После окончания холодной войны большинство американских политиков попали во власть ряда иллюзий о сложившемся мировом порядке. По критически важным вопросам они видели мир таким, каким они хотели бы его видеть, а не таким, каков он есть на самом деле. Президент Дональд Трамп, который не является продуктом американского внешнеполитического сообщества, не питает этих иллюзий. Трамп был разрушителем, и его политика, основанная на его неортодоксальной точке зрения, привела к давно назревшей смене ряда направлений внешнеполитического курса страны.
Многие из этих необходимых корректировок были искажены или неправильно поняты в сегодняшних острых партийных дебатах. Тем не менее изменения, инициированные Трампом, помогут гарантировать то, что международный порядок по-прежнему благоприятствует интересам и ценностям США, а также других свободных и открытых обществ, пишет бывший заместитель советника по национальной безопасности США по стратегии Надия Шадлоу в статье, опубликованной 23 августа в Foreign Affairs.
По мере того как первый президентский срок администрации Трампа подходит к концу, Вашингтону следует понять, что сложившийся по итогам холодной войны миропорядок рушится, и наметить путь к более справедливому и безопасному будущему. Независимо от того, кто станет президентом США в январе, американские политики должны будут сформулировать новые идеи о роли страны в мире и по-новому взглянуть на соперников, таких как Китай и Россия — государства, которые «долгое время манипулировали правилами либерального международного порядка в собственных интересах».
Внешняя политика США должны строиться на новом наборе взглядов. Вопреки оптимистическим прогнозам, сделанным после распада Советского Союза, повсеместная политическая либерализация и рост транснациональных организаций не ослабили соперничества между странами. Точно так же глобализация и экономическая взаимозависимость не были чистыми благами. Зачастую они становились причиной непредвиденного неравенства и социальной уязвимости. И хотя распространение цифровых технологий повысило производительность и принесло другие выгоды, оно также подорвало преимущества вооруженных сил США и бросило вызов демократическим обществам.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
- 27.08.20 Strategist: выборы президента США представляют угрозу всему миру
- 26.08.20 Для победы в холодной войне с Китаем США нужна Германия – New York Times
- 25.08.20 Западному оппортунизму пришёл конец – Project Syndicate
Учитывая эти новые факторы, Вашингтон не может просто вернуться к уютным представлениям прошлого. «Однополярный момент», сложившийся после холодной войны, ушел в прошлое, открыв путь для эпохи взаимозависимости и конкуренции, которая требует иных подходов и инструментов. Чтобы правильно ориентироваться в этой новой эпохе, Вашингтон должен отказаться от старых иллюзий и мифов о либеральном интернационализме, а также пересмотреть свои взгляды на природу мирового порядка.
Сейчас все вместе?
По мере того как двадцатый век подходил к концу, все большее число стран, придерживающихся демократических идеалов, вселяло в Запад гордость и большие надежды на будущее. Сформировался консенсус о том, что сближение с либеральной демократией приведет к стабильному международному политическому порядку. Когда Советский Союз пришел в упадок и закончилась холодная война, президент США Джордж Буш-старший призвал к «новому мировому порядку» — «Pax Universalis», основанному на либеральных ценностях, демократическом управлении и свободном рынке. Несколько лет спустя в Стратегии национальной безопасности президента Билла Клинтона 1996 года была сформулирована политика взаимодействия и продвижения демократии, которая должна была улучшить «перспективы политической стабильности, мирного разрешения конфликтов, а также большего достоинства и надежды для народов мира».
Эта уверенность в неизбежности либеральной конвергенции мотивировала решение позволить Китаю вступить во Всемирную торговую организацию (ВТО) в 2001 году. Как тогда отметил Клинтон, такое открытие окажет «глубокое влияние на права человека и политическую свободу». Остальной мир должен был получить доступ к китайским рынкам и дешевому импорту, а Китай — шанс принести процветание сотням миллионов своих граждан, что, по мнению многих в Вашингтоне, могло поспособствовать демократизации республики. Это был беспроигрышный вариант.
