Переживет ли века любовь сербов к России? — заметки на полях

Когда я увидел вас сегодня, то подумал: «О, Боже!». У меня была женщина, Милица из Лица.

— Так ее Милица звали, да?
— Как-то так. Увидела она на рынке в Зварнике виноград. Крупный, как будто это, я извиняюсь…
— Не порть аппетит.
— Ничего страшного.
— Как птичьи какашки. Она говорит: «Принесешь виноград, я буду твоей». Я принес виноград. Она была так рада. Потом взяла меня за руку и повела к стогу сена. Сено так пахло.
— Я не знаю запаха лучше, чем то сено.
— Ближе к делу!
— Я хочу обойтись без грубостей. Как вы называете это?
— Мы занимались любовью.
— Да, вот именно. Так все и было. Я занимался любовью, а она ела виноград. Вот когда я полностью в ней разочаровался…
— Жизнь как чудо, 2004

Я сказал, чистил отцовский пистолет, и он выстрелил.

— А откуда у тебя пять ран?
— Я парень настойчивый.
— Раны, 1998

Пролог

Все началось с того, что мне удалось вырваться домой из Москвы и пройтись по парку. Мягкое октябрьское солнышко освещало нежно пожелтевшие листья кленов и березок, на душе было легко, что захотелось отвлечься от сухого анализа, чтобы поразмышлять «о концах и началах» и о том, без чего жизнь не многого стоит, — о любви.

В таком настроении я вернулась домой, открыла ноутбук и принялась за переводы. Погрузившись в работу, я наткнулась на любопытную историю:

Во вторник, 29 сентября, косовские сербы установили флаг России на башне в городе Звечан в Косовской Митровице. Косовский аналитик Агим Муслиу связал установление российского флага с деятельностью агентов Кремля и назвал его одним из ударов в рамках гибридной войны, разжигаемой Россией между сербами. Помимо прочего, Муслиу сказал:

«Только часть сербов осталась реликтом российского влияния в этом краю. Русофильский элемент в северных муниципалитетах, несмотря на свою малочисленность, является наиболее провокативным. Они поддерживают сербских шовинистов, которые прямо связаны с русскими государственными структурами и Кремлем.

Сами косовские сербы объяснили, что установление российского флага в Звечане «является ответом Вучичу (президент Сербии Александр Вучич — ИА REGNUM), который заявил, что инициатива (о переименовании водохранилища Газиводе в — ИА REGNUM) озеро Трампа исходит от населения севера Косово».

Прочитав слова косовского аналитика в первый раз, я нервно засмеялась — уж слишком часто в крошечных балканских государствах абсолютно все связывают с рукой Кремля — от студенческих протестов в Албании до победы оппозиции на выборах в Черногории. Однако, принявшись за перевод, я поняла, что не могу не признать долю правды в том, что говорит этот «прихвостень американцев» о симпатиях сербов к русским. Однако ожидать, что косовский албанец сумеет понять осознать глубину и трагичность истории взаимоотношений двух славянских народов, было бы наивно, но его трудно за это упрекать — ему мешает незнакомство с культурой — что русских, что сербов - и ненависть, вызванная страхом.

Полагаю, как человек, выросший в России, воспитанный в православии и потративший несколько лет на изучение Балкан, я могла бы сделать это лучше, тем более, что мне есть, что сказать.

Пару лет назад я оказалась в Сербии. Знакомство с этой страной поразило меня в самое сердце. Я как будто бы совершила путешествие во времени и оказалась в сказке или средневековой легенде. Я понимала красоту этой легенды, и она трогала меня. Но чем дальше, тем сильнее я понимала, что я не принадлежу этому миру. Мне было грустно, но я не знала, как сохранить его красоту, если вместо разделения на черное и белое внести спокойное принятие и сострадание, если вместо мечтательности и медитативности внести в него неукротимую и неудержимую жажду деятельности. Иными словами, мое чуть ли не мета-модернистское сознание не могло смириться с простотой, потому что для меня она была ложью.

Однако это мой личный опыт. А теперь я попытаюсь объяснить, почему он не кажется мне случайным.

