Что делать с ненадёжностью политической элиты России?

То, что политическая элита России ненадёжна, так как сформирована из враждующих лагерей с противоположной проектностью, известно всем и давно. Нынешняя элита — это водяное перемирие хищников (травоядных там не бывает по определению), у которых разное представление о культивировании кормовой базы.

В своё время, чтобы избежать гражданской войны, так как ни у одной группы не было и до сих пор нет сил для полной победы над противником, был принят постулат о запрете на идеологию, что означало запрет на политическую борьбу с привлечением населения под идейно окрашенные знамёна. Ведь никаких других средств мобилизации и консолидации, кроме идеологии, нет. Запрет на идеологию означал договор о ненападении.

Однако, как известно, всякий договор о ненападении существует лишь до того момента, пока одна из сторон, без объявления войны, первой её не начнёт. Либеральная и все разновидности консервативной пропаганды, от советской до монархической, в существующем консенсусе оказались на маргинальной периферии.

Господствующий криптолиберальный политический язык стал отчётливо неполитическим. Бытовым, профанным. Любая политизация политического языка влекла изгнание носителя на периферию и лишала легитимности в дискурсе.

Центр, занятый проблемой сохранения баланса и собственной устойчивости, принципиально уклонялся от какой-либо ценностной матрицы, продвигая исключительно безыдейный абстрактный патриотизм и технократизм, что означало не столько цитирование кота Леопольда, сколько стратегию уклонения от конфликта. Тактика сиюминутного выживания победила стратегию движения к цели, которой не было.

Эту цель вытесняла так называемая «стратегия малых дел», сводимая к вееру расходящихся направлений, принимаемых под давлением противостоящих лоббистских групп, распиливающих бюджеты в обмен на лояльность центру.

В результате ничего не работало, так как нет ни методологии, ни института координации целей, сроков и ресурсов. То есть института диспетчирования, который не может работать иначе чем в парадигме пирамиды политических целей, где методологию определяет идеология. Ничто другое определять эту методологию не может.

При этом центр обделывал свои делишки, что вкупе с безыдейностью и коррупцией ставило его в довольно слабую политическую позицию. Патриотические депутаты и министры, губернаторы и чиновники в подавляющем большинстве оказались с детьми, счетами и недвижимостью за границей, незадекларированными активами в России и огромным компроматом для западных спецслужб.

Коррупционная уязвимость в сочетании со слабым политическим ресурсом в виде низкого рейтинга партии власти и чиновников госаппарата порождали нужду в злоупотреблении ресурсом административным — с последующим дальнейшим падением рейтинга.

Непопулярные реформы для демпфирования последствий кризиса ставило элитный договорной центр в крайне уязвимое положение. Всё это давало повод несистемной либеральной оппозиции, состоящей на содержании Запада, трактовать ситуацию как битву со слабым противником.

В тучные годы лояльность враждующих группировок центру обеспечивалась раздачей сфер для кормления и соблюдением принципа водяного перемирия. Мусор не убирался, а заметался под ковёр до лучших времён, которые так и не наступили. А вот тощие годы пришли, и оказалось, что, как сказал Е. Примаков — младший, «потенциал предательства в России огромен — на него и расчёт».

«Многие из тех, кто живёт и работает в Москве, так или иначе покрывали/участвовали/готовили/помогали/сочувствовали тому безобразию, что готовилось и готовится нам к осени этого года, когда будут выборы в Думу, и далее — в связи с выборами президента в 2024-м».

Примаков делает вывод, что «сеть лояльности, основанная на кормлении», сегодня не может быть основой развития России. Проще говоря, коррупция больше не может быть средством стабилизации политического режима и консолидации, а главное, национализации элиты.

Надо сказать, что основой для развития такая сеть не могла быть никогда, и вводилась она как временное и чрезвычайное средство, оставшееся надолго по причине нежелания центра консолидировать власть. Потенциал предательства накапливался в России не годами — десятилетиями. С самого ХХ Съезда КПСС. И очагом этого накапливания был и остаётся политический центр, его фрагментированная и на скорую нитку сшитая элита.

Предательство не могло не расти в обществе, где элита отказалась от духовных скреп, намеренно выращивая Иванов, не помнящих родства, а у тех, кто помнил, воспитывалось презрение к прошлому. Где Солженицын возведён на место Шолохова, из школьной программы убраны идейно окрашенные воспитательные произведения, да и само воспитание отменили, а после столкнулись с ненадёжностью выросшего в этой системе координат поколения.

Не может не расти предательство, когда молодые и старые поколения видят в кино белогвардейскую апологетику, антисоветскую версию Великой Отечественной войны и стыдливо задрапированный сакральный центр Победы — Мавзолей, где деды-победители проводили свои священные парады.

Старое государство оплёвано, новое осмеяно. Священная история, в ядре которой — симфония, соборность, коллективизм, служение, жертвенность, разрушена и разорвана. На такой почве ничего, кроме предательства, вырасти не могло.

