На проходящем в Пхеньяне VIII съезде Трудовой партии Кореи (ТПК) дело дошло до международной политики страны, основные положения которой партийно-государственный лидер Ким Чен Ын обнародовал на четвертый день чтения отчетного доклада ЦК. Сам по себе этот факт достаточно показателен в смысле сохранения традиционной для правящих компартий политической стилистики. Прежде всего принято говорить о внутренних делах, а внешние подчеркнуто остаются «на закуску», чем наглядно демонстрируется их подчиненный характер по отношению к большим целям и задачам социалистического строительства.
В связи с этим самое время напомнить генеральную мысль, прозвучавшую в первый день работы партийного форума КНДР: курс на самодостаточность и самообеспечение страны, выдвинутый в рамках навязшей в зубах у наших либералов концепции «чучхе», остается незыблемым. И поскольку не только российские, но и любые другие либералы по своей природе — глобалисты, презирающие национальную идентичность, государственные границы и суверенитеты, то в их рассуждениях этой концепции придается какое-то уничижительное звучание, которое приравнивает ее к «комплексу неполноценности». На самом же деле внутренняя закрытость и сосредоточение на экономическом созидании — почти непременный атрибут успеха в форсированном развитии любой страны. Так поднимался в свое время Советский Союз, окруженный враждебными ему капиталистическими государствами. Этот же путь проделал Китай, прорывавший международную изоляцию на американском направлении при Дэн Сяопине сугубо для получения доступа на внешние рынки. На внутреннюю жизнь, остававшуюся предельно закрытой, это тогда мало повлияло. Страшно сказать, но справедливости ради либералы должны это признать: подъем США во второй половине XIX века тоже осуществлялся в «закрытом» режиме, в условиях достаточно серьезной изоляции от Европы. С другой стороны, взаимная открытость европейских стран вскоре привела к катастрофе Первой мировой войны; точнее, она не смогла предотвратить это «самоубийство Европы», как ее впоследствии называли. А условно позитивный опыт глобализации, связанной с послевоенной европейской интеграцией второй половины прошлого столетия, самым непосредственным образом связан с итогами Второй мировой войны и свободой европейских стран от расходов на военную безопасность, которые взяли на себя США. Не забудем: о франко-германской «оси» так называемой «новой Европы», идея которой была заимствована авторами «плана Маршалла» из разработок нацистского СД, шеф этой гитлеровской внешней разведки Шелленберг рассказывал рейхсфюреру СС Гиммлеру еще в августе 1942 года. И убеждал того «достать из своего стола план завершения этой войны». Ибо «пока рейх способен сражаться, он в состоянии и договариваться», а потом может оказаться поздно.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
- 06.04.21 Сеул одержал важную дипломатическую победу над Вашингтоном
- 10.01.21 Американский кризис и южнокорейская реакция на VIII съезд ТПК
- 07.01.21 В чём подлинный смысл партийной самокритики VIII съезда ТПК?
Поэтому идеи «чучхе», если воспринимать их не буквально, а критически, через призму задач форсированного развития, отнюдь не предмет для зубоскальства, а скорее повод к уважению. Недавний «единый мир», как показывают последние события в США, все быстрее распадается на фрагменты, и значение самодостаточности неизбежно будет возрастать. Поэтому то, о чем говорит на съезде ТПК Ким Чен Ын, именно к такому уважению и располагает. В том числе благодаря тезису об «изменении мира», необходимости в связи с этим выйти из режима самоизоляции и развивать внешние связи. Это в отчетном докладе прозвучало достаточно четко и вполне достойно с точки зрения безоговорочной приоритетности суверенитета. Если перевести сочетание тезисов самодостаточности и восстановления отношений с внешним миром с политического на бытовой язык, то сказанное выглядит парафразом знаменитого афоризма крупного русского мыслителя К. Н. Леонтьева: «Своя идеология, неважно, чьи техника и технологии». Именно так, отрываясь непосредственно от отчетного доклада, все и обстоит в действительности. Специалистам хорошо известно, что ядерная программа КНДР, например, тесно связана с иранской через Пакистан. И при этом ядерный вектор из Исламабада тянется отнюдь не только в Тегеран, но и в сторону Эр-Рияда, закольцовывая эту внешне противоречивую систему таким образом, чтобы держать в постоянной неопределенности тех, кто пытается извне проникнуть в дела этого международного консорциума. И понять, где в нем главное звено, на котором все держится, и в какой степени оно диверсифицировано между участниками.