Почему сербам и русским есть, за что любить друг друга

Пожалуй, больше всего сербов и русских сближает язык. Он вовсе не так похож на наш, как могло бы показаться, и чтобы научиться чисто и бегло говорить на сербском вам понадобится не один год тренировок. Гораздо проще при обучении будет украинцам или полякам.

Сербский язык (он же хорватский, он же боснийский, он же словенский, он же черногорский) напоминает церковно-славянский, с той только разницей, что он живой. Как-то раз, я общалась с сербами, переиначивая русский на церковно-славянский манер и добавляя пару знакомых сербских слов, и мое жульничество было обнаружено вовсе не сразу.

Церковно-славянский язык был мне знаком после чтения Псалтири и некоторых богослужебных текстов и запомнился как язык покаяния и многоречивого восхваления. Сербский же язык кажется, создан, для того, чтобы выражать ласку и привязанность. В русском языке уменьшительно-ласкательные используются в близком общении. В Сербии уменьшительно-ласкательные используются гораздо чаще, особенно представителями старшего поколения. Женщина из газетной будки, у которой я спросила дорогу, успела, объясняя, несколько раз использовать самые теплые обращения, запомнить которые я, к сожалению, не смогла. До этого я испытала невероятное удивление, когда пожилой мужчина обратился ко мне «душо моя». Завершая разговор, он почти скороговоркой выдал несколько весьма теплых пожеланий.

Сначала я пыталась относиться к этому настороженно, полагая, что ласковые слова вовсе не обязательно соотносятся с мыслями. Но со временем пришла к мысли, что языковые формы и менталитет тесно взаимосвязаны. Сербы действительно радушные, темпераментные люди. Они не кажутся более эмоциональными, они действительно думают так, как говорят.

Их язык создает образы прекрасной доброй девушки, верного друга, любимой родины и коварного врага. И эти яркие образы закреплены в песнях, которые сербы очень любят. Стоит отметить, что в Сербии поют больше, чем в России, и музыку на сербском языке, как мне показалось, слушают гораздо чаще. Другое дело, что, как сказал мне один музыкант, в 1990-е годы сербский фолк выродился в турбо-фолк… и так и не восстановился полностью.

Итак, язык и сохраненные в нем образы создают атмосферу душевности, некоего товарищества. Неслучайно «дружство» — это общество, «задруга» — кооператив. Случайный встречный заранее воспринимается как «пријатељ». Когда человек, воспитанный в России, где теплота распространяется в основном на близкие отношения, оказывается в Сербии, он чувствует себя раскрепощеннее, если ему удается на время отказаться от привычной логики.

Другая черта, которая обязательно бросится глаза русскому человеку в Сербии, — это любовь к совместному отдыху и вообще более легкое отношение к жизни. Сербы постоянно вместе сидят в кафе, на кухне, в гостиной, пьют, поют и курят. И делают они это не по какому-то поводу, а потому, что так им нравится жить. Без спешки, без глубокомысленных разговоров, без зависти, пожалуй, даже без амбиций. Я не буду распространять эти слова на всех сербов без исключения, но однажды местный певец, постоянно ходивший босиком и носивший бороду молодой человек, спел мне песню, смысл которой сводился к тому, что «мотор из Jапана», три высших образования и видное положение не далеют человека счастливее, чем спокойная жизнь открытого окружающим виноградаря.

Вообще, в Сербии мысль о том, чтобы жить в сельской местности, не вызывает таких же пугающих ассоциаций, как в России: солнца больше, социальное расслоение меньше, а люди общительнее. Маленькая страна предлагает меньше возможностей, чем большая, но представление о счастье проще, и потому оно достижимее.

Русскому несложно влюбиться в Сербию за сердечность и легкость, за удивительное дружелюбие и красоту образов. Сербы встречают в русских ту же сердечность и готовность к взаимопомощи, и потому относятся к нам почти что с обожанием.

И все-таки мы разные

Пожалуй, различие сербского и русского (или российского) менталитетов проще всего объяснить двумя факторами: во-первых, различием в масштабах, а во-вторых, долгим пребыванием Сербии под турецким игом.

