Начетчики от марксизма в СССР постоянно твердили о противопоставлении материализма идеализму. Мол, идеализм — это буржуазная философия, а мы должны следовать материализму. Обычно в подобных случаях делались ссылки на Ленина, который в своей работе «Материализм и эмпириокритицизм» писал следующее:
«Могла ли устареть за две тысячи лет развития философии борьба идеализма и материализма? Тенденций или линий Платона и Демокрита в философии? Борьба религии и науки? Отрицания объективной истины и признания ее? Борьба сторонников сверхчувственного знания с противниками его?»
Тут Ленин доводит борьбу линий Платона и Демокрита до противопоставления религии и науки и аж до отрицания, или признания объективной истины.
Уверен, что любой компетентный специалист по истории философии, вне зависимости от своих идеологических и иных предпочтений, раскритиковал бы эту ленинскую концепцию. В частности, он мог бы вопросить: «А куда же делось противопоставление линий Аристотеля и Платона? Неужто Аристотель был материалистом?» Далее список вопросов был бы продолжен почти до бесконечности.
Но дело не только в специалистах по истории философии, но и в самом Марксе. В «Тезисах о Фейербахе» он писал:
«Главный недостаток всего предшествующего материализма — включая и фейербаховский — заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой. Фейербах хочет иметь дело с чувственными объектами, действительно отличными от мысленных объектов, но самое человеческую деятельность он берет не как предметную деятельность. Поэтому в «Сущности христианства» он рассматривает, как истинно человеческую, только теоретическую деятельность, тогда как практика берется и фиксируется только в грязноторгашеской форме ее проявления. Он не понимает поэтому значения «революционной», «практически-критической» деятельности».
БУДЬТЕ В КУРСЕ
- 01.12.20 Вернётся ли Россия через 30 лет к социализму?
- 20.11.20 Государственный марксизм vs. «неомарксизм» хипстеров американской улицы
- 18.11.20 Советский Союз исчез, теперь исчезает гуманизм?
- 26.10.20 Что будет с Белоруссией и другими бывшими республиками СССР?
То есть Маркс критикует весь предшествующий материализм и противопоставляет ему свой материализм, который, в отличие от старого, будет учитывать «деятельную сторону» и не отдаст ее на откуп идеализму. А для этого материализм Маркса обзаводится не только объективной, но и субъективной оптикой, и потому может включить в себя как материальное, так и идеальное. То есть Маркс, по сути, говорил о новой науке, которая будет сильно отличаться от классической науки просвещения, которая могла смотреть на все только с объективной стороны.
Начетчики от марксизма столь стремились следовать букве марксистско-ленинского учения и столь мало понимали его дух, что в итоге, позабыв о духе, не смогли быть верны и букве.
Что же касается Ленина, то он был прежде всего практиком и к тому же не имел возможности прочесть львиную долю работ Маркса. Поэтому, если отвечать на вопрос о том, почему Ленин не заметил критику Марксом всего прежнего материализма и не стал обсуждать разные материализмы, то нужно вспомнить старый анекдот: «Василий Иванович, белые! — Ой, Петька, не до грибов сейчас, ой не до грибов». Ленину было просто не до «грибов». А вот чем занимались советские марксисты в послевоенное время — отдельный вопрос.
Зато Ленин был верен именно духу Маркса, и если бы не он, то марксизм был бы в лучшем случае одним из многих течений общественной мысли. Главное же, Ленин по-настоящему развивал идеи Маркса на практике. Критики ленинизма и СССР часто говорят о том, что практика большевиков не выводилась из Маркса и они создали не ту систему. Однако, они забывают, что, во-первых, любая идея, концепция, когда они осуществляются на практике, претерпевают неминуемые трансформации, а, во-вторых, что в этих трансформациях далеко не всегда следует видеть только негативное искажение первоначального замысла, но нужно видеть еще и его дооформление. Ленинская практика — это необходимое дополнение, дооформление и развитие учения Маркса. Причем такое дооформление своего учения благословил сам Маркс в тех же тезисах: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».
