Турция уже не вернётся в стан Запада – Foreign Affairs

Вышедшее в 1993 году в журнале Foreign Affairs эссе Сэмюэля Хантингтона «Столкновение цивилизаций?» за последние три десятилетия было разобрано бессчетное число раз. Однако кто бы что ни думал о его тезисе, согласно которому политику после холодной войны будет определять культурная идентичность, насчет Турции Хантингтон был прав. Мыслитель предсказал, что на фоне завершения основного противостояния XX века прозападные настроения светской элиты Турции будут вытеснены националистическими и исламскими элементами. Он попал в точку, пишет старший научный сотрудник Европейского совета по международным отношениям Асли Айдинтасбас в статье, вышедшей 19 мая в Foreign Affairs.

В последние несколько лет отношения Турции с США и ЕС были, мягко говоря, нестабильными. Бывший президент США Дональд Трамп и президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган установили специфические дружественные отношения, персонализировав двусторонние отношения в ущерб почти всем вопросам политики. Турция не доверяет США из-за поддержки Вашингтоном курдских сил в Сирии и из-за укрытия исламского проповедника Фетхуллаха Гюлена, которого Анкара назвала организатором неудавшегося переворота в 2016 году. С ЕС у Анкары отношения сложились не лучше. Европейские лидеры устали от все большего нелиберализма Турции и ее стремления поиграть военными мускулами в восточном Средиземноморье.

Между тем Анкара обратилась к новым партнерам. Правительство закупило российские системы вооружений — вопреки желанию своих союзников по НАТО — и пошло на сотрудничество с Москвой в рамках крупных инфраструктурных проектов, включая газопроводы и первый ядерный реактор Турции. Турция и Россия вместе выделили сферы влияния в Ливии и Сирии. Более того, в последнее время Турция добивается расположения Китая, стремясь заполучить китайские инвестиции, закупая вакцину от COVID-19, производимую китайской компанией Sinovac, и отказываясь критиковать то, как китайские власти обращаются с уйгурами.

Это не временное явление, а более глубокое изменение внешнеполитической ориентации Турции. За почти два десятилетия правления Эрдогана Турция в более значительной степени, чем когда-то, потеряла интерес в членстве в трансатлантическом клубе или в Европейском союзе. Напротив, правительство стремилось превратить страну в регионального гегемона.

БУДЬТЕ В КУРСЕ

• 24.05.21   Турецкие «Байрактары» обойдутся Польше в 270 млн долларов
• 22.05.21   Польша купит у Турции «Байрактары», прошедшие испытание в Карабахе
• 10.05.21   Вашингтон хочет усложнить жизнь Эрдогану
• 10.05.21   Эрдоган не отдаст Константинопольский патриархат американцам

В то время как Запад все еще испытывает ностальгию по исторической роли Анкары в трансатлантическом альянсе, турецкие лидеры, с большим подозрением относясь к партнерам по НАТО, говорят о стратегической автономии. Когда-то являвшаяся образцом светской мусульманской республики, ярким примером преобразующей силы либерального строя, Турция сегодня проблематизирует ценность игры по западным правилам.

Турция больше всего стремится быть самостоятельной державой. Её новую внешнюю политику лучше всего понимать не как дрейф в сторону России или Китая, а как выражение желания оставаться в каждом лагере и играть на соперничестве великих держав. Режим Эрдогана спровоцировал этот сдвиг, и благоприятная международная среда позволила ему это сделать, но ни новое правительство в Анкаре, ни обновленный западный альянс не могут повернуть его вспять. Целый ряд политиков, бюрократов, журналистов и аналитиков, которые занимают явно скептические позиции по вопросу проведения одного с Западом курса, теперь играют ключевую роль в кругах силовиков, военных и экспертного сообщества. Независимая внешняя политика Турции никуда не денется.

Место за столом

Последние несколько лет ознаменовали собой разрыв со статус-кво, существовавшим после Второй мировой войны. Но, если оглянуться, можно сказать, что филигранное выстраивание курса Турцией между другими державами имеет исторический прецедент. Османская империя в конце девятнадцатого века и Турецкая республика в первые десятилетия своего существования стремились изолировать государство от внешних течений и натравить более могущественные страны друг против друга.

Пытаясь предотвратить упадок своей империи, османские лидеры вступили в игру постоянно меняющихся союзов, временами объединяясь с Австро-Венгрией, Россией и Соединенным Королевством, прежде чем совершить ошибку, пойдя на союз с Германией в Первой мировой войне. В 1920-х и 1930-х годах молодая Турецкая Республика получила политическую и военную поддержку большевистского правительства в Москве.

