распоряжаться командиры разных уровней. Всё это крайне усложняло управление армией.
12(25) августа Ойяма начал наступление, вслед за чем началось длительное сражение. Постоянно опасаясь возможного окружения, Куропаткин вновь проявил себя сторонником пассивной обороны, полностью уступив инициативу Ойяме. Это позволило японцам постоянно сосредотачивать превосходящие силы на направлениях своих атак. Бои под Ляояном носили исключительно упорный и кровопролитный характер. Русские войска стойко оборонялись, весьма эффективно используя артиллерию, а японские храбро наступали, и те, и другие практически не считались с потерями. Наступавшие теряли больше, но не могли прорвать линию обороны. После атак подступы к русским окопам были заполнены трупами и ранеными. Это был день разочарований, как отметил один из британских наблюдателей при японской армии. Положение японской армии было весьма тяжелым, в ее штабе опасались возможного контрудара.
К вечеру 17(30) августа стало ясно, что отступать русские войска не собираются, I Сибирский армейский корпус отбил все атаки. Одновременно в штаб маршала Ойямы стала приходить информация о том, что Куропаткин начал готовить эвакуацию Ляояна. Позже выяснилось, что она оказалась необоснованной, но японское командование всё же решилось начать глубокий обход русских позиций. Еще ранее 12-я дивизия была направлена на правый берег реки Тайдзыхе. Она должна была выйти в тыл и фланг русских войск и обеспечить связь с армией Куроки, осуществлявшей опасный маневр глубокого обхода Ляояна. На Тайдзыхе находилась только гвардейская дивизия и одна пехотная бригада. Обе понесли чрезвычайно высокие потери в предыдущие дни.
12-я дивизия относительно мало пострадала в это время, и теперь на нее возлагали особые надежды в штабе Ойямы. Русские войска успешно оборонялись, однако они практически не имели резервов. Оборона подходила к опасной точке напряжения. В ночь на 30 августа дивизия практически в виду русских патрулей (основные позиции находились в 7−8 км. от реки) перешла через Тайдзыхе. Куроки, фланг и тыл которого был в это время чрезвычайно уязвим, а транспорты армии — попросту открыты для возможного удара, получил надежное прикрытие. Дивизия успешно выполнила поставленную перед ней задачу. Для того, чтобы помочь своим войскам за рекой, японский главнокомандующий усилил давление на фронт.
Для того, чтобы не допустить снятия русских войск с передовых позиций, Ойяма создал мощный артиллерийский кулак против фронта I и III Сибирских армейских корпусов — 234 полевых и горных и 72 тяжелых орудия против 82 полевых русских. Утром 18(31) августа началась артиллерийская подготовка. Японские артиллеристы мастерски концентрировали огонь своих орудий, подготавливая наступление пехоты. Она по-прежнему шла вперед, не считаясь с потерями. Хуже дело обстояло со связью между атакующими и артиллеристами — японцы часто попадали под огонь собственной артиллерии. За два дня потери двух русских корпусов составили 6239 чел., японцев — 11 899 чел. Противник был отражен, но растянутость линии фронта и отсутствие резервов сделали свое дело.
Уже в ходе боя 18(31) августа Куропаткин принимает решение отступить с передовых позиций на главные с целью сокращения фронта — с 24 до 14 верст. Войска отошли в ночь на 19 августа (1 сентября). Утомленные боями японцы не преследовали. Отступление было проведено в образцовом порядке, несмотря на близость противника. По первичной диспозиции этот маневр должен был стать демонстративным, Куропаткин надеялся навести атаковавших на свои основные укрепления. Отход оказался столь неожиданным для противника, что с утра его артиллерия открыла огонь по оставленным русским позициям. Вскоре японцы стали наседать на отступавших. Отступление проводилось в тяжелых условиях — из-за дождей в тылу наступила распутица, значительная часть местности была пересеченной.
«Благодаря этим причинам, — отмечал участник отхода, — отступление наших корпусов к Ляояну явилось целою эпопею нечеловеческих усилий и изумительной энергии, с которой полки перетаскивали через кручи и невылазную грязь артиллерию и обозы».