Но Китай не собирался сближаться с Западом. Коммунистическая партия Китая (КПК) никогда не намеревалась играть по его правилам. Она была полна решимости контролировать рынки, а не открывать их, и делала это, поддерживая искусственно низкий обменный курс, предоставляя несправедливые преимущества государственным предприятиям и создавая регулятивные барьеры некитайским компаниям. Официальные лица как в администрации Джорджа Буша-младшего, так и в администрации Барака Обамы были обеспокоены этими намерениями Китая. Но в основном они считали, что Вашингтону необходимо сотрудничать с Пекином для укрепления международной системы, основанной на правилах, и что экономическая либерализация Китая в конечном счете приведет к политической либерализации. Вместо этого Китай продолжал использовать экономическую взаимозависимость для роста своей экономики и укрепления своей армии, тем самым обеспечивая долгосрочную мощь КПК.
В то время как Китай и другие игроки подрывали либеральную конвергенцию за рубежом, экономическая глобализация не оправдала ожиданий внутри самих США. Сторонники глобализации утверждали, что в экономике, подпитываемой свободной торговлей, потребители выиграют от доступа к более дешевым товарам, а потерянные рабочие места в обрабатывающей промышленности будут заменены более перспективными рабочими местами в активно развивающейся сфере услуг, прямые иностранные инвестиции будут поступать в каждый сектор, а компании повсюду станут более эффективным и инновационным. Между тем такие организации, как ВТО, помогли бы управлять этим более свободным и интегрированным миром (не говоря уже о его 22 тыс. страниц правил организации).
Но обещание, что «прилив» глобализации «поднимет все лодки», не было выполнено: некоторые поднялись до невероятных высот, некоторые застопорились, а другие просто пошли на дно. Оказалось, что либеральное сближение не было чем-то беспроигрышным: на самом деле были победители и проигравшие.
Реакция популистов на такое развитие событий застала элиты врасплох. Эта реакция стала гораздо острее из-за злоупотреблений Уолл-стрит и ошибочной денежно-кредитной политики Федеральной резервной системы США, которые способствовали возникновению глобального финансового кризиса 2008 года. Щедрая помощь, которую получили банки и финансовые компании после него, убедила многих граждан США в том, что корпоративные и политические элиты манипулируют системой — тема, за которую в своей предвыборной кампании 2016 года ухватился Трамп.
Однако задолго до победы нынешнего главы Белого дома многие простые граждане США уже поняли, что глобализация идет им во вред. Трудящиеся своими глазами видели, как свободная торговля может опустошить общины, из которых за границу уходили рабочие места и капитальные вложения. Даже главный экономист Международного валютного фонда Гита Гопинатх признала в 2019 году, что международная торговля обошлась американским рабочим очень дорого. В период с 2000 по 2016 год страна потеряла около пяти миллионов рабочих мест на производстве.
Неоправданная вера в международные организации
Вторая иллюзия, очаровавшая американских политиков — это идея о том, что Вашингтон может полагаться на международные организации, которые помогут ему справиться с серьезными проблемами, и что с помощью американского руководства появится «глобальное управление». Поскольку страны якобы сближались в направлении политической и экономической либерализации, было естественным думать, что транснациональные вызовы, такие как распространение ядерного оружия, терроризм и изменение климата, заменят межгосударственную конкуренцию как главный центр внимания руководителей США. Принято считать, что с такими угрозами лучше всего справляются международные институты.
Сторонники этой точки зрения предполагали, что, поскольку другие страны неумолимо движутся к либеральной демократии, они будут преследовать во многом такие же цели, как и Вашингтон, а также будут играть по его правилам. Те, кто поддерживает веру в это, обычно преуменьшают важность национального суверенитета и тот факт, что страны различаются по способам организации своих сообществ. Даже среди демократий существует высокая степень различий в культурных, институциональных и политических ценностях.
