National Interest: США нужна внешнеполитическая перезагрузка с РФ и Китаем

Перед США стоит реальная геополитическая опасность, и ни команда избранного президента Джо Байдена, ни более широкий внешнеполитический истеблишмент страны не осознают всей серьезности сложившейся ситуации. Байден и его советники любят говорить не только о том, что Вашингтону необходимо вновь начать играть роль мирового лидера, но также и о том, что нужно восстановить либеральный международный порядок и способность Америки одновременно действовать как революционная сила и сохранять мир. На самом же деле всё больше опасность ядерного противостояния, и эту неприятную истину редко признают, но не потому что о ней мало кто предупреждает, пишет президент и главный исполнительный директор Центра национальных интересов Дмитрий Саймс в статье, вышедшей 20 декабря в The National Interest.

Напротив, при обсуждении вопросов внешней политики США сформировалась новая норма, в рамках которой опасные последствия действий Вашингтона приуменьшаются, чтобы страна могла и впредь стремиться к непререкаемой гегемонии. В свою очередь со стороны Конгресса нет никакого конструктивного надзора или откровенных дебатов, которые имели место во время холодной войны. Тем не менее в мировой политике благородные намерения не гарантируют безнаказанности.

В то же время США, с одной стороны, противостоят осмелевшие и озлобленные противники, такие как Китай и Россия, а с другой стороны, мешают запутанные и ненадежные союзы, начиная с НАТО, которые, похоже, существуют не столько как инструменты американской внешней политики, сколько выступают в качестве священных символов западной добродетели. Помимо этих ненужных противников и ненадежных союзов, налицо также всё большая фрагментация мировой политики, не имеющая аналогов со времен Первой мировой войны. Эта фрагментация лишает популярный термин «международное сообщество» всякого смысла. Так, ООН слишком часто действует как форум для международных дебатов, а не как эффективный регулирующий механизм.

Этот кризис международного сообщества проходит параллельно с кризисом американского экспертного сообщества, которое — в контексте растущей политической поляризации и отказа от национальных интересов как руководящего принципа — явным образом отказалось от своего прежнего морального и интеллектуального авторитета.

БУДЬТЕ В КУРСЕ

• 17.01.21   Право сильного: когда сила оружия имеет решающее значение
• 28.12.20   National Interest: Как и Трамп, Байден должен использовать Индию против КНР
• 27.12.20   Почему и с чем выступил в демократическом официозе Роберт Гейтс
• 26.12.20   США должны научиться продвигать демократию по-новому – National Interest

«Не спрашивайте, что ваша страна сделает для вас, — спрашивайте, что можете вы сделать для своей страны», — сказал однажды американским гражданам бывший президент Джон Ф. Кеннеди.

Вместо того чтобы ответить на этот призыв, сегодня эксперты часто действуют как еще одна эгоистичная группа, редко готовая говорить правду властям, если это было бы сопряжено с реальными издержками. В своих мемуарах бывший государственный секретарь США Генри Киссинджер описывает состоявшуюся в 1955 году встречу между специальным помощником по иностранным делам тогдашнего президента Дуайта Эйзенхауэра Нельсоном Рокфеллером и группой экспертов. Аналитики попытались дать совет относительно внутриполитических преимуществ различных внешнеполитических подходов и были поражены, когда Рокфеллер упрекнул их.

«Я позвал вас сюда, господа, не для того, чтобы вы рассказывали мне, как вести себя в Вашингтоне — это моя работа, — сказал Рокфеллер. — Ваша работа — говорить мне, что правильно».

Саймс отмечает, что когда он видит то, что сегодня считается экспертным анализом внешней политики, у него складывается впечатление, что он вновь оказался в Советском Союзе времен Леонида Брежнева, где нужно было использовать обязательные термины и демонстрировать приверженность политической ортодоксии, чтобы власть имущие воспринимали тебя всерьез. Такие термины, как «демократия», «либеральный международный порядок», «союзы», «агрессия» и «дезинформация» обычно используются не как аналитические инструменты, помогающие интерпретировать мир, а скорее как модные словечки, призванные показать, что тот, кто их использует, готов играть по правилам.

Подобный недостаток аналитической строгости особенно очевиден в диалоге по вопросам НАТО. НАТО обычно изображается как неоспоримый краеугольный камень внешней политики США. По иронии судьбы, необходимость этих иностранных союзов не была очевидной для первого президента США Джорджа Вашингтона, который в своем прощальном обращении предупредил об опасности постоянных конфликтов, особенно в Европе. Он предупредил, что союзы «способствуют иллюзии воображаемого общего интереса в тех случаях, когда реального общего интереса не существует». Ближе к нашему времени дипломат и идеолог холодной войны Джордж Ф. Кеннан прозорливо предостерег от расширения НАТО, предсказывая, что это отравит отношения между США и Россией и неизбежно поставит две страны на курс конфронтации.