Турция оставалась нейтральной во Второй мировой войне, ее лидеры курсировали между нацистской Германией и Соединенным Королевством, чтобы получить военную помощь, экспортные кредиты и другие формы финансовой поддержки от той и другой страны. Сегодня у Эрдогана та же цель: заключать сделки с мировыми державами, не выбирая ту или иную сторону.

Реализация этой стратегии потребовала некоторой исторической реабилитации. Идея о том, что Турция уникальна среди своих соседей и призвана вернуть себе роль регионального лидера — по аналогии с немецкой концепцией Sonderweg (или «отдельного пути») в конце девятнадцатого века, — коренится в представлении о стране как о наследнице Османской империи. В основе светской традиции, заложенной основателем Турции Кемалем Ататюрком в 1920-х годах, лежало представление об османах как о ком-то отсталом, неэффективном и неспособном идти в ногу с «современными цивилизациями». Турция Эрдогана взяла совсем другой тон.

Сегодня в политических выступлениях и телевизионных сериалах османских лидеров не очерняют и выставляют бесхитростными завоевателями. Напротив, их превозносят как пионеров нового цивилизационного порядка — справедливого в управлении и более сострадательного к своим подданным, чем в современных им западных странах. И хотя именно националистические восстания этих подданных в конечном счете и поспособствовали разрушению империи, в новом дискурсе этому факту уделяется мало внимания. Историки-ревизионисты Турции описывают османскую эпоху как золотой век невозмутимости и справедливости, нарушаемый только натисками «империалистического» Запада.

Правящая Партия справедливости и развития (ПСР) все чаще обращается к османскому наследию при оправдании своей внешней политики. Проправительственные СМИ отмечают расширение военного присутствия Турции на бывшие османские земли, такие как Ирак, Ливия, Сирия и Кавказ, как возрождение спящего гиганта.

Эрдоган, в свою очередь, является «лидером века» — современной версией почитаемого им султана конца девятнадцатого века Абдула-Хамида II, который сопротивлялся призывам к конституционной реформе, проводил линию против Запада и замедлил закат империи. Проводя сравнение, турецкие СМИ аплодируют Эрдогану за жесткую игру с великими державами — поддержку его переговоров с Трампом, канцлером Германии Ангелой Меркель и президентом России Владимиром Путиным — и за сохранение напористой позиции на Ближнем Востоке и в Восточном Средиземноморье.

Благодаря усилению военной мощи Турции и уходу Вашингтона с Ближнего Востока Анкаре оказалось гораздо проще вмешиваться в региональные конфликты. Опираясь на свою все более мощную оборонную промышленность, страна смогла направить свои войска в Ирак, Ливию и Сирию. Осенью прошлого года боевые беспилотники турецкого производства помогли обеспечить решающую победу Азербайджана в войне против Армении в Нагорном Карабахе. Поскольку все большая самостоятельность военно-промышленного комплекса Турции придавала ее лидерам уверенность в том, что они могут проецировать власть в регионе, отсутствие у Трампа интереса к Ближнему Востоку и стремление к гладким личным отношениям с Эрдоганом предоставили им такую возможность.

Турция расширила свои военно-морские операции в Восточном Средиземноморье и построила базы в Катаре и Сомали, не беспокоясь о противодействии со стороны Соединенных Штатов. Напротив, Россия оказалась той державой, которой Эрдогану приходилось остерегаться. Президент Турции установил тесные отношения с Путиным и действовал в координации и при огласии Москвы при каждом развертывании за границей. Но на этом сотрудничество и закончилось. Россия ввела географические ограничения на зону влияния Турции в Ливии, Сирии и на Кавказе, что не только придало Анкаре новые силы, но и стало источником ее некоторого разочарования.

В действительности талант Эрдогана заключается в том, чтобы использовать пробелы в международной системе и находить возможности натравить Россию и США друг на друга. В Сирии, например, присутствие Турции было угрозой для поддерживаемых США курдских сил, но Вашингтон также воспринял это как источник рычагов давления против посягательства России.

В Ливии Эрдоган усмотрел удобный момент и быстро им воспользовался. В 2019 году лидер ливийского ополчения генерал Халифа Хафтар возглавил армию, которая наступала на правительство Ливии при поддержке России и Объединенных Арабских Эмиратов (ОАЭ). Отчаявшееся правительство ходило от двери к двери в западных столицах в поисках помощи. Большинство западных держав не решились или не посмели вмешаться, а Турция вмешалась: ее силы помогли отбить наступление Хафтара с минимальными военными вложениями. Вмешиваясь в эти конфликты, Анкара высекает себе пространство в эпоху соперничества великих держав. Цель турецкого руководства, как часто говорят турецкие комментаторы, в том, чтобы «занять место за столом».

