Россия усиливает свою роль нового центра Евразии

Российская внешнеполитическая стратегия зачастую выглядит как набор ситуативных реакций и нескоординированных действий на разных направлениях. На картах военных это выражается расходящимися стрелками, что считается стратегической ошибкой, так как силы должны концентрироваться, а не рассеиваться.

В российской стратегии векторы силы и точки их приложения разнесены по времени и пространству, что создаёт ощущение хаотичных реакций на возникающие раздражители. Однако со временем выясняется, что это стратегия малых дел, один из элементов мягкой силы. Эффективность такой стратегии в том, что она становится явной на заключительном этапе, когда две трети работы сделано и разрушить её одним-двумя контрдействиями уже невозможно.

Россия из слабой позиции начала интеграцию распавшегося постсоветского пространства, не будучи при этом инвестиционным и технологическим лидером. Постсоветские республики находятся между мощными центрами сил, такими, как Китай, США, Россия, ЕС, Британия и Турция. Элиты постсоветских государств больше всего боятся реинтеграции на советских условиях и ищут опоры для сохранения своего суверенитета, каким бы он ни был иллюзорным. Это толкает их к поиску баланса между центрами силы.

В этих условиях должно было пройти время, за которое обозначатся новые угрозы суверенитету постсоветских государств. Со временем угроза нового подчинения России уступила место угрозе попадания в зависимость от США, ЕС, Турции и Китая, мощными торговыми и инвестиционными партнёрами новых постсоветских государств.

В этих условиях Россия стала необходимой в качестве балансира. И именно эта необходимость стала источником авторитета России в качестве гаранта, арбитра и посредника, играющего ключевую роль в интеграционных процессах на постсоветском пространстве. Местные постсоветские элиты пошли на сближение с Россией лишь потому, что они осознают российскую заинтересованность в сохранении нынешней субъектности этих элит — многовекторных, слабых и нуждающихся в гарантиях.

В результате возник ряд интеграционных форматов, где Россия играет роль несущей конструкции, не претендуя при этом на привилегированный статус и не покушаясь на суверенитет партнёров. Это ЕАЭС, ОДКБ, ШОС и БРИКС. Наиболее перспективным форматом является ЕАЭС, вначале выглядевший как аморфное образование, где Россия несёт основные издержки, не получая взамен политической выгоды. Со временем выяснилось, что это не так.

Новая роль России для неё нетрадиционна и непривычна, так как теперь её влияние строится не на директивных методах управления, а на управлении интересами. Искусством косвенного управления российский госаппарат только овладевает, руководствуясь больше интуицией и здравым смыслом, чем теориями и стратегиями. Однако это эффективно — при том, что русские, как известно, быстро учатся.

Образующаяся новая сфера российского влияния выглядит как открытое пространство, где на периферии сильно влияние сопредельных государств, а в ядре — Россия как центр притяжения и баланса. Именно в этом и есть новый источник силы и возможностей России — она помогает бывшим республикам СССР не оказаться поглощёнными соседями и внешнеторговыми партнёрами, намного превосходящими их по возможностям.

Внешне политика России в Сирии никак не связана с ЕАЭС. Однако на деле связь есть: Россия прямо влияет на позиционирование Ирана, находящегося под ударом США. Участвуя вместе с Россией в борьбе за Сирию, Иран укрепляет свои геополитические позиции и одновременно сильнее нуждается в тесном партнёрстве с Россией. Для Ирана это ещё важно в свете его безальтернативного сближения с Китаем, больше похожего на поглощение.

В результате создаётся такая конфигурация в Средней Азии, где Иран замыкает пространство, ограниченное Россией и Китаем, на вторжение в которое претендуют Турция и США. Средняя Азия и Закавказье становятся пространством острого соперничества сверхдержав, в котором есть угроза потери суверенитета новыми постсоветскими государствами.

Больше того, при критическом вмешательстве США, Британии и Турции регион соперничества грозит стать театром военных действий. ЕАЭС становится крайне необходимой для всех участников структурой, демпфирующей экономические турбулентности и гасящей экспансионистские угрозы со стороны более мощных игроков.

Как известно, в январе 2021 года Иран объявил о заключении Временного соглашения с ЕАЭС о создании к ноябрю 2022 года зоны свободной торговли. То есть Иран в статусе наблюдателя в ЕАЭС делает ещё один шаг к вступлению в этот союз. К этому времени в ЕАЭС уже оформились центростремительные тенденции, запустившие в Средней Азии процессы более тесной региональной интеграции.

