Почему Красной армии в 1945 году нельзя было «идти до Ла-Манша»?

На дворе горячая предвыборная борьба, и траченные молью персонажи стараются получить свои висты, в том числе придумывая информационные поводы там, где их никогда не было в помине. Жириновскому похвастаться нечем, никаких реальных достижений у его партии с туманным будущим после окончания его карьеры нет. На нет — и суда нет. Но если очень хочется, то можно попытаться примазаться к чужой славе, изобразив из себя «объективного аналитика», разбирающего итоги деятельности других за полным отсутствием собственных.

«Ведь это ошибка Сталина была. Зачем он требовал открывать Второй фронт? Требуй самолеты, танки, продовольствие, автомобили! Зачем ты торопишь их открывать Второй фронт? Сидите, британцы, на своих островах, американцы там, за океаном. Мы летом 1944 года уже стояли в Европе. Мы бы раздолбали в пух и прах Германию, все оккупировали, вышли бы к Ла-Маншу, всех бы поставили на колени», — так он охарактеризовал действия советского лидера, которые, заметим, получили высочайшую оценку у весьма далеких от комплементарности к Советской стране и коммунизму деятелей Антигитлеровской коалиции. А также у противника, если судить по последующим мемуарам.

Сам Жириновский, еще раз, мало кому интересен, и заявление не только чисто предвыборное, но и выдержанное в конъюнктуре нынешних трендов в правящих «верхах», где упрямо драпируют Мавзолей В. И. Ленина к каждому 9 Мая. Настолько хочется понравиться «хозяевам жизни», что представить себе, что завтра ветер переменится и наш «герой» мигом переобуется в воздухе и начнет славить величие большевистских лидеров и на голубом глазу доказывать окружающим, что всегда стоял на этих позициях. Если поначалу у него какие-то созидательные амбиции и были, то когда понял, что «ничего не светит», превратил политику в банальный бизнес, в котором рассчитывает просидеть, ни на что большее не претендуя, «до самого-самого», прямо как критикуемые им генсеки.

Теперь по существу, ибо нечаянно поднята тема, причем в период между Днем Победы и юбилеем начала Великой Отечественной войны, которая очень чувствительна не только для исторической памяти, но и с точки зрения современного народного восприятия. Не будем лезть в дебри, самые общие черты.

Во-первых, западные державы взяли на себя обязательство по открытию Второго фронта в момент создания Антигитлеровской коалиции. Первоначальным сроком был объявлен 1942 год, потом это было плавно перенесено на 1943 год, в котором вместо Франции англо-американские войска высадились в Италии. 1944 год в повестку встал именно потому, что в Лондоне и Вашингтоне убедились в способности Красной армии добить врага самостоятельно. А вот этого допускать они не собирались, ибо по планам Запада, как они верстались еще в преддверии войны, итогом должно было стать взаимное ослабление Германии и СССР. Как написал Рузвельт Черчиллю, «начнем действовать или будем ждать, пока русские справятся сами?». По сути, шел торг; отгородившись от воюющей Европы Ла-Маншем, Запад ждал, на чьей стороне выступить, отчаянно подталкивая Гитлера на Восток, что и зафиксировал Мюнхенский сговор. Стравить Москву с Берлином и посмотреть, кто кого, присоединившись к сильнейшему тогда, когда это будет наиболее выгодно, чтобы сорвать основной куш.

Жизнь рассудила иначе, и пакт Молотова — Риббентропа, пусть и временно, перенаправил гитлеровскую агрессию на Запад.

«Если Запад глуп и слеп и не видит, что все, что я делаю, направлено против России, — заявил фюрер комиссару Данцига за десять дней до прибытия Риббентропа в Москву, — я разобью Запад, а затем повернусь против СССР со всеми накопленными силами».

Именно потому этот пакт так ненавидят, что он разрушил планы западных верхушек, в которых среди прочих вариантов рассматривался антисоветский альянс с Германией, нацистский режим в которой был ими же создан, выкормлен, приведен к власти и отправлен на войну. Змея укусила себя за хвост.

Поэтому Западу все увещевания И. В. Сталина по Второму фронту были до лампочки, Запад гнул свою линию. И вторжение в Нормандию организовали тогда, когда это было нужно им, а не нам, и к тому же в канун опрокинувшей весь Восточный фронт немцев советской Белорусской наступательной операции, ею прикрывшись.

Читайте также: Россия и Китай: единство в борьбе за историческую память

Во-вторых, между Лондоном и Вашингтоном существовали разногласия. Черчилль рвался на Балканы, стремясь успеть в центр Европы раньше советских войск; Рузвельт понимал, что, если западные союзники начнут действовать по британским лекалам, кончится как в Первую мировую — очередной «корпус Першинга» придет, а потом, после победы, его из Европы опять «попросят». Кроме того, Рузвельту нужно было подыграть СССР, чтобы добиться его вступления в войну против Японии, в борьбе с которой США опасались надолго завязнуть. И. В. Сталин в полной мере использовал эти разногласия, чтобы вбить клин в антисоветские мотивы западного альянса. И его вбил: Рузвельт в Тегеране демонстративно поддержал советскую позицию по Второму фронту, оставив Черчилля в одиночестве:

— Рузвельт: Через Францию ближе, чем через Балканы.

— Черчилль (своему министру): Вот плоды пребывания президента в русской миссии…

Политические маневры вокруг условий мира — неотъемлемая часть войны, ибо война заканчивается миром, а мир — способ подготовиться к новой войне. В этих условиях Главнокомандующий И. В. Сталин действовал блестяще и по максимуму разыграл все имевшиеся у него на руках козыри, да еще и прихватил часть козырей союзников, обыграв тамошних главковерхов не менее убедительно, чем противника на полях сражений.