Россия — огромна, и это очень сильно отразилось в нашем мышлении. Мы сопоставляем себя с сильными и развитыми государствами, мы можем позволить себе независимую внешнюю политику, мы мыслим широкими категориями. Исторически русская культура впитывает элементы других культур, не теряя от этого свою самобытность. Мы не боимся потеряться, поскольку русский мир не может раствориться в других культурах. Человек, который живет в большой стране, чувствует себя увереннее.

Сербия — маленькая страна, она может похвастаться славными победами, но не множеством выигранных войн, а потому национальная гордость строится на верности православию и личной доблести. Пару раз сербам удавалось создать сильное государство — Сербское царство в XIII веке и Югославию в XX веке. И оба оказались недолговечны. Если российский школьник, читая учебник по истории, чувствует некоторое «единство места действия», по крайней мере со времен Владимирской Руси, и чувствует, что его страна постепенно расширяется и становится сильнее, сербский школьник узнает, что столицей Сербского государства были по очереди Скопье, ныне столица Северной Македонии, и ныне заселенный албанцами косовский Призрен. Это рождает чувство нестабильности, обкраденности, несправедливости окружающего мира. И это отнюдь не демагогия.

Все это создает чувство неудобства для маленького государства и его жителей, избавиться от которого можно несколькими способами: первый, выбранный Милошевичем в 1990-е — попытка силой добиться сохранения великого государства для поддержания национальной гордости, имел печальные последствия — сербы не могли ассимилировать окружающие народы, а югославская солидарность исчерпала свой потенциал. Местечковое самосознание возобладало, и Югославия оказалась разделена на 6,5 государства, если считать Косово. Второй вариант — отвлечься от глобальных мыслей и радоваться тому, что имеешь, не думая о несбыточном, проглотив обиду. Многие жители уставшей от войн Сербии придерживаются именно его. Третий вариант — ассоциировать себя с чем-то большим, например, с Россией, православием, Богом или Евросоюзом. Еще одним вариантом является карьеризм и рассмотрение себя в отрыве от национального самосознания, возможно, эмиграция. Все вышеперечисленное является своего рода эскапизмом. Далее мы к этому еще вернемся.

Вторым источником различий между русскими и сербами является специфический балканский колорит — наследие многовекового турецкого ига. Этот колорит проявляется во всем — в искусстве, во внешности, в архитектуре, в образе жизни.

Так, сербы почти не пьют любимый нами чай, зато пьют огромное количество кофе (так же, как и албанцы). Они более эмоциональны, что проявляется в их мимике — например, непривычной для нас улыбке на все лицо. В европейских государствах улыбаются часто, но не настолько открыто и искренне. В России же улыбаются скромнее.

Несмотря на то, что общая вера воспринимается многими как объединяющая черта, русское и сербское православие весьма различаются по духу. Как отмечала Зинаида Гиппиус, эмигрировавшая в Сербию после революции 1917 года, сербское православие ближе к народу, оно веселее, в то время как русское православие более мистично. Другими словами, когда русский человек все же становится воцерковленным православным, он скорее будет воспринимать его через духовный рост, покаяние и стремление понять себя.

Сербское православие больше отдает каким-то юродством (и это не осуждение!), в нем более значительную роль играют события национальной истории. Конечно же, национальные святые есть в любой стране — нельзя не вспомнить тут канонизированных правителей Николая Второго и Александра Невского, также ассоциируемых с определенным позиционированием России в мире. Однако в сербском православии национальные праздники, такие как Видовдан, являются ежегодным подкреплением уверенности в своей богоизбранности и являются своего рода мистерией, проживанием национальной истории и травм с целью сохранить верность заветам прошлого — например, сохранению Косово в составе Сербии. Напомним, именно такое православие, а не язык или кровь, стало в конечном итоге основой национального самосознания, что было особенно важно в годы турецкого завоевания. Хотя есть, как известно, сербы-мусульмане, сербы-атеисты, сербы-католики, именно вера обособляет бошняков и хорватов от сербов. Случай Черногории несколько выпадает из этой стройной концепции, однако, отметим, сербы и черногорцы не воевали друг против друга в ходе Балканских войн и Югославских войн и вместе боролись против завоевателей.

Русская культура, безусловно, также строится на православии, однако длительный советский период трансформировал представление об идентичности и сейчас, представляется, ее основой является язык, русская культура, русская история, но не вера, чтобы не говорила об этом Конституция.

