Русское движение Белой Руси: тысяча лет истории

Причины угасания русского движения в Белоруссии не имеют простого объяснения. Для его развития на современном этапе требуется осмысление истории его зарождения. При этом многие сталкиваются не только с дефицитом знаний, но и с сознательным искажением фактов идейными противниками разделённого русского народа.

Истоки русского движения в Белоруссии уходят в летописные времена и весьма явно прослеживаются едва ли не с того периода, когда местное население стало называть себя русскими. В этот период не было предпосылок для оформления русского движения, так как все считали себя русскими, и не было смысла бороться за то, что было самоочевидным, всеми признаваемым и разделяемым.

Русскими считали себя и были таковыми удельные князья, проливавшие русскую кровь в усобицах и отражениях притязаний иноплеменников. Русскими идентифицировали себя местные церковные деятели — Кирилл Туровский, Климент Смолятич, Евфросиния Полоцкая. В своих проповедях они осуждали братоубийственные усобицы русских князей, упоминая среди таковых и местных правителей. Их призывы к воссоединению Русской земли, судя по успеху нашествия монголов и экспансии литовских князей, успеха не имели.

Литовские князья, фактически создавшие второй центр собирания русских земель под своим началом, однозначно указывали на своих подданных как на русских, на их язык как на русский, на их русские обычаи и так далее. Такие же свидетельства оставили иноземные летописцы, купцы и путешественники. Статут Великого княжества Литовского написан на русском языке. Один из первых славянских первопечатников Франциск Скорина из Полоцка в начале XVI века издал в Праге «Библию русскую» для своих соотечественников — русских — на их языке, который гораздо ближе к современному литературному русскому, чем искусственно созданная в начале XX века литературная «беларуская мова».

Не считая усобиц периода раздробленности Древнерусского государства, началом русского движения на территории современной Белоруссии уместно считать период ВКЛ. Именно тогда русская партия оформлялась и терпела поражения в борьбе за свои права с литовско-католической знатью этого полиэтничного и многоконфессионального государства.

Русское движение начинается в этот период как культурно-политическое, обусловленное наращиванием польского влияния в ВКЛ. В этой борьбе на стороне русских партий выступали потомки и ближайшие родственники великих князей литовских.

Так, например, в XV веке ВКЛ, соединённое династической унией с Польшей, сотрясал заговор родственников великого князя литовского и короля польского (по совместительству) Казимира IV — князей Михаила Сигизмундовича и Свидригайло Ольгердовича. К ним примкнула значительная часть литовских по происхождению и русских князей литовского подданства, а также зависимых от них бояр и, вероятно, часть православного духовенства. Требования русской фронды в общем сводились к старинному правилу первых литовских правителей на западнорусских землях — «старины не рушить». Привилегии перешедшим в католичество дворянам и самой Католической церкви не просто вызывали «обеспокоенность» у западнорусской знати, но становились поводами для вооружённых восстаний.

Великий князь московский Василий II сосредоточился на решении проблем своих владений и отказался поддерживать русское движение ВКЛ, потерпевшее в итоге поражение. Многие его участники вынуждены были бежать (что предопределило дальнейшие споры за уделы между верховными правителями). Оставшиеся были подвергнуты различным репрессиям. Например, по обвинению в заговоре был казнён князь Михаил Олелькович — потомок великих князей литовских Ольгерда и Гедымина, приходившийся близким родственником сразу двум великим князьям — московскому Василию III и литовскому, по совместительству королю польскому Казимиру IV Ягеллончику.

Помимо таких заговоров, мятежей или подъёмов национально-освободительного движения в ВКЛ (выбор термина в зависимости от идеологических предпочтений интерпретирующего), остававшихся вплоть до Нового времени делом сугубо привилегированного сословия, важно отметить участие в русском движении и простолюдинов. Казацкие войны, в особенности восстание Богдана Хмельницкого, вовлекли в русское движение широкие слои подданных объединённой польско-литовской короны — крестьян, ремесленников, обедневшей из-за дискриминации по конфессиональному признаку местной русской знати.