Тем не менее международные институты стали более обширными и амбициозными. В 1992 году в Повестке дня для мира генерального секретаря ООН Бутроса Бутроса-Гали был предусмотрен такой миропорядок, в котором ООН будет поддерживать мир во всем мире, защищать права человека и способствовать социальному прогрессу посредством расширения миротворческих миссий. В период с 1989 по 1994 год организация санкционировала 20 миссий по поддержанию мира — больше, чем общее количество миссий, которые она выполнила за предыдущие четыре десятилетия.
С перенапряжением сил столкнулись и отдельные агентства ООН. Всемирная организация здравоохранения, созданная в 1948 году для предотвращения распространения инфекционных заболеваний, была на переднем крае ряда величайших достижений ООН, включая искоренение оспы и почти полное искоренение полиомиелита. Но с годами масштабы ее работы резко выросли. К 2000 году ВОЗ начала заниматься всем — от безопасности пищевых продуктов до использования сотовых телефонов и качества воздуха. Это привело к тому, что персонала и ресурсов стало не хватать, из-за чего был нанесен удар по способности организации реагировать на настоящие кризисы, такие как нынешняя пандемия COVID-19. Во время первоначальной вспышки ВОЗ была отодвинута на второй план, поскольку национальные правительства поспешили самостоятельно обеспечить медицинское оборудование. Решительная защита представителями этой организации принятых Китаем мер по борьбе с пандемией продемонстрировала, что КПК использовала свое влияние для кооптации организации, а не для поддержки ее миссии.
Однако проблемы в ООН вышли далеко за пределы ВОЗ. В 2016 году Энтони Бэнбери, кадровый чиновник ООН, который до этого работал помощником генерального секретаря по полевому обеспечению, писал, что бюрократия организации стала настолько сложной, что организация не может больше эффективно работать. Создалась черная дыра, в которой исчезли «бесчисленные доллары налогоплательщиков», а также длинный список «человеческих надежд, воплощения которых больше никто никогда не увидит». Такие упущенные возможности привели к цинизму и ослабили либеральный международный порядок изнутри.
Больше не непобедимые
Хотя либеральный интернационализм поощрял взаимозависимость и многосторонность, он также основывался на вере в способность Вашингтона бесконечно поддерживать неоспоримое военное превосходство, которые он получил сразу после окончания холодной войны. На самом деле военное превосходство США сейчас оспаривается практически во всех сферах. США больше не могут свободно действовать на традиционных сухопутных, морских и воздушных театрах, а также в новых сферах, таких как космическое пространство и киберпространство. Распространение новых технологий и систем вооружений, а также использование противниками асимметричных стратегий ограничили способность вооруженных сил США находить и поражать цели, снабжать и охранять свои силы за рубежом, свободно перемещаться по морям, контролировать морские коммуникации и защищать родину. Ничто не сможет обратить эти тенденции вспять.
С 1990-х годов США стали более зависимыми от космоса для обеспечения своей национальной безопасности, потому что многие военные и разведывательные функции зависят от базирующихся там активов, таких как спутники. Но Китай, Россия и другие государства теперь имеют возможность размещать системы противоспутникового оружия. Между тем масштабы частной коммерческой деятельности в космосе также стали расти в геометрической прогрессии. С 2014 года большинство запусков спутников было проведено не только в США, но и в других странах, в первую очередь в Китае, Индии, Японии и странах — членах ЕС, что еще больше подорвало способность США свободно маневрировать в космосе и увеличило количество мусора на орбите Земли, что угрожает всем космическим активам.
В киберпространстве в цепочках поставок военного оборудования возникли уязвимости в оборудовании и программном обеспечении, что потенциально снижает эффективность важных платформ. В 2018 году начальник штаба ВВС США Дэвид Голдфейн назвал многоцелевой истребитель F-35 «летающим компьютером», и, таким образом, как и все компьютеры, он уязвим для кибератак. В том же году Совет по оборонной науке предупредил, что, в связи с огромной взаимосвязанностью многих оружейных систем, уязвимость в одной из них может затронуть и другие.