К слову о культуре. Если в Сербии русская культура до определенной степени востребована, книги русских писателей известны, популярны и проходят в школьной программе, то в России о сербской культуре не знают почти ничего. Пожалуй, из всех сербских деятелей культуры у нас знают только Милорада Павича с его «Хазарским словарем» и Кустурицу, причем в первую очередь благодаря их известности на Западе. Любители пощекотать нервы, возможно, слышали про «Сербский фильм» (настоятельно не рекомендуется смотреть беременным, детям и лицам со слабой психикой).

Братская сербская православная культура понятна нам куда меньше английской или французской. В ней очень много черного юмора, есть некоторая грубоватость и при этом что-то трогательное, что я пыталась показать, приведя цитаты из известных сербских фильмов «Жизнь как чудо» Кустурицы и культового фильма «Раны» Срджана Драгоевича, который можно без преувеличения назвать аналогом фильмов Алексея Балабанова «Брат» и «Брат-2». В обоих фильмах через призму трагикомедии переосмысляются события времен Югославских войн и показано, как люди пытаются сохранить теплоту отношений — любви и дружбы — на фоне жестокости и краха экономики.

Однако в России интересуются этим только кучка людей, питающих интерес к Балканам. А вместо сербского кино на наших экранах показывают «Балканский рубеж» — фильм о Броске на Слатину, который не объясняет причины косовского конфликта ничем, кроме происков врагов России и православия, но зато расставляет «нужные» акценты, способствуя формированию «лубочного» видения ситуации и претендует на то, чтобы вызывать в зрителях гордость за свою страну.

Но что не так?

Однажды я зашла в сербский ресторан в Москве и обмолвилась о том, что изучаю албанский язык. После этого сербка-хозяйка ресторана долго говорила мне о том, что русские предатели, и пожелала мне отправляться в Албанию.

Дело в том, что отношения между Россией и Сербией воспринимаются чаще всего через формулу «серби воле Русиjу и воле Руси зато что су близки по религиjи и по jезику и осећамо се лепо jедни поред других». Любовь сербов к русским строится в первую очередь на отношении к нашей стране как к защитнице — изначально от турок, затем от немцев (в ходе мировых войн), а после развала Югославии — от оголтелого национализма бывших соседей. Теперь же Россия воспринимается как единственная сила, способная вернуть Сербии Косово, по крайней мере, частью населения. Именно Россия настаивает на выполнении Резолюции 1244 Совета Безопасности ООН, именно Россия всячески подчеркивает двусмысленный статус Косово и наконец, только Россия использовала свой воинский контингент в Сербии не на стороне НАТО.

Косово, куда же без Косово

…Из аэропорта в Белград меня подвезли сербы, с которыми я летела в самолете. По дороге разговор зашел о Косово и России. Моему собеседнику-водителю было где-то 20−25 лет. Его родственники когда-то жили в Косово, а потому для него эта тема была очень острой. Из его слов я поняла, что сербы как будто рассчитывают на помощь России в косовском вопросе. И я спросила, какой может быть эта помощь. В ответ я услышала — ввести войска. На мои недоуменный вопрос, куда деть полтора миллиона албанцев он ответил, что когда-то они выгнали оттуда сербов. Этот уклончивый ответ свидетельствует о том, что в рядовом сознании отсутствует представление о том, как на самом деле поступить с Косово, однако есть осознание того, что край был отобран, почти что завоеван, и горькое чувство несправедливости произошедшего, которое вызывает желание решить косовский вопрос силой.

Что значит вернуть Косово? Полагаю, само по себе проживание албанцев на территории края не было бы такой проблемой, если бы не предыстория. И албанцы, и сербы живут в Косово уже больше тысячи лет. Напомним, славяне пришли на Балканы в VI—VII веке, албанцы же являются автохтонным населением. На Косовом поле против захватчиков сражались и албанцы, и сербы, о чем не раз напоминала историк-албанист Нина Смирнова. В дальнейшем албанцы легче, чем сербы, согласились принять ислам (отнюдь, впрочем, не все). Отчасти это можно связать с тем, что на албанских землях происходила борьба Рима и Константинополя. Смена веры позволила албанцам получить несколько лучшее положение в Османской империи, и пока сербы уходили из Косово, албанцы все крепче обосновывались там.