«Безусловно, со стороны России последует негативная реакция. [Желающие расширять НАТО] скажут, что «мы всегда говорили вам, что таковы русские», но это просто не соответствует действительности», — заявил Кеннан американскому изданию The New York Times в 1998 году.

Факт остается фактом, продолжает Саймс: Россия внесла ключевой вклад в окончательный распад Советского Союза и действовала осторожно в 1990-е годы, стремясь избежать конфронтационного курса с США, до того, как расширение НАТО перешло через бывшие границы СССР. По сути, никакого военного вмешательства России против ее соседей не происходило до конфликта между Россией и Грузией в 2008 году, когда грузинские силы атаковали российских миротворцев в Южной Осетии.

Сторонники расширения НАТО редко удосуживаются взглянуть на историю Восточной Европы перед тем, как сделать поспешные суждения о стратегическом и моральном императиве вмешательства США в регионе — практически всегда на стороне российских соседей, спорящих с Москвой. Например, страны Прибалтики, у которых было своей истории государственности до тех пор, пока в 1917—1918 годах их не спонсировали немецкие оккупационные силы. Они сохраняли свою независимость до 1940 года, когда они снова были присоединены к Советскому Союзу в рамках пакта Молотова-Риббентропа. Михаил Горбачёв отказался от применения силы, когда прибалтийские государства начали требовать независимости после распада Советского Союза в конце 1980-х годов. Борис Ельцин отвергал военные действия даже в большей мере, чем Горбачёв.

Новая Россия быстро признала страны Прибалтики независимыми государствами, не требуя территориальных уступок. Следовательно, нет никаких доказательств какой-либо российской агрессии против прибалтийских государств, которая могла бы оправдать их последующее вступление в НАТО, — расширение, из-за которого блок фактически оказался «в пригороде» Санкт-Петербурга. Более того, чтобы сделать возможным расширение НАТО, Латвия и Эстония лишили гражданских прав своих граждан русского происхождения. То, как именно эти два государства смогли удовлетворить демократические требования альянса, никогда обоснованно не объяснялось и серьезно не обсуждалось.

Внедрение новой военной инфраструктуры в странах Прибалтики лишь подтолкнуло Россию к усилению военной активности. В результате стало крайне сложно сказать, кто кого спровоцировал первым. Никто не хочет ядерной войны, но если страны Прибалтики считают, что Пятая статья устава НАТО позволяем им безнаказанно настраивать НАТО и ЕС против России, они играют с огнем. Этот потенциально ядерный пожар может легко распространиться на ЕС и даже на Соединенные Штаты.

Помимо иллюзорной безопасности, обеспечиваемой альянсами, существует также широко распространенное заблуждение относительно вызовов, исходящих от предполагаемых противников США, особенно Китая и России. Обе страны на данном этапе явно являются противниками Вашингтона — хотя бы по той причине, что Соединенные Штаты определили, что РФ и КНР являются враждебными державами и должны рассматриваться как таковые. Ни Пекин, ни Москва не настроены сдаваться, и каждый по-своему предпринял действия, которые отрицательно сказываются на безопасности Америки. Совершенно другой вопрос, будет ли такое состояние отношений неизбежным (и в интересах США).

Китай действительно представляет собой беспрецедентный вызов американской глобальной гегемонии, уже превзойдя США с точки зрения покупательной способности, увеличивая свои военные расходы намного быстрее, чем Вашингтон, осваивая новые сложные технологии и устанавливая политические и экономические отношения по всему миру. Но эти события вызывают два важных вопроса.

Во-первых, в какой степени неоспоримая глобальная гегемония, которой обладают США с момента победы в холодной войне, возможна в нынешние времена и необходима ли для безопасности США? И во-вторых, какова точная природа китайских амбиций, и требуют ли эти амбиции, чтобы Китай стремился сместить Америку с позиции мирового лидера?

Такие заезженные клише, как «Коммунистическая партия Китая», «геноцид» против уйгуров в Синьцзяне и обвинение в «китайском вирусе» несут в себе некоторую долю правды, но они также вводят в заблуждение. КПК действительно превратила Китай в авторитарное государство, но в Китае также есть рыночная экономика, которая дает значительные интеллектуальные и личные свободы.