В 1654 году был создан казачий полк из уроженцев современной Белоруссии под командованием Константина Поклонского. Первый белорусский казачий полк был сформирован преимущественно из мещан, ремесленников и беглых крестьян. Он участвовал в защите Могилёва от карателей Януша Радзивилла. При этом первый белорусский казачий полковник, как и многие другие присягнувшие русскому государю шляхтичи, получил деньги от русского царя и переметнулся на сторону польского короля. Видимо, именно тогда была заложена традиция, ставшая стереотипом поведения позже сформировавшихся собственно белорусских и украинских элит.

Русское движение на территории современной Белоруссии в дальнейшем неоднократно проявляло себя, причём не только в форме вооружённого сопротивления. Например, в движении «братчиков» — участников православных братств периода Речи Посполитой. Вероисповедание в то время являлось ключевым маркером, и до сих пор в Белоруссии люди старшего поколения из сельской местности задают незнакомцу вопрос о принадлежности его к «вере польской или русской». Православное движение вплоть до конца польского государства, коим фактически являлась Речь Посполитая, было неотделимо от русского движения. При этом оно уже было преимущественно не дворянским, так как в результате дискриминации «диссидентов» (не-католиков) последние представители некогда богатых и влиятельных родов православных князей, по меткому замечанию российского посла Николая Репнина, мало чем отличались от крестьян-землепашцев.

Речь Посполитую в современной белорусской историографии преподносят как жертву раздела соседних империй. При этом, следуя в фарватере польской традиции, главной виновницей произошедшего называют Российскую империю и даже Екатерину II лично, что не соответствует действительности. Польскую государственность сгубил системный внутренний кризис, вследствие которого она стала лёгкой добычей соседних держав. Показательно, что даже на краю гибели в пресловутой «Конституции 3 мая» польская знать категорически воспротивилась уравниванию в правах католиков с «диссидентами». Через три года русское население Речи Посполитой отказало в поддержке Тадеушу Костюшко и другим немногочисленным борцам за спасение этого деградировавшего государства.

Русское движение вскоре проявило себя уже в составе Российской империи. Ей достались исконно русские земли с преимущественно русским крестьянством и господствовавшей над ним польской шляхтой. О потомках Рюриковичей и других православных знатных родов остались лишь легенды. Моментом истины стала Отечественная война 1812 года, снова обнажившая веками формировавшийся раскол: русское крестьянство однозначно поддержало своего царя, тогда как польская шляхта преимущественно симпатизировала наполеоновским оккупантам и охотно присягала французскому императору.

По той же причине два польских мятежа, 1831 и 1863 годов, декларировавшие восстановление польской государственности в формате Речи Посполитой (т.е. включая Белоруссию и Украину), были восприняты местным крестьянством как «панская» и «польская справа». Узкосословный характер мятежей, представленный почти полностью польской (ополяченной) шляхтой и католическим духовенством, стал той ахиллесовой пятой, которую сразу заметил талантливый русский чиновник и военачальник граф Николай Муравьёв-Виленский.

Именно благодаря опоре на вооружённые крестьянские караулы виленский генерал-губернатор быстро купировал и подавил мятеж 1863 года. Он также провёл реформу Александра II по освобождению от крепостной зависимости вместе с землёй предков нынешних белорусов. Реформа в целях создания более широкой поддержки мятежа искусственно сдерживалась польским дворянством, из которого была сформирована местная администрация.

Национальная академия наук Белоруссии в XXI веке выступила категорически против инициативы белорусской интеллигенции, намеревавшейся собрать средства на восстановление памятника царю-освободителю. Чиновничество бывшей польско-литовской провинции активно и повсеместно устанавливает памятники литовским и польским государям, отказываясь даже рассматривать название улиц в честь оставивших не меньший след местных губернаторов эпохи Российской империи.

Городское население Белоруссии вплоть до начала XX века было представлено преимущественно евреями-ремесленниками и польской шляхтой. Аграрная реформа не сразу дала свои результаты, сказывалась специфика пресловутой черты оседлости. Надежды российских государей и губернаторов на появление прослойки русского дворянства в Северо-Западном крае империи не оправдались.

Тем не менее накануне так называемой Первой русской революции 1905 года интеллигенция и чиновничество края были представлены в значительной степени выходцами из среды местного православного люда. Польская шляхта и костёл по-прежнему определяли специфику региона, однако уже не чувствовали своего тотального господства, как веком ранее.