В XIX веке ислам использовался Стамбулом в качестве инструмента манипулирования и для обоснования принадлежности албанских вилайетов (в том числе Косовского) Османской империи. Албанцы, ведущие национально-освободительную борьбу почти весь XIX век, не получили такой же помощи и сочувствия в христианской Европе, как сербы или черногорцы. К тому же населенные албанцами земли воспринимались как удобная разменная монета. Населенные албанцами территории интересовали и сербов и греков, продвигавших в то время свои национальные проекты — Начертание, Мегали идея, — а также черногорцев. Эти амбиции поддерживались Россией, в то время как Османская империя, не заинтересованная в потере территорий, заигрывала с национальным самосознанием албанцев, не переставая их жестоко эксплуатировать и кроваво подавлять восстания.

После распада Османской империи в результате младотурецкого переворота албанцам удалось провозгласить независимость, однако Косово оказалось в составе Сербии, а затем Королевства сербов, хорватов и словенцев (неславян-албанцев предпочли даже не упоминать). Белград направлял в провинцию сербских поселенцев, чтобы изменить состав ее населения, что создало почву для межэтнической напряженности, которая разжигалась и извне на деньги Великобритании и Италии, а затем поддерживалась нацистской Германией.

В годы Второй мировой югославы координировали освободительную борьбу албанского народа, стараясь обходить косовский вопрос. Попытки албанских лидеров привлечь косовских албанцев к борьбе с нацистами, задействуя их патриотические чувства, были в один момент грубо прерваны югославскими координаторами (подробности этой истории вы можете прочитать в книге Нины Смирновой «История Албании в XX веке»), опасавшихся, что если косовские албанцы будут вести борьбу с немцами под руководством соплеменников, удержать Косово в составе Югославии уже не удастся. Это успешно использовалось немцами. И вот, за албанцами прочно закрепилась дурная слава пособников фашистов.

Конец этот истории известен — албанцы в составе Югославии не были ассимилированы, но при этом не получили собственной республики. Высокая рождаемость и бедность способствовали росту протестных настроений, находивших себе как мирное, так и откровенно террористическое применение. Со временем албанцы и сербы стали жить как будто бы в параллельных мирах, причем албанцы все успешнее формировали собственные структуры власти, третируя при этом сербское население.

Тем временем югославское руководство попыталось уже в третий раз восстановить контроль над территорией с несербским населением силовыми методами. И это было ошибочным решением. Югославия уже проиграла войну в Боснии и Герцеговине и Хорватии и не могла рассчитывать на международную поддержку в Косово. Да, УЧК вела террористическую деятельность, но когда началась силовая операция в Косово, из края всего за два года бежали 800 тысяч человек.

Даже если бы не было бомбардировок НАТО, если бы операция была удачной, что бы она принесла? Допустим, уничтожение УЧК или ее верхушки, устранение параллельных структур власти и установление контроля над территорией. Но албанское население края это бы, безусловно, обозлило. А значит, осуществление контроля было бы возможно лишь полицейскими методами. (Будем считать, что вариант заставить албанское население отправиться жить в другие страны, все же отметается). Что бы это дало? Помимо контроля за ресурсами и предприятиями, находящимися на территории Косово, это бы означало отстранение албанцев от руководства краем, как уже было в конце 1980-х. Возможно, были бы созданы условия для возвращения сербов в Косово. Но, по всей видимости, албанцы и сербы продолжали бы жить обособленно, а поскольку косовары продолжали бы доминировать числом, успех операции в любом случае оказался бы временным.

С тех пор прошло 20 лет. В Косово существует развитая партийная система, свои органы управления, действующие хоть и с учетом указаний и многочисленных рекомендаций Евросоюза, США, Японии, Турции, Катара и других партнеров, но все же вполне работоспособные. Косово настолько встроилось в систему международных отношений, что представитель Косово уже выступает в Совете Безопасности ООН. И хотя удельный вес Косово по-прежнему крайне мал, что позволяет Евросоюзу нарушать данные Косово обещания, а США навязывать своему протеже абсурдные соглашения, Косово уже не представляет из себя некоторое аморфное тело, да и система управления в крае существенно изменилась со времен УЧК.