В-третьих — и это по большому счету главное. Англосаксонский Запад всегда был не более, чем условным союзником СССР. План «Overlord» (вторжение в Нормандию) англо-американским экспедиционным корпусом осуществлялся параллельно с готовностью в любой момент перейти к другому плану «Rankin»; соответствующие пакеты, вскрыть которые было необходимо по команде с политических верхов, были заложены во все штабы и двигались с ними через Францию. Суть этого секретного плана — в переходе от войны с Германией к союзу с Германией против СССР. Для этого требовалось одно условие — устранение Гитлера, и еще раскроются до сих пор засекреченные архивы, которые подтвердят, что западные спецслужбы не просто были в курсе подготовки операции «Валькирия» — покушения на Гитлера 20 июля 1944 года, а скорее всего, держали в руках нити управления заговорщиками. Если бы Гитлер тогда погиб, первым делом новые власти обратились бы к Западу с просьбой о перемирии — это было в их планах. А Запад рассмотрел бы этот вопрос положительно: Германия-де без Гитлера — ведь уже типа «не нацистская». Провал покушения ввел Запад в шок. Переговоры возобновились весной 1945 года в формате Аллен Даллес (швейцарская резидентура США) — Карл Вольф, эмиссар Гиммлера. Обойти фактор Гитлера западные махинаторы попытались, сделав ставку на командование СС. Но время было безнадежно упущено и работало на СССР, Красную армию и И. В. Сталина.

А теперь представим себе, что покушение бы удалось. При каком варианте у союзников было больше возможностей объединиться с Третьим рейхом против нас — с войсками уже во Франции или на этапе подготовки операции, когда армия вторжения находилась на Британских островах? Понятно, что в первом случае. Так чем тогда мотивировалось открытие Второго фронта? Его против немцев открывали или против Красной армии? А попытки Запада сепаратно принять капитуляцию с сохранением части немецкой группировки в ее штатной организации со штабом во Фленсбурге? По несостоявшемуся плану «Немыслимое», дивизии вермахта вместе с англо-американскими должны были в начале июля 1945 года нанести удар по советским воскам в Восточной Германии.

Суммируем. Еще раз: Лондон и Вашингтон действовали по своему плану, в котором Красная армия рассматривалась тактическим, условным союзником с перспективой скорого превращения в противника. Обращаясь к западным столицам с требованием выполнить обязательства по Второму фронту, И. В. Сталин публично фиксировал разногласия внутри Антигитлеровской коалиции, демонстрируя всему миру, чего стоят западные гарантии. И одновременно осложнял Западу игру с нацистами. Итог известен: Великая Победа и безоговорочная капитуляция Германии и ее вооруженных сил, а также предотвращение и союза Запада с немцами, и нападения Запада на СССР после окончания военных действий против Германии.

И, наконец, в-четвертых. Вопрос о том, чтобы «дойти до Ла-Манша» советской стороной рассматривался и был поставлен одним из маршалов. И. В. Сталин на это ответил: «Дойти-то мы дойдем, а вот кто их кормить будет?». Мотив понятен: в войне СССР потерял треть национального богатства; весной 1945 года в колхозах в плуги впрягались старики, женщины и дети. Войну нужно было завершать без осложнений и быстрее. Тем более что в Германии, по ряду данных, в марте 1945 года были осуществлены относительно успешные испытания первых ядерных устройств, а в США полным ходом шла завершающая фаза Манхэттенского проекта, и надежды на то, что союзники поделятся своими секретами, И. В. Сталин еще в 1942 году назвал «политической наивностью». Верховный прекрасно понимал, что как только завершатся формальные союзнические обязательства Запада, все будет повернуто против нашей страны. Как и в случае с пактом Молотова — Риббентропа, он не был готов рисковать существованием страны, поэтому формальный союз с Западом, реальную цену которому И. В. Сталин знал, как никто другой, должен был сохраняться как можно дольше.

И потом, в декабре 1944 года, в ходе Арденнской наступательной операции вермахта, англо-американские войска оказались на пороге стратегической катастрофы. Выбор И. В. Сталина был очевиден: ускорить проведение Висло-Одерской наступательной операции. Формально — чтобы «помочь союзникам»; фактически — с пониманием, что успех практически гарантирует выход к Берлину раньше их экспедиционных сил, а кто возьмет Берлин — тот и будет писать послевоенную историю, вождь это понимал прекрасно. Американскому послу Гарриману в Потсадме он в ответ на натужную и лицемерную «радость видеть советские войска в центре Европы» ответил характерно: «Царь Александр дошел и до Парижа». С намеком: надо будет — дойдем, куда потребуется. Но не сейчас, когда не успели сорвать Западу операцию «Немыслимое», как начало Потсдамской конференции было ознаменовано ядерным шантажом СССР со стороны США. Главное, чем был озабочен И. В. Сталин в конце 1944 — начале 1945 года, — избежать перерастания одной войны в другую, отдавая себе отчет в том, что балансирование на ее грани началось еще в ходе военных действий.

Поэтому вывод по заявлению Жириновского простой. Популизм хорош в меру и в свое время. Оттаптываться на священных вещах, спекулируя всуе жизнями и судьбами наших сограждан как в компьютерной игре, недопустимо. Кроме того, это просто подло и низко. Ошибку допустил не И. В. Сталин; на завершающем этапе войны он был безупречен. Берлин, взятый советскими войсками, невзирая на открытую сдачу немцами позиций англо-американцам на Западном фронте, — прямое этому доказательство. Самое красивое в игре — счет на табло. А ошибку без сомнения допустят те, кто поддастся на этот провокационный троллинг престарелого партийного «божка», который в очередной раз прикрывает «патриотизмом» собственную всеядную беспринципность. Такова незавидная шутовская роль в политике. И не только.