Войска были очень недовольны очередным отступлением, но их немного успокаивало то, что главные позиции неприступны. 19 августа (1 сентября) приблизительно в 9 утра на т.н. «штабной» площади у дома с флагом главнокомандующего упал первый снаряд 120-мм японской гаубицы. Площадь мгновенно опустела, штабной поезд Куропаткина отвели на две версты к северу, на полустанок Ляоян-2. Обстрел становился всё интенсивнее. Тем временем жители русского квартала Ляояна начали покидать город. Это было правильное решение — на глазах у людей с 17(30) августа начали вывозить на север госпитали и часть железнодорожного имущества. Обстрел лишил жителей веры в слова Куропаткина. Они массами стали покидать город.
19 августа (1 сентября) в 13.30 японцы начали обстрел самого Ляояна. Под прицелом уже оказались район станции и китайский квартал. Начальник станции и комендант невозмутимо и в полном порядке эвакуировали военное имущество. В 17:30 отошел последний поезд — 85 вагонов. Поначалу в обстреле участвовали гаубичные и полевые батареи, но вскоре у японцев появились и одно орудие осадного типа. Один из снарядов попал в патронный склад и взывал пожар и разрывы боеприпасов. Для того, чтобы войска на позициях не приняли бы их за интенсивный винтовочный огонь у себя в тылу, пришлось известить об этом успехе противника по телефону.
Значительные склады частного багажа, винные и продовольственные запасы частных лиц остались. Сначала еду и напитки разрешил разбирать проходившим солдатам буфетчик, потом начался разгром оставшихся складов имущества, принадлежащего гражданским лицам. Проходившие через станционную площадь войска начинали с пьянства и заканчивали форменным грабежом, мгновенно теряя организацию и подобие воинской дисциплины. Над всем этим рвались снаряды противника. Попытки офицеров восстановить порядок ничем не заканчивались. Только наличие в распоряжении коменданта города ген.-м. М.Н. Маслова — решительного и опытного офицера — надежных частей способствовало тому, что этот дикий хаос был пресечен.
В тот же день русский командующий отметил в своем дневнике: «Войска дрались геройски. Все до одного штурма были отбиты с огромными для японцев потерями. Массы их трупов покрывали подступы к нашим позициям. Волчьи ямы были завалены трупами доверху. Нам досталось много оружия. Наши воспользовались обувью японцев. Доходило до штыкового удара. 17-го атака велась главным образом на 3-й корпус Иванова, а 18-го на 1-й корпус Штакельберга. Наши потери за эти два дня свыше 7000 чел. убитых и раненых. Настроение войск приподнятое. Всё же в наступление нельзя было перейти, ибо армия Куроки начала переправляться на правый берег Тайдцыхе у Сыквантуня, в переходе от Ляояна. Силы 17-го корпуса слишком незначительны, чтобы удержать эту армию. Нельзя было допустить тактический обход».
В штабе русской армии появились слухи о том, что из-за громадных потерь японцы готовятся отойти к Хайчену. Это произошло именно тогда, когда Куропаткину показалось, что наступил решающий момент для реализации его планов решающего контрнаступления. Именно 1 сентября, т. е. в годовщину Седана, в глубокий тыл ляоянских позиций вышла 1-я армия генерала Куроки — 24 000 чел. при 60 орудиях. Этот обход оказался совершенно неожиданным для русского командования. Так как с 19 августа (1 сентября) Ляоян уже находился под обстрелом артиллерии противника, усиленными темпами шла эвакуация станции. Солдаты железнодорожных батальонов под огнем противника выкатили на руках из тупиков 2 вагона с пироксилином и порохом (1500 пудов) и отвели их на северные стрелки станции. Обошлось без потерь.
Обходящие силы противника оценивались штабом Манчжурской армии в 30−35 тыс.чел. Куропаткин решил сам использовать оторванность Куроки от основных сил Ойямы и свое численное превосходство и начал сосредотачивать против 1-й японской армии 92 батальона пехоты, 4 саперных батальона, 79 сотен и эскадронов, 352 орудия — всего около 57 тыс. штыков и 5 тыс. сабель и шашек. 31 августа японские атаки были отбиты, противник отходил от центральных позиций русской обороны, в главной квартире были уверены — победа близка. Русский командующий изложил свое видение ситуации словами: «Сегодня собираться, завтра сближаться, послезавтра атаковать!» На самом деле он вовсе не был уверен в своих силах.