Эффективно работали политический сыск и другие государственные институты, опиравшиеся на общественною поддержку черносотенных организаций. Развивалось мощное и в советский период замалчиваемое интеллектуальное движение западнорусизма, с которым черносотенцы редко находили общий язык — вопреки расхожему лживому мифу белорусских националистов.

Социально-политическое напряжение в значительной степени снимало бурное развитие экономики региона, включённого в единый имперский рынок. Создавались новые рабочие места, росла оплата труда, повышалась мобильность трудовых и финансовых ресурсов, обеспечивался беспрепятственный сбыт товаров и услуг.

Российская империя обеспечивала не только классические «четыре свободы» в экономике, о которых лимитрофы теперь договариваются в форматах СНГ, ЕАЭС, ЕС и других интеграционных объединений. Гуманитарное пространство также было общим (не единым), что позволяло уроженцам, например, западнорусских земель сделать блестящую карьеру в любой сфере и в любом уголке империи.

Вместе с тем проблемы малоземелья и безземелья, тяжёлых условий труда, доступа бедняков к медицине и образованию, а также ряд других ключевых вопросов оставались нерешёнными. На этом играли партии и организации левого и националистического толков — социал-демократы и социалисты-революционеры, еврейский «Бунд», «Польская партия социалистов», «Белорусская социалистическая громада» (БСГ), анархисты разных направлений и другие. Не имея шансов достичь власти легальным путём, что продемонстрировали выборы в Государственную думу, они сосредоточились на подстрекательстве к массовым протестным уличным акциям, забастовкам и насильственным методам борьбы.

Легальные методы достижения своих целей избрали партии и организации правого толка — «Союз русского народа» и «Союз 17 октября» (в 1906 году на съезде в Вильно объединились в «Русский окраинный союз»), кадеты и другие либералы. Противостоящие им левые бойкотировали первые выборы в парламент, однако и на этот раз не были поддержаны большинством белорусского населения — выборы состоялись. Госдума второго созыва почти наполовину была представлена депутатами от левых сил, что с очевидностью указывало на непопулярность местечковых националистов вроде «Белоруской социалистической громады».

Ситуация радикально изменилась накануне Первой мировой войны, когда Австро-Венгрия и союзная ей Германия направили большие инвестиции на поддержку этнического национализма в Российской империи. Именно в это время синхронно в Галиции и западных окраинах Российского государства появляются многочисленные издания «будительного» толка — листовки, газеты, брошюры и т. д. При этом результат в разных местах был разным: украинский национализм стал расти во всех отношениях, и в это же время едва оформившиеся в политические секты белорусские националисты переживали кризис — организационный, интеллектуальный, системный.

Упадку едва созданного белорусского национализма способствовал мощный патриотический подъём в начале Первой мировой войны. Малочисленная БСГ после нескольких кризисов окончательно распадается — формально в 1918 году. Бульварное издание местечковых националистов «Наша нива», демонстративно отказывавшее российскому правительству даже в подобии моральной поддержки во время войны, прекратило выход на следующий год после её начала. В это же время переживают подъём эсеры и другие российские партии левого толка: количественно и качественно растут их организации, расширяется ассортимент агитационно-пропагандистских материалов.

Многие черносотенцы ушли на фронт «Второй Отечественной» и погибли во время Гражданской войны, оказались в эмиграции и расстрельных списках карательных органов Советской России. Тема исчезновения некогда многочисленных, активных и влиятельных правых консерваторов Северо-Западного края Российской империи до сих пор изучена в крайне малой степени.

В первые годы советской власти большевики мирились с многопартийностью, но только левого толка. Ситуация радикально изменилась после мятежа левых эсеров в июле 1918 года, состоявшегося в том же месяце эсеровского мятежа Муравьёва в Симбирске, последовавших за этим покушений на большевиков — включая августовское покушение на Ленина. Эти и другие события стали формальным поводом и фактическим началом конца формально существовавших, хотя и крайне ограниченных, плюрализма и многопартийности.

Русское движение во время Гражданской войны в прежнем виде могло существовать лишь в рамках Белого движения. Красные видели такое движение, как и любое другое национальное движение, только левым, только революционным, только интернационалистическим.