В то же время из-за бюрократических требований военным стало труднее вводить инновации. Прошло более 20 лет с того момента, когда была задумана программа многоцелевого истребителя, до того, как первая боевая эскадрилья F-35 была объявлена принятой в войска. Военные требуют нереально высокого уровня производительности, обеспечить который обещают компании, жаждущие контрактов. Бывший министр обороны США Роберт Гейтс сетовал на нежелание вооруженных сил согласиться на «80-процентное» решение, которое можно было бы создать и внедрить в разумные сроки. Учитывая, насколько быстро развиваются противодействующие технологии, эти трения в оборонной промышленности США ставят серьезные вопросы о способности страны вести и побеждать в войнах, особенно против близких по потенциалу конкурентов.
Тем временем Пекин и Москва разработали так называемые системы вооружений, препятствующих доступу / блокированию территорий, которые снижают способность Вашингтона проецировать силу в Восточной Азии и Европе. Китай разработал и модернизировал свое стратегическое и тактическое ядерное оружие и вложил значительные средства в технологии для модернизации своих обычных вооруженных сил. Россия создала целый ряд экзотического «оружия судного дня» и тактического ядерного оружия малой мощности, несмотря на соглашения о контроле над вооружениями с США. И обе страны также вкладывают ресурсы в гиперзвуковое оружие, скорость и маневренность которого делают обычные системы противоракетной обороны неэффективными.
Кроме того, более мелкие соперники, такие как Иран и Северная Корея, продолжали развивать и совершенствовать свои ядерные программы. Несмотря на представления о мире, в котором никто не сможет бросить вызов американской силе, эпоха военного господства США оказалась относительно короткой.
Недружественные информационные технологии
Необоснованная вера в преимущества новых технологий не ограничивается военной сферой. Когда началась цифровая революция, политики и бизнес-лидеры испытывали оптимизм в отношении того, что эти технологии ускорят распространение либерально-демократических ценностей — что «век информации может стать веком освобождения», как сказал в 1991 году президент Буш-старший. Годы спустя Клинтон предсказал, что «свобода [будет] распространяться через сотовый телефон и кабельный модем».
Однако со временем стало ясно, что те же технологии, которые объединяют и расширяют возможности людей, также могут поставить под угрозу свободу и открытость и ограничить право на частную жизнь — все это элементы процветающей демократии. Авторитарные страны использовали цифровые технологии для контроля над своими гражданами при (иногда невольной) помощи западных компаний. КПК разработала самую сложную систему наблюдения в мире, например, с использованием технологий распознавания лиц и голоса и секвенирования ДНК для создания системы «социального кредита», которая отслеживает 1,4 млрд жителей Китая и вознаграждает или наказывает их на основании их лояльности к партии и государству.
Эта практика не ограничивается авторитарными правительствами — отчасти потому, что Huawei, китайский телекоммуникационный гигант, экспортировал инструменты слежки в 49 стран, в том числе инструменты, использующие искусственный интеллект (ИИ). Согласно Глобальному индексу наблюдения за искусственным интеллектом Фонда Карнеги, практически все страны Большой двадцатки развернули технологии наблюдения с использованием искусственного интеллекта, включая программы распознавания лиц. Между тем даже когда КПК запретила Twitter в своей стране, Пекин и другие правительства использовали его и другие платформы для проведения за рубежом кампаний дезинформации, направленных на ослабление демократии изнутри.
Разрушители мифов
Трамп во время президентской кампании и на посту президента внес некоторые коррективы в иллюзии прошлого. Он делал это зачастую напрямую, а иногда и несознательно. Его отход от традиционных способов обсуждения и проведения внешней политики объясняется признанием неприятной истины о том, что представления о благожелательной глобализации и миротворческом либеральном интернационализме так и не смогли воплотиться. Вместо них сложился мир, который все более враждебен американским ценностям и интересам.
Трамп подчеркивает роль государств в международном порядке, бросая вызов американской тенденции с момента окончания холодной войны передавать власть международным организациям. Это не означало одностороннего снижения роли США в мире. Напротив, такой шаг предполагает проявление уважения к суверенитету других стран. Рассмотрим, например, стратегию администрации в свободном и открытом Индо-Тихоокеанском регионе, которая включает противодействие чрезмерным и незаконным территориальным притязаниям Китая в Южно-Китайском море и укрепление морской безопасности других стран региона, таких как Вьетнам, путем предоставления им оборудования. Такие меры контрастируют с усилиями Пекина по созданию подчиненных отношений в регионе и созданию сфер влияния.