Пугающе высоким оказался расход боеприпасов. Перед началом сражения, сверх запасов, имевшихся в батареях и парках, на станции Ляоян хранилось 100 тыс. снарядов. К вечеру 18(31) августа их осталось только 24 тыс. К моменту наступления армия могла столкнуться с недостатком снарядов, командующий распорядился срочно подготовить к перевозке имевшиеся в Харбине запасы. 20 августа (2 сентября) для наступления было сосредоточено 93 батальона, но японцы упредили Куропаткина и атаковали первыми. Огромное значение приобретала горная гряда в тылу Ляояна, к которой стремились войска Куроки и I Сибирский армейский корпус ген. Штакельберга. Строго говоря, это были 2−3 группы открытых скальных холмов, высотой 60−70 метров. Они поднимались «над морем гаоляна, который своей непроницаемой мантией закрывает всю равнину» — шириной около 1,5−2 км.
Против передовых частей Куроки была брошена только что высадившаяся на станции Янтай 54-я пехотная дивизия ген-м. Н.А. Орлова, профессора Николаевской академии. Она целиком состояла из не имевших боевого опыта и недавно призванных под знамена запасных. В этот период в русской армии уделялось совершенно недостаточно внимания подготовке и слаживанию соединений, создаваемых во время мобилизации. Даже сроки подготовки бойца были совершенно недостаточными. Вступив в бой под Ляояном «с колес», 54-я дивизия просто не могла проявить себя в качестве боеспособного соединения. Ее командир считался в Николаевской академии специалистом по суворовским действиям в Италии и был большим поклонником наступательных действий во что бы то ни стало.
Орлов принял участие в войне 1900 года, где убедился в важности «энергичного решения». Примерно так он и действовал в Манчжурии в 1905 году, забывая, что войска, которые находились под его водительством, существенно отличались по уровню слаженности и подготовки от суворовских, с которыми можно было наступать, не считаясь с «невыгодами местности», а противник совсем не походил на китайских солдат и «боксеров». Перед прибытием подкреплений шли непрерывные ливни, поля гаоляна превратились, по воспоминанию участника боев, «в какое-то сплошное болото, настолько топкое и грязное, что двигаться по нему без дорог, кроме самого медленного шага, решительно не было ни малейшей возможности». В эти топи и была спешно отправлена дивизия Орлова.
Неподготовленной дивизии, состоявшей из запасных необстрелянных солдат 35−40 летнего возраста, поручили весьма сложную задачу, и последствия этой ошибки переросли по важности масштабы простого поражения. Заняв высоты, Орлов покинул их утром, выстроив войска в колонну длиной примерно в 3 км. Вскоре, по словам участника атаки, «…наступила непроглядная ночь. В гаоляне было совершенно темно. Ориентироваться, держать связь и управлять боевым порядком не представлялось никакой возможности, но полк со страшными усилиями продвигался вперед. Люди усталые двигались в гаоляне, спотыкались и падали, другие отставали и отбивались». Уровень управления атакой оставлял желать лучшего.
«Нужен стальной характер, — писал Орлов о действиях Суворова в Швейцарии, — огромный военный опыт, знание своего солдата, тесная связь с ним, магическое влияние на войска, — чтобы не останавливаться перед внезапно возникавшими, почти непреодолимыми препятствиями».
Этих качеств у командира 54-й дивизии не было. Пройдя около 500 шагов в гаоляне, части утратили связь между собой и внутри себя. Они разбились на небольшие группы, которые не могли определить, где и кто находится. Первые выстрелы привели к панической стрельбе по всем направлениям и затем к бегству.
«Войска в гаоляне совершенно потерялись, — отметил 25 августа (7 сентября) в своем дневнике Куропаткин, — стреляли друг в друга и ходили друг на друга в штыки».
Дивизия действительно понесла значительные потери, сам Орлов ранен.
«Толпы запасных постепенно разбрелись, — отмечал свидетель произошедшего, — и начатое сравнительно в порядке движение некоторых частей назад скоро получило характер полного развала. Японцы потеряли в схватке с отрядом ген.-м. Орлова только 181 человека; наши потери достигали 1502 человек, и объясняются главным образом стрельбой по своим. Войска совершенно потеряли ориентировку, и, отступая, отстреливались во все стороны… Не так важно было исчезновение с поля сражения 12 батальонного отряда ген. Орлова, как тяжело было моральное впечатление, произведенное этим эпизодом на войска всей Маньчжурской армии».
Впечатление у противника, естественно было совсем другим.