Диктатура большевиков была необходимым условием достижения их стратегической цели — победы мировой революции, которая, в свою очередь, являлась базовым условием для практической реализации идеалов коммунизма в планетарном масштабе. Ради реализации этой стратегии Ленин был готов идти на любые тактические уступки, временные компромиссы и невероятные эксперименты.

Многие даже из ближайшего окружения Ленина сомневались в успехе плана захвата власти в октябре 1917 года («Великая Октябрьская социалистическая революция»), целесообразности заключения Брестского мира с Германией в 1918 году, проведения масштабного нациестроительства с провозглашением новых «наций» и созданием специально для них «национальных республик». В кратчайшие сроки такие республики создавались на пространстве бывшей Российской империи.

Создание лоскутного одеяла национальных образований сразу же создало множество проблем, в том числе при определении границ. Такие образования создавались в тактических целях — как просуществовавшая два года Дальневосточная республика (ДВР) или просуществовавшая с февраля по июль 1919 года Литовско-Белорусская ССР (Республика ЛитБел), в которую была влита провозглашённая 1 января того же года Советская Социалистическая Республика Белоруссия (ССРБ). Для создания ЛитБел большевики 31 января вывели ССРБ из состава РСФСР и признали её независимость.

Тем временем помимо большевиков и также без каких-либо референдумов или тому подобного авантюристы разных мастей на пространстве бывшей империи провозгласили множество подобных образований. К примеру, на Украине были образованы Донецко-Криворожская, Таврическая, Одесская и другие социалистические республики. В 1918 году формально Всеукраинский съезд хлеборобов, а фактические германские войска объявили о конце самодеятельной УНР и провозглашении гетманом Павла Скоропадского — так начался «Второй Гетманат» (он же Украинская Держава). Просуществовав всего год, Скоропадский успел оформить различные союзы с Всевеликим Войском Донским, Кубанской народной республикой и даже фантомной, никем не признанной и тщетно добивавшейся кайзеровского протектората Белорусской народной республикой. После переговоров с её представителями германская марионетка Скоропадский попросту отнял у коллег Полесье.

Провозглашение группой белорусских самозваных деятелей Белорусской народной республики в 1918 году современными белорусскими националистами отмечается как «национальный праздник». Придуманный в 1917 году виленским архитектором бело-красно-белый флаг объявлен ими «белорусским национальным» и в начале 1990-х преподносился студентам белорусских вузов как «стародавний» символ с якобы многовековой историей. Такую трактовку они продвигают сегодня через правки в «Википедию».

Недолгая трагикомическая история виртуального существования сепаратистской организации БНР, не сумевшей сформировать хотя бы один боеспособный полк для своей защиты, является важной реперной точкой мифологии белорусского национализма. Его символика, замаранная в кровавом коллаборационизме двух мировых войн и Холодной войны, нынешним руководством Белоруссии формально критикуется, но не включается в перечень символики и атрибутики организаций и иных структур, которые запрещены в соответствии с законом «О противодействии экстремизму».

В 2018 году при участии властей, с санкции Александра Лукашенко в Минске и других городах состоялись различные торжества по случаю 100-летия БНР. В 2020 году белорусские националисты со своей символикой безуспешно попытались отстранить Лукашенко от власти.

Согласно условиям Рижского мирного договора 1921 года, правительство большевиков по итогам Советско-польской войны, помимо прочего, отказалась от части исконно русских земель в пользу Польши. Вплоть до 17 сентября 1939 года Юзеф Пилсудский и его политические наследники уничтожали русское движение на территориях «восточных окраин» II Речи Посполитой Польской — то есть на оккупированных вопреки «линии Керзона» территориях Западной Украины и Западной Белоруссии.

Православные храмы, например, подлежали уничтожению только за то, что имели «слишком русский вид». Будучи центрами духовной жизни не только русских людей, но и других православных Польши, храмы планомерно взрывались и разбирались до основания сотнями. Целью такой политики было целенаправленное уничтожение традиционной идентичности меньшинств межвоенной Польши. По интенсивности этот процесс превосходил погром РПЦ в СССР и прекратился в сентябре 1939 года, когда «восстановленная польская государственность» была уничтожена Третьим рейхом.