Ядерная тематика в международном разделе доклада Ким Чен Ына показательно оказалась решающей. Нет смысла углубляться в широко обсуждаемые в СМИ технические детали параметров дальнейшей модернизации ядерных и ракетных вооружений, о которой шла речь. Здесь важно только уточнить, что реализация заявленных планов позволяет КНДР надежно перекрыть средствами доставки всю территорию континентальной части США, лишив Вашингтон прежней неуязвимости, которой у него и так нет перед стратегическими ядерными силами России и КНР. В связи с этим следует обратить внимание на очень важный момент. Тезис о развитии отношений КНДР с остальным миром, лишенный непосредственной страновой привязки — об отношениях с кем именно идет речь, был дополнен конкретикой в отношении четырех стран, которые прозвучали в докладе Ким Чем Ына поименно. Это объявленные «главным врагом» США, это Китай и Россия, которые Север Корейского полуострова считает приоритетным направлением приложения своих внешнеполитических усилий. И это соседи с Юга, из Сеула, которым Ким предложил дать шанс доказать готовность к восстановлению отношений диалога, разорванных Пхеньяном прошлой осенью. Формально — из-за засылки с Юга на Север «агитационных» воздушных шаров. Фактически же, как свидетельствует крупный российский дипломат и ученый Александр Панов, возглавлявший посольства в Сеуле и Токио, а затем служивший ректором Дипломатической академии МИД РФ, по причине провалившихся надежд Пхеньяна на то, что южнокорейскому президенту Мун Чжэ Ину удастся уговорить американцев пойти на уступки Северу. Прежде всего в вопросах смягчения экономических санкций, а также в актуальной для КНДР теме гарантий безопасности со стороны США.
В связи с этим еще раз обратим внимание на полностью провалившиеся «прогнозы» представителей экспертного сообщества, которые, во-первых, перед съездом утверждали, что центральным вопросом станет внешняя политика, а во-вторых, что ожидается провозглашение Кимом некоего «нового», более мягкого курса в отношениях с США и Южной Кореей. Ни того, ни другого не случилось. Почему «врагом» являются США — вопросов не вызывает. В Пхеньяне не испытывают никаких иллюзий по поводу смены власти в Белом доме. Хотя бы потому, что свое отношение к КНДР Джо Байден сформулировал еще во время предвыборных дебатов с Дональдом Трампом. Когда грубо и, добавим, совершенно безосновательно оскорбил Ким Чен Ына сравнением с Гитлером в ответ на аргумент о «хороших» с ним отношениях действующего американского президента. Поэтому ни «забрасывать удочки» Байдену, ни дожидаться его «первых шагов» на северокорейском направлении Ким не стал, хорошо понимая полную бесперспективность этого занятия. И просто обозначил, как выглядит Вашингтон в глазах Пхеньяна, а также условия коррекции этого взгляда. Заметим, что речь здесь шла не о конкретных возможных шагах США, в которые в КНДР не верят, — отмене санкций и гарантиях безопасности или, называя вещи своими именами, ненападения. Сказано было в общем — об отказе США от «враждебной политики». Точка. А как это поймут новые архитекторы этой политики — их проблемы. Хотят — пусть предлагают, а «мы посмотрим», тем временем наращивая количество и качество ядерных арсеналов и средств их доставки не только по баллистической, но и по подводной траектории (что особенно пугает южнокорейских военных).
Главная часть внешнеполитического раздела отчетного доклада, без сомнения, китайско-российская. Пекин и Москва рассматриваются дружественными государствами; не произносится слово «союзники», но формулировки официального партийного документа, наполненные позитивными эмоциями, как минимум на это намекают. Судите сами, читатель (прямая речь): «Требования эпохи диктуют необходимость сохранять братскую дружбу и сплоченность двух народов, двух партий — КНР и КНДР, соединенных одной судьбой, неразделимых в борьбе против общих угроз. ТПК уверенно констатирует прогресс в северокорейско-китайских отношениях. Посредством встреч на высшем уровне между Китаем и КНДР будет углубляться понимание и стратегическое общение, а также доверие между двумя партиями. Также КНДР стремится к новому прогрессу в отношениях КНДР и России, проводя внешнеполитическую деятельность ради развития дружественных отношений и сотрудничества. КНДР заложила фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений с Россией». С учетом активизации личных встреч Ким Чен Ына и Си Цзиньпина, интенсивность которых достигла апогея в 2018—2019 годах, на фоне диалога северокорейского лидера с Трампом, можно с высокой степенью уверенности утверждать, что эти слова отражают видение двусторонних отношений и из Пхеньяна, и из Пекина. Тезис о межпартийном взаимодействии ТПК и КПК, без сомнения, констатирует их идеологическую близость, и вот здесь правомерен вопрос: как быть с тем, что, в отличие от господствующих в программе ТПК идей «чучхе», документы КПК всякий раз говорят о расширении политики «реформ и открытости»? Нет ли здесь противоречия? Нет! Все очень просто. Во-первых, плодами китайской открытости Пекин, надо полагать, делится с Пхеньяном, предоставляя тем самым КНДР все возможности автономного развития, которых Северу вполне хватает. Во-вторых, приверженность самодостаточности обеспечивает Пхеньяну иммунитет от давления международного сообщества по ядерному вопросу. Провозгласи он «открытость», и этот вопрос сразу же оказался бы в центре повестки отношений не только с США, но и с множеством других стран, поставив заодно в сложное положение тот же Пекин, а также Москву. А так все нормально: режим санкций, принятых Советом Безопасности ООН, сохраняется и поддерживается и Россией, и Китаем. Но с неофициальной поправкой обеих главных евразийских столиц на то, что КНДР не является участником ДНЯО — Договора о нераспространении ядерного оружия и, строго говоря, букву соответствующих международных норм не нарушает.