«Штаб армии, — отмечал британский представитель при штабе Ойямы ген. Ян Гамильтон, — считает за необычное счастье, что там как раз, где угроза была так велика, орудие для выполнения оказалось столь низкого качества. Штаб убежден, что все люди у Орлова были запасные. Странно действительно, что японцы, двинувшиеся в первый раз в запутанную местность, которую русские, не смотря на всё, должны были знать вдоль и поперек, могли застигнуть врасплох и разрушить планы неприятеля с такой изумительной легкостью, лишь только тот решился оставить свои окопы».
В результате сразу после этой атаки установился полный беспорядок. В ближайшем тылу никто не знал, что происходит рядом и где находится противник. Дивизия получила прозвище «орловские рысаки». Для того, чтобы дух и боевая ценность этих войск изменялась к лучшему, нужно было время. А пока что высоты перед копями были заняты спешенной кавалерией отряда ген.-л. А.В. Самсонова — 19 сотен и 6 орудий. Вместо прикрытия флангов отряд вынужден был оборонять стратегически важные позиции от атак японской пехоты. До вечера Самсонов продержался, а потом вынужден был отойти — оказавшись без прикрытия с флангов, он сам оказался обойден.
Так в результате массы ошибок, сделанных на разном уровне, были потеряны Янтайские угольные копи и важные позиции в горном районе, которые Куропаткин считал основой для своего контрудара. Русские войска уже начали наступление и вели исключительно напряженный бой с противником. Потери с обеих сторон были высоки, но настроение у русских солдат было приподнятое. После известий о провале Орлова их командующий думал уже только об отступлении. Левый фланг и тыл русской армии остался необеспеченным от возможного удара противника. Сибирские стрелки, подошедшие после разгрома Орлова, вышли на равнину, над которой господствовала горная цепь, занятая японской пехотой.
Янтайские высоты находились всего в 12 верстах от Мандаринской и железной дорог, их потеря сразу же поставила под угрозу коммуникации русской армии. Станцию Янтай удалось отстоять лишь благодаря усилиям I Сибирского армейского корпуса. Штакельберг получил весьма «куропаткинское» указание — занять и оборонять станцию, «насколько возможно, не принимая боя с превосходными силами». Не смотря на такие рекомендации, японцы так и не смогли осуществить глубокий прорыв и отрезать Маньчжурскую армию от железной дороги. Исключительно интенсивные бои и растянутые коммуникации привели к тому, что запасы снарядов у японцев были исчерпаны. Огромную помощь сибирякам оказала артиллерия. К 1 сентября около 100 скорострельных орудий громили позиции противника.
Расход боеприпасов полевой артиллерией был невиданно высок, оставшийся в Ляояне запас — около 26 тыс. снарядов — был израсходован, установить объем запаса в парках при постоянном передвижении не представлялось возможным. Рассчитывать на успешное сопротивление Штакельберга в дальнейшем было также нельзя, он уже начал отступать. Корпус нуждался в поддержке, резервов у Куропаткина не было. Положение Куроки оставалось непростым и могло стать весьма сложным, но только в случае высокого уровня управления русскими войсками. Понимая сложность обстановки, Ойяма усилил давление на русскую оборону. Японские атаки были отбиты по всему фронту, но в этой обстановке Куропаткин, опасаясь за свой левый фланг и считая запас снарядов для своей артиллерии недостаточным (командующий армией был потрясен расходом снарядов, некоторые орудия сделали по 800 выстрелов вместо планируемых 400, а ожидаемые поезда со 160 000 снарядов не успели подойти) отменил собственное распоряжение, и ночью 21 августа (3 сентября) приказал отступать.
Армия должна была идти к Мукдену, чтобы «там собраться, укомплектоваться и идти вперед». Это было тяжелое решение. В ходе боя Куропаткин не раз уже менял задачи, только что поставленные перед войсками, что приводило к неизбежной путанице. К врачам санитарных отрядов постоянно поступали раненые, причем не только с привычного фронта, но и из тыла, с Янтайских копей. Ночью положение ухудшилось.
«Вокруг в темной дали слышались взрывы воспламеняющихся патронов, — вспоминал один из сотрудников земских отрядов, — и сухая трескотня ружей. Горел вокзал, зажженный неприятельскими снарядами, и громадное зарево стояло ярким красным пятном в черноте ночного неба».