Пока варшавская элита планировала победоносный марш по Красной площади вместе с вермахтом, немецкие товарищи поддерживали украинское националистическое движение в Польше. СССР, в свою очередь, поддерживал Компартию Западной Белоруссии, подпольно действовавшую на временно отторгнутых территориях. Русскому движению в их стратегиях не было места.

Процесс создания новой белорусской идентичности большевики назвали «белорусизацией». В БССР она прошла несколько этапов и продолжилась в постсоветский период. Её основные принципы и методы ничем не отличались от «украинизации» и аналогичных практик в других национальных республиках, в рамках которых были созданы три вида автономных образований — республики, области, округа. Так, например, в РСФСР было создано 19 таких автономий, включая Крымскую АССР (упразднена в 1945 и восстановлена в 1991 году в составе УССР) и АССР немцев Поволжья (ликвидирована в августе 1941 года), Узбекская ССР включала в себя Каракалпакскую АССР, Грузинская ССР — Абхазскую и Аджарскую АССР, и так далее.

Нациестроительство в Советской России противопоставлялось «старорежимной» политике Российской империи, которая позиционировалась как «тюрьма народов», в которой якобы господствовали «русский шовинизм» и прочие нетерпимые в коммунистическом обществе явления. Оно также мыслилось и демонстрировалось всему миру как реальное воплощение коммунистической, ленинской национальной политики, обеспечивавшей всестороннее развитие наций, народов и народностей в составе единого государства. Декларировалось их право на «самоопределение вплоть до отделения», и именно к нему апеллировали националисты в поздний период существования СССР.

В процессе создания национальных республик происходило их «укрупнение» за счёт исконно русских земель с русским населением, что особенно наглядно было продемонстрировано на примерах БССР, УССР и КазССР. Например, только за три «укрупнения» 20-х годов территория белорусской республики за счёт РСФСР была увеличена более чем вдвое. Граждане таких республик при передаче новым национальным правительствам не опрашивались. В дальнейшем они фактически прошли ассимиляцию, что подтверждают данные переписей населения.

«Белорусизация» первой волны (1920-е годы) проводилась в чрезвычайных условиях, сопровождалась принуждением и террором. В те годы одного подозрения в «контрреволюции» было достаточно для расстрела.

Союзниками большевиков в уничтожении традиционной идентичности и создании новых наций стали так называемые «буржуазные националисты». Их специально приглашали из эмиграции, и многие с энтузиазмом откликались. Так, например, впечатлённый политикой большевиков, настойчиво добивался возвращения из эмиграции экс-председатель Украинской центральной рады Михаил Грушевский, активно участвовавший в «украинизации» УССР.

В БССР приняли активное участие в проводимой большевиками «белорусизации» их бывшие непримиримые враги — Ян Середа (1-й председатель Рады БНР и Наивысшей Рады БНР, в БССР — деятель Наркомзема и Инбелкульта), Язеп Лёсик (2-й председатель Рады БНР, подписант телеграммы кайзеру Вильгельму II с просьбой о протекторате, академик АН БССР), Степан Некрашевич (представитель БНР в Одессе, академик и вице-президент АН БССР), Александр Цвикевич (премьер-министр БНР в эмиграции, в БССР — деятель Наркомфина, Инбелкульта и АН), а также многие другие. Образование не играло никакой роли: с четырьмя классами школы академиком АН БССР стал бывший глава правительства БНР Вацлав Ластовский. Его в 1931 году сменил окончивший гимназию (не считая советских партийных штудий) Павел Горин. Академику ещё императорской (Санкт-Петербургской) АН Евфимию Карскому на малой родине в подобных регалиях было отказано. Более того: Карский был вынужден не появляться в БССР и едва избежал расстрела из-за систематических доносов новоявленной минской «красной профессуры».

Традиционная русская идентичность белорусов в таких условиях развиваться не могла и сохранялась на уровне диссидентства. Её артикуляция в публичной сфере произошла лишь во время горбачёвской перестройки. Тогда же были созданы общественные организации и инициативы, ставшие основой русского движения уже постсоветской Белоруссии.

Продолжение следует