Формулировки отчетного доклада в отношении нашей страны более сдержанные, чем с Китаем, что, однако, вполне понятно. Во-первых, в данном случае речь не идет об идеологической близости и о межпартийных отношениях. Во-вторых, если брать реальную, а не декларативную сторону российско-северокорейских отношений, то Москве объективно выгоднее передать главную инициативу в контактах с КНДР Пекину, а самой сделать упор на режиме российско-китайских консультаций. В частности, разноскоростной характер сближения Пхеньяна с Китаем и Россией ни в коей мере не помешал последним совместными усилиями разработать и внедрить в международную повестку «дорожную карту» кризисного урегулирования на Корейском полуострове, заставив американцев по сути плясать под эту «дудку». А затем, вернувшись к этому вопросу, ее скорректировать по ходу диалога Кима с Белым домом. Возможно, это слишком смелое предположение, но нельзя исключать, что роль КНДР этим кругом вопросов не ограничивается, и Пхеньян представляет собой важную площадку российско-китайской коммуникации в ряде деликатных сфер, например, военных. Формально между Россией и Китаем нет союза, но совместное вовлечение в корейские дела формирует этот союз в ситуативном ключе. Трудно предположить, что решительность Ким Чен Ына на переговорах с Трампом не была подкреплена определенными дипломатическими гарантиями одновременно и с китайской, и с российской стороны, о которых в Вашингтоне знали и сохраняли сдержанность, несмотря на провал переговоров в Ханое. Если же говорить об экономической стороне вопроса, то здесь следует обратить внимание на подписанное в конце ноября прошлого года соглашение о ВРЭП — Всестороннем региональном экономическом партнерстве в Азии. Благодаря этому документу Пекин получил крупнейшую в мире, превосходящую даже Европейский союз, по крайней мере по численности населения, зону свободной торговли, в которую вошли и американские союзники, включая Сеул. Аргумент северокорейской самодостаточности исключил включение в нее Пхеньяна, но имея прочные дружественные отношения с Китаем, КНДР располагает подобными возможностями по факту. То есть Китай вполне может взять на себя роль фактического посредника между Пхеньяном и другими странами — участницами ВРЭП.
И последнее. Связав констатацию неудачи в решении задач предыдущей пятилетки с негативным влиянием международных факторов, Ким Чен Ын «вынес сор из избы» на трибуну съезда, возможно, именно потому, что сегодня внешнеполитические приоритеты, о которых идет речь, вполне могут быть реализованы в фактическом союзе с Китаем и Россией. С этой точки зрения внешнеполитический раздел отчетного доклада ЦК ТПК VIII съезду партии выступает своеобразным «моментом истины», который фиксирует и засвечивает те новые расклады в международных делах, которые способны сохранить баланс сил даже в случае, если администрация Байдена рискнет и пойдет ва-банк. Не в том ли, чтобы послать в Вашингтон именно такой месседж, состоит идея проведения съезда именно сейчас, за считаные дни до появления в Белом доме нового хозяина, которому, чтобы не наломать дров, придется этот месседж принять? И руководствоваться им при выработке дальнейшей внешнеполитической линии США? Если предположить, что дело так и обстоит, то следует признать, что дальневосточный «треугольник» в формате Москва — Пекин — Пхеньян не просто успел оформиться в нужные сроки, но и очень удачно совпал с общепризнанной поствыборной самодискредитацией американской «демократии», которую удачно сравнили с «банановой республикой». В Азии теперь складывается, по сути уже сложилась, новая региональная архитектура, которой в период пребывания Байдена на посту вице-президента в администрации Барака Обамы не просматривалось еще даже на горизонте. Если угодно, это весомый и солидарный континентальный ответ великих держав Евразии на предпринятые Вашингтоном попытки изменения геополитической конфигурации с помощью концепта так называемого «Индо-Тихоокеанского региона». Четкие и предельно заостренные формулировки VIII съезда ТПК, за которыми очень многое просматривается, если и не ставят на этом концепте крест, то подвергают возможность его реализации очень большому сомнению. Времена, похоже, действительно необратимо меняются.
Павленко Владимир
Комментарии читателей (1):