Теперь перед штабом командующего возникла гигантская задача эвакуации города, на станции которого из семи путей пять были забиты санитарными поездами и неразгруженными вагонами. 5 тыс. таких вагонов было направлено в Мукден. При отступлении от Ляояна один из офицеров Генерального штаба, глядя на необозримую вереницу обозов, уходившую до горизонта, постоянно твердил:
«Посмотрите, посмотрите… Ведь это Седан…»
На самом деле движение на север было организовано без суматохи и путаницы. При отходе к Ляояну с плацдарма на главной позиции войска уничтожали мосты и переправы через Тайдзыхе, эвакуировались понтонные парки. Отступление в сложившихся условиях создавало значительную угрозу для обоза и артиллерии, однако в ночь с 22 на 23 августа (с 4 на 5 сентября) русские войска стали отходить на Мукден. К 13:30 23 августа (5 сентября) были вывезены все раненые, подвижной состав, телеграфное имущество, железнодорожные войска и саперы приступили к разбору стрелок. В полдень японцы начали обстреливать станцию. В этот момент обстановка могла выйти из-под контроля.
Под огнем противника появились признаки паники, но кризис был быстро преодолен. Весьма важным было и то, что при отходе сохранялись единые соединения и части, которые находились под руководством известных им командиров. Несколько русских батарей заставили замолчать японские орудия. Порядок был восстановлен, эвакуация продолжена. Арьергард выполнял задачу прикрытия образцово, сдерживая противника 23 августа (5 сентября). Подполковник Э.-А. фон Лауенштейн, наблюдавший отступление от Ляояна, удивлялся порядку и самообладанию русской пехоты, два часа стоявшей у мостов, пропуская перед собой артиллерию и обозы. Немецкие войска были, по его мнению, не способны на это.
При отходе специальные железнодорожные части систематически проводили разрушение железнодорожного пути. 25 августа (7 сентября) армия отошла за реку Хуньхе. Отступавших не преследовали. До последнего момента на фронте армии Куроки шли тяжелые бои с неясным исходом, и теперь его войска вынуждены были ограничиться наблюдением за отходом своих противников. С 22 по 26 августа (с 4 по 8 сентября) отходившие не увидели ни одного кавалериста противника, не услышали ни одного выстрела его орудий. Это было весьма большой удачей — на тяжелой и топкой дороге основные силы Манчжурских армий в походе начали перемешиваться, теряя организацию и стойкость.
Потери японцев в Ляоянском сражении составили 23 000 чел., русских — 16 000 чел. Ойяме не удалось реализовать свой план окружения, но он заставил русскую армию отступить. Один из германских наблюдателей, генерал Кемерер, который находился тогда при русской армии, осенью 1904 года вспоминал ситуацию, которая сложилась «…у Ляояна, где весь мир, по крайней мере англосаксонский мир, ожидал второго Седана. Этот прерванный бой большого стиля дал японцам лишь выигрыш места, но они не взяли ни одного пленного, ни одного трофея; то была вполне бесплодная, отрицательная победа, купленная, однако, ценою почти 20 000 человек. Япония не в состоянии выигрывать много таких побед, а Россия может перенести еще несколько таких поражений».
Немецкий военный был прав в главном, хотя и приуменьшил масштаб японских достижений и русских потерь. Войну невозможно выиграть отступлениями и поражениями, пусть и тактическими. К тому же они всё больше и всё сильнее сказывались на настроениях тыла, которые в конечном итоги начали возвращаться бумерангом в армию. План Куропаткина, план разгрома японской армии и снятия блокады Порт-Артура был сорван. Самым тяжелым образом на морали русских войск начал сказываться тот факт, что война для них стала окончательно превращаться в череду оборонительных сражений и отступлений. Тем не менее русская армия в полном порядке отступила приблизительно 70 км на север к Мукдену, а ослабленная японская до подхода подкреплений не могла использовать свой успех.
Русский главнокомандующий был полностью уверен в своих войсках, которые демонстрировали высокий уровень дисциплины. 3(16) сентября 1904 года он докладывал императору:
«Вполне спокоен на самоотверженную работу войск и на будущее время. Отход от Ляояна при тех условиях, при которых он был совершен, действительно являлся необходимым, хотя и выдающимся по сложности делом».
В последнем не приходится сомневаться, но Николаю II от этого было не легче. Он ждал сообщений о победе. Их не было. Безальтернативным стало отступление и на фронте внутренней политики.
Комментарии читателей (0):