После Эрдогана

Проектируя мощь за рубежом, Эрдоган пока что показывал большое мастерство. Что удивительно, так это то, что ему это удалось, несмотря на хрупкое внутриполитическое положение. Турция столкнулась с серьезным экономическим кризисом, в рамках которого показатели инфляции достигли двухзначных значений, произошло резкое падение стоимости лиры, уровень безработицы резко вырос, что привело к бегству капитала и обнищанию простых граждан.

Впервые за десятилетия экономисты опасаются кризиса платежного баланса. Из-за этой нестабильности произошел подрыв электоральной базы Эрдогана — в апрельском опросе общественного мнения менее 30% респондентов заявили, что поддержали бы ПСР, если бы выборы были проведены на этой неделе, что намного ниже 49%, проголосовавших за партию в 2015 году.

Внешнеполитический послужной список Эрдогана тоже не может спасти его. Как и граждане многих других стран, турки верят в исключительность своей страны. Опросы показывают, что народ поддерживает идею восстановления величия Турции на мировой арене, и большинство избирателей разделяют подозрения Эрдогана в отношении Запада, особенно Соединенных Штатов. Однако для всех, кроме самых ярых националистов, этого недостаточно. Большинство избирателей прагматичны: они не хотят, чтобы Турция отделилась от своих западных союзников, если эта изоляция скажется на их экономическом благополучии и качестве жизни.

Поддержка членства в ЕС по-прежнему составляет около 60%, не потому, что турки чувствуют себя европейцами, а потому, что многие понимают интеграцию с ЕС как возможность построить более сильную экономику и более эффективное государственное управление. Пока правительство хвастается созданием военной базы в Ливии и бомбардировками объектов Рабочей партии Курдистана (РПК) в Ираке, предприятия в Турции разоряются, магазины закрываются, а пенсии сокращаются. Страна до сих пор не смогла получить достаточного количества доз вакцины против COVID-19 от зарубежных производителей; привиты всего около десяти процентов граждан.

Иными словами, большинству граждан еще предстоит увидеть, как амбициозная международная программа Эрдогана сделает Турцию снова великой. Несмотря на безжалостный национализм проправительственных СМИ, среди населения растет чувство, что Эрдоган слишком сильно продвигает внешнюю политику. Турция, похоже, потеряла чувство цели и оттолкнула слишком многих своих друзей — возможно, допустив некоторые из тех же стратегических ошибок, которые стоили османам их империи.

Большинство западных аналитиков полагают, что Эрдоган еще нескоро покинет свой пост — что переход к демократии для Турции больше невозможен. Большинство турок с этим не согласны. Ограничения свободы слова, тюремное заключение многих курдских политиков и другие формы правительственных репрессий делают политические соревнования менее справедливыми, но они не гарантируют Эрдогану и ПСР победу на следующих выборах, намеченных на 2023 год.

Соперник Эрдогана на этих выборах, несомненно, пообещает проводить менее воинственную внешнюю политику и более стабильные отношения с мировыми державами. Правительство после Эрдогана может предпринять конкретные шаги, чтобы дистанцироваться от своего предшественника. Он может наладить связи с НАТО, нормализовать отношения с региональными противниками, включая Египет и ОАЭ, или возобновить переговоры о членстве Турции с ЕС — даже если усилия будут тщетными.

Будучи прагматиком, Эрдоган сам может попытаться повернуть назад к Западу, если посчитает, что проект президента США Джо Байдена по возрождению возглавляемого США порядка является достаточно многообещающим, чтобы за него ухватиться. Но если влияние США будет снижаться, Турция воспользуется этим как возможностью расширить свою роль в мировой политике. И трудно себе представить, чтобы какой-либо ведущий политик, будь то из ПСР или оппозиции, выступал против националистических течений страны и занял безоговорочно прозападную позицию.

В долгосрочной перспективе независимая внешняя политика Турции сохранится с нынешним президентом или без него. Анкара, вероятно, продолжит отстаивать свой суверенитет в Восточном Средиземноморье, направлять свои ресурсы на развитие обороны и расширять свое влияние на соседей по региону. Выступать в роли лояльного, истинного члена трансатлантического сообщества уже не так привлекательно, как раньше, и уж точно не может сравниться с очарованием проецирования силы на условиях самой Анкары. Турция взяла на себя роль наследника империи и пойдет своим отдельным путем — своим Sonderweg.