Ранее на ИА REX: После нас — хоть потоп: во что обойдется Косово и Сербии помощь Трампа

И что же теперь будет означать «возвращение» Косово Сербии? Слом этих структур? Подчинение Косово и его населения властям в Белграде? Предоставление Косово автономии? А для чего это нужно?

Достижимые цели, действительно стоящие того, чтобы к ним стремится, это, на мой взгляд — возвращение сербских беженцев на территорию Косово и устранение межэтнической розни, которое обеспечило бы им возможность спокойного проживания в крае. Но на данный момент и сербы, и албанцы действуют по принципу «ни шага назад». Албанцы не готовы в большинстве своем пойти даже на создание Ассоциации сербских муниципалитетов, воспринимая ее как инструмент возвращения Белграда, а сербы не готовы уважительно относиться к албанцам. Что характерно, совершенно не понятно, как представляют себе в Белграде будущее «временной албанской администрации в Приштине». Порой кажется, что только смена руководства Косово и Сербии может привести хоть к каким-то подвижкам в переговорах о статусе Косово.

А что же Россия

Старшее поколение русских воспринимает сербов почти исключительно как товарищей в борьбе с Западом, братьев по несчастью, с которыми они вместе борются с рассчетливым и циничным врагом, и считает предательством отступление от этого образа. Старшее поколение сербов «верит в Бога и Россию» и прививает молодежи надежду на то, что косовский вопрос будет однажды разрешен вводом российских войск. Однако некоторые, как хозяйка сербского ресторана, убеждаются в том, что Россия не так заинтересована в разрешении косовского вопроса, сколько в сохранении статус-кво и удержании Сербии в качестве последнего друга на Балканах, и разочаровываются таким прагматизмом.

А Россия не предлагает никаких инициатив. Россия снабжает Сербию вооружением, осуждает албанских террористов и настаивает на необходимости соблюдения Резолюции 1244 СБ ООН, не объясняя, что бы это могло означать.

Но российское руководство едва ли вступит в противостояние с НАТО из-за Косово, более того, никто не заинтересован в такого рода обострении. Решение же косовского вопроса де-факто передано на откуп Евросоюзу и США. И на данный момент именно Евросоюз способен и хотя бы декларативно готов оказать конструктивную поддержку Сербии.

Почему сербы смотрят на Запад

Ранее я уже говорила о нескольких сценариях поведения малой страны, позволяющих ей исцелить уязвленное самолюбие. В настоящий момент руководство Сербии недвусмысленно взяло курс на то, чтобы ассоциировать себя с чем-то большим. И не с православной культурой, не со славянским миром, а с Евросоюзом.

Почему? Потому что Евросоюз активно действует. Его институты и стандарты по-прежнему привлекательны. Его внутренняя структура создает условия для прекращения межгосударственных конфликтов. Европа действительно стала территорией мира и сотрудничества, зачинщица двух мировых войн Германия больше не воспринимается как угроза международному миру. И Евросоюз заинтересован в том, чтобы поддерживать мир на своих юго-восточных границах, отделяющих его от Ближнего Востока и Азии.

Евросоюз является главным инвестором в инфрастуктуру стран Западных Балкан и активно стимулирует региональное сотрудничество. Евросоюз регулярно выделяет крупные объемы помощи странам полуострова. И эти меры действительно способствуют трансформации региона. Это планомерная деятельность, а не разовая акция.

Также Евросоюз стремится к справедливому разрешению Косовского конфликта. Политика Евросоюза в отношении Белграда и Приштины в высшей степени сбалансирована. Евросоюз поддерживает работу Специального трибунала по Косово в Гааге и плавно проводит политику на декриминализацию косовского руководства, насколько это возможно в условиях, когда реальную власть в крае осуществляют кланы наркомафии. Не случайно именно ЕВЛЕКС (юридическая миссия Евросоюза в Косово) осуществил операцию по аресту главы организации ветеранов борьбы УЧК (алб. Освободительная армия Косово) для выдачи его Специальному трибуналу по Косово в Гааге. Так Евросоюз показывает свою готовность быть объективным в отношении сербов и албанцев.