В более широком смысле администрация Трампа применила принцип взаимной выгоды к различным международным институтам и нормам. Это означало побуждение других держав взять на себя больше ответственности за свою безопасность и внести больший вклад в укрепление возглавляемого Западом мирового порядка. По словам генерального секретаря НАТО Йенса Столтенберга, внимание Трампа к разделению бремени «сделало НАТО сильнее». В период с 2016 по 2018 год расходы на оборону стран — членов НАТО, за исключением США, увеличились на $43 млрд, и Столтенберг предсказал, что к 2024 году такие расходы увеличатся еще на $400 млрд.
В сфере торговли такое стремление к взаимной выгоде означало выражение еще большей, чем прежде, обеспокоенности относительно нежелания Китая открыть свой рынок для продуктов и услуг США и несправедливых действий Пекина, таких как принудительная передача технологий и кража интеллектуальной собственности. По оценкам экспертов, с 2013 года США понесли экономический ущерб на сумму более $1,2 трлн в результате вопиющих злоупотреблений Китая.
Использование Трампом пошлин в качестве торговой тактики подчеркивает его готовность идти на риск. Критики назвали пошлины радикальным отходом от ортодоксальности. На самом деле использование ответных пошлин, чтобы потребовать от противной стороны шагов навстречу Вашингтону — давняя американская традиция, восходящая к правлению Джорджа Вашингтона. Их также используют и другие страны по всему миру для обеспечения выполнения решений ВТО или противодействия несправедливым субсидиям, предоставляемым другими государствами. Введенные Трампом пошлины помогли прийти к первоначальному соглашению с Китаем, которое, в отличие от любых предыдущих двусторонних американо-китайских соглашений, включает в себя серьезные обязательства Пекина по ограничению кражи коммерческой тайны, сокращению принудительной передачи технологий и открытию китайских рынков для финансовых услуг и сельскохозяйственных товаров США.
Текущие переговоры с Китаем являются частью более широких усилий администрации Трампа по смягчению отрицательных сторон глобализации, таких как уязвимости, создаваемые цепочками поставок «точно в срок» и деиндустриализацией центральной части США. По словам Роберта Лайтхизера, торгового представителя США, на этих страницах цель состоит в том, чтобы поддержать «тот тип общества, в котором [американцы] хотят жить», признавая достоинство труда и не забывая об американских рабочих и национальной безопасности США при разработке экономической политики. В этой связи одной из важных мер было усиление администрацией Комитета по иностранным инвестициям в США, который рассматривает крупные инвестиции в американские компании иностранными организациями и помогает заблокировать китайским компаниям использование инвестиций для доступа к ключевым технологиям, разработанным американскими фирмами.
В соответствии с целью усиления американской мощи, Трамп выполнил свое предвыборное обещание остановить ослабление армии США. Он с 2017 года увеличил расходы на оборону почти на 20%. После многих лет пренебрежения ими снова стали финансироваться модернизация ядерного оружия и системы ПРО. Кроме того, администрация Трампа создала Космические силы. Министерство обороны уделяет приоритетное внимание развитию передовых технологий, таких как гиперзвуковые ракеты и искусственный интеллект, в рамках общей ориентации на соперничество с другими великими державами. Пентагон и разведывательные организации США также выдвинули важную операционную концепцию «защиты вперед» в киберпространстве, которая побуждает США более активно выявлять угрозы, предотвращать атаки и накладывать издержки, чтобы сдерживать и пресекать злонамеренные кибернападения.
Политика любой администрации не безупречна или непоследовательна. Администрация Трампа продемонстрировала тенденцию, которую разделяли многие ее предшественники — слишком сильно полагаться на региональных партнеров, которые не всегда справляются с возложенной на них ответственностью. Одним из примеров является заблуждение относительно того, в какой степени Вашингтон может вывести свои войска из Ирака и Сирии после победы над ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Чтобы закрепить там успехи США, необходимо понимать ограниченные возможности партнеров Вашингтона в Сирии, непростые мотивы лидеров Ирака и Турции, а также опасность того, что поле будет оставаться открытым для режима Башара Асада, Ирана и России. В конечном счете защита интересов США требует прямой, хотя и скромной роли Америки.