Ленин и его партия большевиков изменили мир и построили СССР, который выиграл войну с нацизмом и запустил первого человека космос. Это ли не самый верный признак верности духу Маркса, согласно известной марксистской максиме: практика — главный критерий истины». Только очень странные марксисты могут говорить, что Маркс этого бы не одобрил. Да, он бы увидел недостатки советской системы и стал бы их критиковать. Они были. Никто не спорит. Более того, после того как Хрущев, по сути, отменил цель построения коммунизма, заменив его на «догоним и перегоним Америку по мясу и молоку», то есть провозгласил господство именно того материализма, против которого боролся Маркс, говорить о верности марксистскому духу в СССР стало действительно проблематично. Однако даже в таком виде советский социализм до самого момента своей кончины носил особый отпечаток марксистского духа, который отличал его от западного.
Дело в том, что изначально советский социализм замысливался не как нечто самодостаточное, а как пролог, переходный период к коммунизму. Ленин сразу же на практике начал осуществлять глубинную и сущностную идею, которая в неявном виде содержалась в «тезисах» и в явном виде содержалась в «Манифесте коммунистической партии» — преодоление разделения труда.
В своей работе «Удержат ли большевики государственную власть?» он пишет знаменитые слова про кухарку, которые так часто любят перевирать в постсоветскую эпоху:
«Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас вступить в управление государством. Но мы (…) требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники. Мы требуем, чтобы обучение делу государственного управления велось сознательными рабочими и солдатами и чтобы начато было оно немедленно, т. е. к обучению этому немедленно начали привлекать всех трудящихся, всю бедноту».
Ленин тут говорит о преодолении самой главной составляющей разделения труда — отчуждения сферы управления от народа. Эта краеугольная проблема в неявном виде выражена в «тезисах», когда Маркс критикует материализм Фейербаха следующими словами: «Он рассматривает как истинно человеческую только теоретическую деятельность, тогда как практика берется и фиксируется только в грязноторгашеской форме ее проявления».
Дело не только в том, что Маркс старался создать новую науку, которая бы видела деятельность не абстрактно и объективно, а конкретно и субъективно, то есть единственным адекватным способом, которым можно рассматривать деятельность. А дело в том, что в этих строках Маркса неявно или даже, можно сказать, в зашифрованном виде присутствует древнейшая концепция «Золотого века», на которой издревле основано почти любое понимание социализма. Суть идеи «Золотого века» состоит в том, что необходимо вернуться в некое первоначальное состояние, в котором труд, который воспринимается как наказание, вновь будет отсутствовать. Коммунизм же, напротив, всегда мыслился как царство свободного труда.
То виденье, которое разделяется на идеализм и материализм, которое критикует Маркс в «тезисах», неминуемо содержит в себе идею «Золотого века». Приглядимся к словам Маркса о том, что оно обязательно рассматривает теоретическую деятельность как «истинно человеческую», а практику видит только как «грязноторгашескую форму».
Маркс блестяще понимал, с чем он спорит на самом деле. Ведь со времен древней Античности уделом господ, как считал, например, Аристотель, были «политика и философия», а уделом низших слоев — экономика и торговля. Все, что касается практики и взаимодействия с материей, — удел рабов. И поэтому в «Золотом веке» не должно быть ни труда, ни рабов. Таково господское виденье, основанное на разделении труда, которому Маркс пытается противопоставить свое.
Более того, в 9-м и 10-м тезисах Маркс впрямую говорит о том, что такое отделение материального от идеального порождает один тип общества, а его материализм совсем другой:
«Самое большее, чего достигает созерцательный материализм, т. е. материализм, который понимает чувственность не как практическую деятельность, это созерцание им отдельных индивидов в «гражданском обществе».
Точка зрения старого материализма есть «гражданское» общество; точка зрения нового материализма есть человеческое общество, или обобществившееся человечество».
Ленин, какие бы странные слова он ни писал о материализме и идеализме, будучи верным духу Маркса на деле, изначально бросал вызов тому, основанному на разделении труда, виденью, которое порождает «гражданское общество» и соответствующий ему социализм. Ленин сразу начал строить тот социализм, который должен был постепенно привести к «обобществившемуся человечеству», то есть к коммунизму, а не «Золотому веку». И в этом он был верен не только духу Маркса, но и духу русской культуры. Ибо для того, чтобы «кухарка» смогла преодолеть отчуждение от управления, она должна пробудиться, а вся русская классическая литература мечтала и говорила только о возможности пробуждения народа, следуя в этом великой христианской заповеди: «возлюби ближнего своего, как самого себя». Целью русского и советского социализма является создание условий для пробуждения «кухарки», а не просто для ее комфортного существования, как это предполагает социализм на Западе. Эти два социализма ведут к прямо противоположным целям. Русский социализм— к царству свободного труда, а западный — к царству «Золотого века», где труда уже не будет.