Так, Таджикистан продолжает изучать соотношение выгод и издержек от вступления в ЕАЭС, но сотрудничество Узбекистана с Казахстаном и Киргизией подталкивает Узбекистан к сближению с ЕАЭС с будущим вступлением в него, а это делает для Таджикистана вступление в ЕАЭС не только неизбежным, но и формальным: ему в любом случае придётся изменять свои стандарты с учётом стандартов главных партнёров.

Для Казахстана членство в ЕАЭС является способом усиления влияния на Китай и Россию, а для Белоруссии — на ЕС. Кроме того, ЕАЭС является координатором создания общего рынка труда, где для государств Средней Азии появляется возможность не только слить избыточные трудовые ресурсы, но и превратить их в доноров, увеличивающих объём денежных переводов на 1,5 миллиарда долларов в год и стимулировать рост заработной платы на 10−30%.

Общий рынок труда в ЕАЭС создаёт спрос на русский язык как язык межнационального общения. Это создаёт пространство русской культуры, в котором остаются жители Средней Азии, нивелируя влияние культуры тюркской, являющейся условием турецкой экспансии.

Армения не только пользуется рынком ЕАЭС и защитой ОДКБ, но и усиливает за счёт членства в этом союзе свои геополитические возможности. Именно членство в ЕАЭС и ОДКБ спасло Армению от полного разгрома в военном конфликте в Нагорном Карабахе. Но ключевое влияние России не только привело к миру, но и дало возможность создать притяжение между интересами Армении и Азербайджана — через проект Нахичеванского транспортного коридора, что невозможно без участия России.

В результате усиления влияния Турции в Закавказье Азербайджан оказался перед лицом угрозы утраты суверенитета под давлением Турции. Это стало причиной интереса Азербайджана к вступлению в ЕАЭС, причём, при согласии Армении. Это уменьшает не только риск военной конфронтации Азербайджана и Армении, но и влияние Турции на Азербайджан.

И здесь без влияния России никакой прогресс невозможен. Однако для осуществления такого балансирующего влияния России необходимо военное усиление в Закавказье. В Карабахе это корпус миротворцев, размещённый там с согласия Азербайджана без участия Турции, а в Армении — создание опорного пункта российской военной базы в пограничной с Азербайджаном и Ираном Сюникской области, на что уже получено согласие премьер-министра Армении Н. Пашиняна.

Стремление Ирана к сближению с ЕАЭС является ещё одним импульсом для Азербайджана к вступлению в этот союз. Формирующиеся тенденции подталкивают наиболее чувствительные к рискам интеграции Белоруссию и Казахстан к шагам по созданию наднациональных центров финансовой координации — Агентства по контролю за финансовыми рынками.

Идея высказана Белоруссией, Казахстан ответил согласием. Цель — гармонизация рынков ценных бумаг и формирование общего финансового рынка, что превратит создание общей валюты в технический вопрос.

Возникает зона геополитического притяжения между Ираном, Турцией, Россией и Китаем, а внутри этой зоны оказываются государства Средней Азии и Белоруссия. В результате меняется конфигурация сил в Центральной Азии. Регион становится евразийской осью между Европой (включая Турцию), Ближним и Дальним Востоком (Иран и Китай) через Россию, интегрирующую Белоруссию, Южный Кавказ и Центральную Азию через Афганистан до Пакистана и Индии.

Россия в этой конструкции является замковым камнем, без которого рухнет вся арка. Российское влияние в этой конфигурации разрушить намного труднее, чем в СССР, так как интеграция имеет в основе своей объективные процессы, и в ней заинтересованы сами участники.

Для России это новый тип доминирования, более гибкий, чем все предыдущие, основанный на учёте интересов и угроз для всех участников. Не имея монопольного решающего воздействия на судьбы местных элит, Россия выстраивает систему влияния на принципах, схожих с британскими. Только с тем отличием, что Британия всегда стремилась к дезинтеграции, а Россия к интеграции.

Интерес России не в монопольном доминировании, основанном на разрушении связей вассалов, а на построении, укреплении, координации и защите этих связей, в создании устойчивых региональных систем, закрытых от внешнего вмешательства и способных — при российском арбитраже — к самокоординации между собой.

В этом контуре роль России достаточна для того, чтобы гарантировать свою безопасность, не беря на себя издержки функционирования политических режимов.

По сути, Россия иначе видит свою миссию в Евразии, и это корректирует её понимание своих национальных интересов. Запад уже не может превратить Россию в жупел, пугая возвращением СССР, где всё решала Москва. Теперь всё решают в столицах новых постсоветских государств. В Москве лишь решают, будут работать их решения, или они останутся пожеланиями, просто когда-то записанными на бумаге.