Подробнее о специфике косовской партийной системы читайте здесь: Косово: президент Тачи празднует победу системы над демократией и здесь: Между молотом и наковальней — премьер-министр Косово загнал себя в угол

Именно Евросоюз берет на себя смелость настаивать на создании в Косово Ассоциации сербских муниципалитетов — это почти единственная позиция, которую Сербия действительно может выторговать у Косово.

При этом Евросоюз последовательно отстаивает необходимость признания Сербией Косово, что является единственно возможным разрешением конфликта. И если нынешние власти Сербии строили свою политическую карьеру в 1990-е годы и потому не могут себе позволить пойти на такой шаг, то новое поколение сербов, как мне думается, было бы готово отказаться от Косово ради стабильности, и пожалуй, сделало бы это с большей готовностью, если бы не откровенное хамство албанцев. Именно Брюссель подталкивает стороны не только к диалогу, но и к проявлению взаимного уважения, и эта позиция вызывает уважение. Конечно же, еще большее уважение она вызывала бы, если бы проводилась не столь медленно — однако экономическая и военно-политическая зависимость от США — с одной стороны — и, откровенно говоря, националистически настроенное руководство что Косово, что Сербии, — с другой, — весьма сильно ограничивает свободу рук Евросоюза.

Для США Косово и Сербия интересны не как соседи, а как во-первых, стратегически важный регион, во-вторых, родины крупных сербских и албанских диаспор, и в-третьих, как полигон противостояния с Евросоюзом (а отнюдь не с Россией, как бы не было приятно так думать). Президент Трамп стремился использовать косовскую проблему как козырь в политической борьбе, однако после того, как он понял, что раскусить этот орешек ему не под силу, он удовольствовался продавливанием абсолютно не соответствовавших интересам косовской (и лишь немного сербской) стороны Вашингтонских соглашений, которые позволили США значительно укрепить свое влияние в регионе, но не способствовали смягчению напряженности в условиях между Сербией и албанской администрацией в Приштине. Но Трамп, сделав вид, что он способен поспособствовать разрешению Косовского конфликта, не разрешая его (то есть не обсуждая политический статус Косово), вызвал симпатию у сербского политического руководства уже тем, что он не стал грубо настаивать на необходимости признания независимости косовской республики.

Эпилог

Мы стремимся к равновесию, но мир стремительно меняется. Несмотря на то, что и русскому, и сербскому мировоззрению свойственно некоторое мессианство, оно все больше вытесняется на второй и третий план, поскольку на смену идейному мышлению приходит прагматизм. Если раньше Сербию и Россию сплачивала общая вера, то затем ей на смену пришла борьба с нацизмом, а затем социалистический строй. Теперь у нас есть много общего в прошлом, но мало взаимопонимания в настоящем.

Ускользающей связующей нитью остается косовский вопрос, и пока Россия поддерживает Белград в его попытках выторговать больше у албанцев и важных переговорщиков, сохраняется видимость дружбы. Но когда-то косовский вопрос будет решен, и что тогда? Решение косовского вопроса будет некрасивым и вряд ли понравится тем, кто воспринимает происходящее через призму прошлого. Но оно и правда откроет Сербии новые перспективы. Она со временем окажется в Евросоюзе, где ей необходимо будет конкурировать с сильными партнерами, отказавшись от соглашения о зоне свободной торговли с Россией, о чем уже заявлял президент Александр Вучич.

Грядут перемены, и если кто-то стремится к настоящей дружбе между народами, то стоит заняться продвижением сербской культуры — показывать сербское кино, говорить о сербских писателях в школах и переосмыслить то общее, что есть у наших народов, а не осуждать Белград за намерение «сдать» Косово, не воспринимать Сербию как друга против общих врагов. России необходимо будет выступить с более конструктивной программой сотрудничества, чем сейчас, которая, возможно, поможет Сербии оправиться после моральной травмы от «де-юре» потери Косово. Потому что зрелые отношения строятся не на страхе, не на завышенных ожиданиях, не на легендарных образах, а на понимании, сочувствии и взаимном уважении.