С. Кургинян ещё в 2015 году провёл блестящий анализ политической ситуации в России, полностью актуальный и сегодня. Он ошибся лишь в одном — отвёл системе всего полгода, после чего предсказал её неизбежное изменение под угрозой распада. Система не распалась, она осталась прежней, начав фрагментарные изменения под сильнейшим внешним и внутренним давлением. Однако вектора изменения в плане стратегии движения по-прежнему нет.

Согласно концепции С. Кургиняна, наши элиты шли на Запад с февраля—октября 1917-го по 2005—2007, с перерывом на период Сталина. Сначала это был Коминтерн, потом хрущёвско-брежневская разрядка, потом андроповско-горбачёвская перестройка, потом ельцинско-гайдаровская «демократия». Сейчас элита раскололась на тех, кто «за», и тех, кто «против».

При этом сама элита остаётся на 70% антисоветской (история с голосованием за памятник на Лубянке это опять подтверждает), а общество уже ресоветизировано и на 95% диффузно-советское (неосоветское, протосоветское или парасоветское — не важно).

Не учитывать это в выборном процессе нельзя, говорит С. Кургинян, иначе конфликт элиты и общества растёт, проявляясь через манипулятивные политтехнологии, его спираль раскручивается, и деструкция превышает пределы «прочности металла».

Вернуться на прозападный путь нельзя — туда не пускают, а при очередном повороте возникает распад государства. В Азию и халифаты нельзя, тюркско-исламская часть составляет 20% населения России, в православную монархию невозможно, ибо нет носителей исторической памяти, да и конструкция развалилась, нацистско-националистический вариант консолидации невозможен в силу многонациональности России.

И потому, как ни крути, остаётся модернизированный советский вариант с сочетанием, по сути, русского интернационализма, нацокраин, интегрированных под единый центр, Госплана и рынка, на что готово общество, но категорически не готова элита (опять см. голосование по памятнику на Лубянке). Эту модель все помнят, по ней ностальгируют, и она обладает интегрирующим потенциалом — как ценностным, так и организационным. Все «за», но элита… куда деть эту элиту?

Здесь не согласиться с С. Кургиняном невозможно, оставаясь в рамках добросовестной полемики. Вообще, Александр Невский просто спасает элиту всякий раз, когда народ голосует то за Сталина, то за Дзержинского. Каждый раз возникает что-то похожее на подсчёт голосов демократами на выборах Байдена, но и в США, и в России элиты говорят обществу одно и то же: нам плевать, что вы хотите, будет то, что хотим мы.

После чего народ злится, уходит в глухую внутреннюю эмиграцию, несистемная оппозиция получает протестную активность пассионарной части населения и деньги от Запада, а элитное ядро, затаившись, подсчитывает варианты и готовится к очередному предательству. Что и фиксируется экспертами как по эту, так и по ту сторону нашей государственной границы.

Модифицированный советский вектор — единственно возможный в наших условиях путь консолидации элиты и общества, а также центра и национальных окраин. Именно модифицированный, то есть с реабилитированной религией и многоукладной экономикой, с госсектором в авангарде и рынком на периферии.

Но обязателен Госплан и его новая методология развития экономики с имплементацией целей в цели правительства. Тут без новой роли науки и образования нельзя, но это забота государства. Всё это невозможно без корректировки роли ЦБ и его отношений с МВФ.

Без решения этой проблемы потенциал предательства в элитах и обществе будет лишь нарастать. И однажды выстрелит, как висящее на стене ружьё в третьем акте пьесы. Если то, о чём сказал Е. Примаков, и раньше не давало развития, а лишь на переходный период от социализма назад к капитализму (то есть на пути регресса) решало вопрос ухода от конфликта элит, то сейчас это и развития не даёт, и конфликт генерирует.

Консенсус элит на принципе раздела вотчин на кормление в обмен на лояльность больше не существует — он доживает последние месяцы. Они вотчины берут, а в лояльности отказывают. Значительная часть внешне вполне послушной элиты, с трудом живущей на две-три страны, де-факто вышла из консенсуса, начав работать на два фронта, а по сути, против государственности и президента. Их лояльность обманчива, а эффективность низка.

Уже в сентябре станет ясно, что градус саботажа и ненадёжности слишком велик. А в 2024 году и вовсе зашкалит за все пределы — ведь провоцирующий фактор победивших в США демократов будет лишь расти. Договориться с «товарищем волком» можно только о гарнире, где главным блюдом будет Россия.

Так или иначе, или нынешняя элита генерирует из себя тех, кто в состоянии не только предложить, но и реализовать новый проект, суть которого понятна уже сейчас, или её колебания будут провоцировать агрессора до тех пор, пока ситуация не станет необратимой.

Время идёт, и песок сыплется. Созданная система самонастраиваться не может, ей нужен экономико-политический регулирующий центр, создание которого блокируется либералами. Государственники прежде с этим мирились. Сейчас такое примирение грозит смертью государства.

Ресурс устойчивости политической системы, основанной на консенсусе с компрадорами, тает вместе с уходящим временем, и коренная реформа, так или иначе, неизбежна. И потому центру лучше самому её инициировать и провести, чем потерять время, а потом пытаться догнать уходящий поезд, за рычагами управления которого будут сидеть уже совсем другие люди.