Что еще более важно, Китай не является идеологически воинственным государством, которое стремится навязать свои доктрины за рубежом. Недавние протесты в Гонконге, например, отражают не только авторитарный контроль Китая, но и сложную историю Гонконга с Пекином, которому Соединенное Королевство предоставило полномочия управлять Гонконгом в определенных пределах. Такое сочетание особых обстоятельств делает отношение Китая к Гонконгу определенно достойным сожаления, но оно наносит больший ущерб финансовым рынкам Гонконга, чем национальным интересам США.

Что касается действий китайских военных в Южно-Китайском море, США правильно делают, что выступают против них, но они также должны быть реалистичными. Америка не ратифицировала Конвенцию по морскому праву, которая обеспечивает правовую основу для оспаривания действий Китая в этой области. Более того, большинство пострадавших соседних государств уже снизили напряженность в своих отношениях с Китаем.

Вызов, который представляет собой Китай, огромен, но он также сложен, и понимать его необходимо аналитически серьезно и без опасного чрезмерного упрощения. Он, безусловно, требует поддержания и повышения военного потенциала США в Азиатско-Тихоокеанском регионе и защиты американского производства и научного потенциала. Однако погрязание в холодной или даже горячей войне с Пекином идет вразрез с национальными интересами США.

Вызов России находится в другой категории. Что касается экономики, то Россия даже не в той же лиге, что и США. Однако Владимир Путин не хочет мириться с представлением, согласно которому США вместе со своими союзниками имеют право в той или иной мере управлять миром, включая российскую периферию. Особенно сильно он не хочет, чтобы создавалось впечатление, что он поддается американскому давлению. Однако Москва и не стремится к перманентной конфронтации с США и НАТО.

Напротив, Кремль ясно дал понять, что даже если он подвергается периодическим санкциям и осуждению, он остается открытым для сотрудничества во многих областях, от контроля над вооружениями и изменения климата до урегулирования конфликтов. В отсутствие российской военной агрессии против НАТО или значимого вмешательства России в политический процесс США отнесение России в категорию главного противника может нанести неоправданный ущерб интересам Америки. Такое гиперболизированное видение не только мешает Соединенным Штатам сосредоточиться на других приоритетах — в первую очередь на Китае, — но они также без необходимости стремятся к ядерному балансированию на грани войны с экономически слабой, но мощной в военном отношении державой.

Существуют три основные опасности, связанные с нынешней американской — и в более широком смысле — западной политикой в отношении России. Во-первых, существует реальный риск эскалации конфликта в тех районах, где американские и российские силы соприкасаются напрямую, например в Сирии или в открытом море. На фоне всё большего числа инцидентов с участием военнослужащих обеих стран становится всё более очевидным, что российским войскам было дано указание действовать настойчивее. Иными словами, достаточно малейшего просчета, чтобы один из этих инцидентов вышел из-под контроля.

Во-вторых, появляется всё больше свидетельств раздражения российской элиты подходом Путина к «стратегическому терпению», а также всё большей убежденности в том, что единственный способ изменить негативную динамику отношений с Западом — это эскалация и использование военной силы. Тогда не останется никаких сомнений в том, что Россия хочет и может играть жестко. И последнее, но не менее важное: существует реальная возможность китайско-российского тактического союза.

Китай и Россия явно предпочли бы поддерживать нормальные отношения с Соединенными Штатами, а не строить альянс против них. Тем не менее история полна примеров странных союзников, имевших важные внешнеполитические последствия — наиболее ярким тому примером является пакт Молотова — Риббентропа 1939 года. По мере того как китайская и российская элиты всё больше разочаровываются в Америке, всё сильнее соблазн окоротить Соединенные Штаты совместными китайско-российскими усилиями. Даже в отсутствие такого союза создание у Пекина уверенности в том, что он может надежно рассчитывать на поддержку Москвы, не в американских интересах.

Понимание непростого характера действий Китая и России не означает каких-либо ожиданий, что Пекин и Москва могут стать друзьями Америки. Признание опасности безрассудного злоупотребления НАТО также не означает, что США должны полностью отказаться от НАТО и от очевидных преимуществ глобальной сети альянсов. Вместо этого Вашингтон должен признать, что мировые дела редко бывают черно-белыми, что союзы должны служить инструментами американской политики, а не быть самоцелью, и что — нравится это кому-то или нет — история, как мы ее всегда знали, вернулась. Те, кто сопротивляется принятию этого важного факта, рискуют оказаться на неправильной стороне истории.