Труп или тело? Смех из бездны

Мертвые освежеванные балерины и хоккеисты – герои знаменитой скандальной «анатомической» выставки, которая добралась до Москвы и не собирается до конца года ее покидать. Что же с этой выставкой – а может быть, со всем миром – не так?

Выставка «Мир тела», давно уже кочующая по городам и весям и даже засветившаяся в фильме бондианы «Казино «Рояль», приземлившись в марте на ВДНХ, вызвала целый шквал споров, возмущения и не вполне здорового любопытства. Посмотреть на настоящие препарированные трупы без кожи, которые занимаются обычными человеческими делами — играют в футбол и хоккей, исполняют акробатические трюки, занимаются серфингом, предлагают кому-то свое сердце — в прямом смысле слова, — уже в первые дни пришли тысячи посетителей. Бог с ними, с юридическими проблемами, с тем, разрешали эти люди при жизни так использовать свои тела или трупы были взяты без спросу. В самой концепции этой выставки есть нечто глубоко зловещее и выходящее далеко за границы научного популяризаторства. Для этого было достаточно обычного анатомического театра — с такими же препарированными и пластифицированными телами, но без создания иллюзии жизни. «Живые», пусть и застывшие в неподвижности мертвецы — это уже нечто совсем другое. Это стирание границ между живым и мертвым и сведение человека к его телу, «живому трупу». Как поется в одной песенке, «зомби тоже может играть в баскетбол», а значит, какая, к черту, разница?

Вчера я бежал запломбировать зуб,
и смех меня брал на бегу:
всю жизнь я таскаю мой будущий труп
и рьяно его берегу.

Это четверостишие поэта-сатирика Игоря Губермана весьма популярно в интернете. В нем содержится логическая ошибка, точнее, лукавство для красного словца, ибо гроб и кладбище еще только маячат на горизонте, а зуб-то болит уже сейчас, не у трупа, а у живого человека, которому от этого так плохо, что он не идет, а бежит к стоматологу. Если не беречь тело, то пострадает и разум, да и будущее, когда это тело станет настоящим трупом, сильно приблизится. Другое дело, как воспринимает себя человек — как ходячий труп с искоркой жизни, позволяющей что-то делать, получать удовольствия и разнообразные житейские «плюшки» (такого «мертвеца среди людей» великолепно описал Александр Блок) или как живую душу, заключенную в телесную оболочку, великолепный инструмент, который Бог дал душе, чтобы она могла познавать Божий мир и самое себя.

Концепция выставки «Мир тела» Гюнтера фон Хагенса однозначно показывает: человек — это только «тушка», механизм из мяса и костей. Без кожи, конечно, жить сложновато, а вот без души — запросто. Все удовольствия и занятия мира, вплоть до секса и «любви», вполне доступны живым мертвецам. Пожалуй, это то, во что готов поверить или уже поверил Запад, недаром экраны и книжные полки захлестнуло цунами историй о романтичных вампирах и ужасных зомби, которые, порой, тоже вполне милы и достойны любви, как в комедийном ужастике «Тепло наших тел».

Вот это — главный грех фон Хагенса, а не контрабанда покойников и не «неуважение к мертвым». Мертвым, по сути, уже не требуется ничье уважение. Тела, уложенные без гробов в подземельях монастырей, знаменитая часовня Костница, которая до того, как ее превратили в оригинальное произведение искусства, была складом костей, вывезенных с переполненных после чумы кладбищ, говорят о том, что далеко не всегда и всюду мертвых считалось необходимым хоронить (прятать) от глаз живых. Да и упорно желающие закрыть Мавзолей Ленина так много и так лукаво кричат о неуважении к мертвым, что этот аргумент стоит если не игнорировать, то точно не ставить на первое место. «Мир тела» проявляет неуважение не к покойникам, а к живым — по-настоящему живым — людям.

Жить — это значит не только иметь возможность заниматься спортом, сексом и строить карьеру. Это значит иметь живую, не усохшую и не пластифицированную душу. Душу, которая порой болит, смущается и мятется, мешая делать деньги и спокойно переваривать вкусный обед. Которой вечно хочется чего-то иного, большего и высшего. Иногда душевные муки так сильны, требования жаждущей души так назойливы, что возникает желание если не избавиться от нее, то заглушить ее голос, погрузить в анабиоз, подобие смертного сна. И все больше людей поступают именно так. И это не конченные наркоманы или горькие пьяницы, а вполне респектабельные люди. Иногда кажется, что чем респектабельнее, тем мертвее. Бесчисленные селфи и фото «знаменитостей», бесконечные светские мероприятия — чем не «Мир тела»?

Можно, конечно, выставку фон Хагенса считать сатирическим перформансом, насмешкой над миром «живых мертвецов», угасивших в себе свет души и Духа. Но Булгаковский Воланд-Сатана занимается ровно тем же самым — демонстрирует (в данном случае от слова «демон») ничтожество человека и полное неверие в него. Смех Сатаны не исцеляет раны и язвы, а лишь растравляет их, заставляя человека не покаяться, а «принять себя грязненьким», потому что все другие варианты этим смехом убиваются.

Впрочем, тех, кто не считает себя ходячими трупами и готовы бороться против мумификации, пластификации или цифровизации души человеческой, даже хохот из бездны или завывание назгула способны не разоружить, а мобилизовать на бой за жизнь. Жизнь подлинную, не сводимую к «форме существования белковых тел». Так что, возможно, и эта выставка принесет пользу, заставит кого-то задуматься не только о быстротечности человеческой жизни, но и о вечном, о том, что делает эту быстротечность не проклятием, а возможностью отличить зерно от шелухи и ухватиться за настоящее. В конце концов, демонические силы всегда наносят себе поражение собственными руками.