Президент и члены его администрации также проявили дерзость, что привело к контрпродуктивному отчуждению союзников, особенно в Европе. И пошлины не всегда вводились стратегически. Вашингтону следовало стремиться обеспечить единство позиций в борьбе против Китая, а не вступать в драку с союзниками и партнерами, в отношении которых были введены пошлины на сталь и алюминий в 2018 году.
Пора смириться с новой реальностью
Независимо от того, кто будет избран президентом в ноябре, возвращение к тем стратегическим убеждениям, которые складывались в условиях однополярного момента, нанесет ущерб интересам США. Конкуренция есть и останется ключевой чертой международной среды, и взаимозависимость стран друг от друга этой проблемы не решает. Если в Белом доме окажется демократ, его, вероятно, потребуется убедить в том, что соперничество является неизменной чертой международной системы и что было бы серьезной ошибкой вернуться к предпосылкам былой эпохи.
Если Трамп будет избран на второй срок, его администрация должна сосредоточиться на более эффективном осуществлении инициированных ею сдвигов в политике, посылать более последовательные сигналы и создавать более сильные коалиции как внутри страны, так и за рубежом. Тот, кто займет Белый дом в январе, должен будет понимать, что сегодняшнее многомерное соперничество не закончится обычными победами. В более широком смысле политики и стратеги должны перестать делать акцент на достижении определенных конечных состояний, поскольку это проистекает из механистического и антиисторического взгляда на то, как работает политика. В действительности, как утверждал историк Майкл Ховард, человеческие действия создают новые обстоятельства, которые, в свою очередь, требуют новых суждений и решений.
Геополитика носит непреходящий характер. Вот почему конкуренция сохраняется, как бы идеалисты ни хотели обратного. Поэтому главной целью стратегии Вашингтона должно быть предотвращение накопления действий и тенденций, которые наносят ущерб интересам и ценностям США, а не осуществление грандиозных проектов, таких как попытки определить, каким образом должно осуществляться государственное управление в Китае или других странах. Для этого США должны разработать политику, направленную на поддержание регионального баланса сил и сдерживание агрессии со стороны ревизионистских держав.
Многие правые, которые выступают за сдержанность, не захотят принять идею постоянной конкуренции, потому что они склонны игнорировать устремления других держав. Если США будут сдержанными, утверждают они, другие последуют их примеру. История говорит об обратном. Многие левые не согласятся с такой неопределённостью, потому что они склонны полагать, что историческая дуга продвигается к либеральной конвергенции. По их мнению, колебания мира, в котором продолжается активная конкуренция, носят чрезвычайно агрессивный характер и могут привести к войне.
Но признание центральной роли конкуренции не означает одобрения милитаризации внешней политики США и не означает стремления к войне. Более широкое признание конкурентного характера геополитики действительно требует наличия военной мощи, но также подчеркивает необходимость дипломатических и экономических инструментов государственного управления. Именно потому, что большая часть сегодняшней международной конкуренции происходит за пределами порога военного конфликта, гражданские агентства должны взять на себя инициативу в поддержании порядка и формировании ландшафта, благоприятного для интересов и ценностей США. Но это произойдет только после того, как изменится мышление и культура правительственных агентств США, в которых смогут признать нынешнюю конкуренцию.
В будущем успех внешней политики США будет зависеть от ясного подхода к сотрудничеству. Вместо того чтобы рассматривать сотрудничество с другими странами как самоцель, политикам следует признать его средством разработки более сильной конкурентной стратегии. Они также должны понять, что для подлинного сотрудничества требуется умение идти друг другу навстречу. Лучше всего по этому вопросу, возможно, выразилась комиссар ЕС по вопросам конкуренции Маргрет Вестагер.