Маркс же в «тезисах» за непонимание этой проблемы критикует социалиста-утописта Роберта Оуэна:
«Материалистическое учение о том, что люди суть продукты обстоятельств и воспитания, что, следовательно, изменившиеся люди суть продукты иных обстоятельств и измененного воспитания, — это учение забывает, что обстоятельства изменяются именно людьми и что воспитатель сам должен быть воспитан. Оно неизбежно поэтому приходит к тому, что делит общество на две части, одна из которых возвышается над обществом (например, у Роберта Оуэна)».
То есть любой социализм, в рамках которого не будет преодолен «старый материализм», неминуемо приведет к тому, что одна часть общества будет возвышаться над другой. Такой социализм неминуемо будет двигаться к господскому идеалу «Золотого века», при осуществлении которого внизу «грязноторгашеская сфера» превратится просто в царство зверя. На верху же, для господ, будет специфический социализм.
О таком двойном устройстве царства «Золотого века», его идеологи предпочитали умалчивать, или говорили об этом эзотерически, создавая иллюзию для своих народов, что это царство и для них. Сами же народы были склонны соблазняться этой идеей из-за отчужденного характера своего труда, от которого им хотелось отдохнуть.
Вот как Вергилий (один из величайших апологетов идеи «Золотого века») говорит о господском варианте социализма в «Божественной комедии» Данте:
«И вождь: «Познав, какой грозит удел Позарившимся на чужие крохи, Он вас от слез предостеречь хотел.
Богатства, вас влекущие, тем плохи, Что, чем вас больше, тем скуднее часть, И зависть мехом раздувает вздохи.
А если бы вы устремляли страсть К верховной сфере, беспокойство ваше Должно бы неминуемо отпасть.
Ведь там — чем больше говорящих «наше», Тем большей долей каждый наделен, И тем любовь горит светлей и краше».
«Теперь я даже меньше утолен, —Ответил я ему, — чем был сначала, И большими сомненьями смущен.
Ведь если достоянье общим стало И совладельцев много, почему Они богаче, чем когда их мало?»
И он в ответ: «Ты снова дал уму Отвлечься в сторону земного дела И вместо света почерпаешь тьму.
Как луч бежит на световое тело, Так нескончаемая благодать Спешит к любви из горнего предела,
Даря ей то, что та способна взять; И чем сильнее пыл, в душе зажженный, Тем большей славой ей дано сиять.
Чем больше сонм, любовью озаренный, Тем больше в нем благой любви горит, Как в зеркалах взаимно отраженной».
Многих марксистов эти строки сбивали с толку, ведь тут Вергилий говорит о преодолении частной собственности и любви. Однако, они не замечали того, что Данте вводит в свою систему два рая. Один — земной на вершине горы чистилища, а другой — райский Эмпирей, о котором идет речь в этом отрывке. Сама же система Данте основана на разделении труда. Причем, если верить Эмпедоклу, у которого, в частности, Данте берет эту модель, когда оформляется верхний рай, весь остальной мир обращается в хаос.
От окончательного перехода в подобный «социализм» Запад удерживал СССР, при помощи наличия своего, альтернативного социализма, построенного, как пролог для коммунизма. Однако, сегодня, когда СССР нет, элита действительно начинает окончательно отделяться от народов предоставляя их власти хаоса, а для себя организуя свой «Золотой век».
Что же касается современной России, то любой вменяемый политик, вне зависимости от своих идеологических предпочтений, если он хочет какого-то ее действительного «вставания с колен», должен с необходимостью создать смешанную систему с государственным ядром и частной периферией, то есть, в определенном смысле, построить социалистическую систему. Однако при построении такого социализма всегда надо помнить, для чего именно он создается в стратегическом плане…
Комментарии читателей (0):