«Там, откуда я родом, — я выросла на западе Дании, — если вы зовете людей в гости, а они не зовут вас к себе в ответ, вы перестанете их приглашать», — подчеркнула она.
Более того, Вашингтону необходимо признать, что глобальные проблемы необязательно лучше всего решаются в рамках глобальных институтов, которые подотчетны, прежде всего, внутренней бюрократии, а не внешним избирателям. Такие учреждения могут играть полезную роль в качестве организаторов и центров обмена информацией, но им не хватает оперативных возможностей для масштабных действий; бюрократическая сложность не позволяет им выполнять более широкие задачи.
Пересмотр глобального управления не требует отказа от либеральных принципов или от основанного на них порядка. Но поскольку только горстка стран привержена этим принципам, целью должно быть содействие тому, что ученый Пол Миллер назвал «меньшим, более глубоким либеральным порядком» промышленно развитых демократий, который будет защищать либеральные ценности и служить стратегическим и экономическим целям. Основное внимание может быть уделено созданию коалиций, движимых миссией, которые могли бы выстраивать избыточные цепочки поставок, финансировать исследования в области новых технологий, содействовать справедливой и взаимной торговле и сотрудничать по вопросам безопасности. Такие коалиции будут открыты для новых членов при условии, что они разделяют интересы и ценности США и могут использовать возможности для решения ключевых проблем. Порядок, основанный на правилах эпохи холодной войны, начался примерно так же — как возглавляемая США группа государств-единомышленников, стремящихся выиграть стратегическое и идеологическое соревнование против общего противника.
Вашингтону также необходимо обновить свое мышление о политической экономии и улучшить способность правительственных агентств США решать проблемы взаимодействия политики и экономики. США никогда не смогут интегрировать свою экономическую политику и политические стратегии, как это делает Китай, поставив свою командную экономику непосредственно на службу целям КПК. Но Вашингтону следует больше инвестировать в экономическую разведку и упростить обмен такой информацией между департаментами и агентствами путем создания национального центра экономической разведки, возможно, по образцу Национального контртеррористического центра, как рекомендовал ученый Энтони Винчи.
Более того, правительство США должно противодействовать огромным инвестициям Китая в исследования и разработки новых технологий. Конгресс должен финансировать исследования государственного и частного секторов в области искусственного интеллекта, высокопроизводительных вычислений, синтетической биологии и других стратегически важных технологических секторов. И Государственный департамент также должен поставить экономику во главу угла, возложив на экономистов больше ответственности в посольствах и открыв больше консульств по всему миру, чтобы лучше развивать деловые и коммерческие отношения.
Наконец, политики США должны признать, что в современном мире скорость является жизненно важным компонентом силы. Способность быстро реагировать на угрозы и использовать возможности усиливает влияние страны. Медленное реагирование подрывает демократическое управление, поскольку снижает уверенность граждан в том, что их правительство может удовлетворить потребности в разумные сроки. Эта истина была подчеркнута нынешней пандемией, в начале которой, во многом благодаря первоначальному сокрытию Китая, правительства всего мира действовали слишком медленно. Правительственным органам США необходимо ввести новый расчет: время до результата. Вооружившись этой мерой, у политика может появиться надежда определить препятствия, которые необходимо устранить, чтобы добиться результатов.
Что увидел Трамп
Цели либерального международного порядка достойны похвалы — и во многих случаях они достигаются, вопреки огромным трудностям. Мир стал более безопасным, процветающим и более справедливым, чем был раньше. Но нельзя игнорировать неожиданные последствия глобализации и невыполненные обещания глобального управления.
В мире конкуренции великих держав, экономического неравенства и великолепных технологических возможностей, где идеологии и патогены распространяются со свирепостью вируса, ставки слишком высоки, а последствия слишком ужасны, чтобы просто придерживаться того, что работало в прошлом, и надеяться на лучшее. Трамп осознал эту реальность раньше, чем многие представители внешнеполитического сообщества США. Тот, кто последует за ним — будь то 2021 или 2025 год — тоже должен будет это признать.
Комментарии читателей (1):