В рамках классической теории управления принято считать, что политика — это искусство возможного, война — продолжение политики иными средствами, а армия — не только щит, но и инструмент для достижения геополитических целей. Учитывая эту формулу, и то, что победа в современных конфликтах чаще всего представляет собой не военное, а политическое понятие, оценка деятельности ВС РФ в Сирии должна зависеть не только от уничтожения врага, но и от выполнения сопутствующих политических целей. По этой причине успех нашей страны в САР и наметившийся к решению финальный вопрос Идлиба — это нечто большее, чем просто победа над террором.
Согласно официальным заявлениям Владимира Путина и главы Минобороны, публичными задачами прихода ВКС России в Сирийскую арабскую республику изначально выступали три причины. Первая — ликвидация террористической угрозы на дальних рубежах, то есть блокирование инфильтрации в целях национальной обороны. Вторая — стабилизация законной власти в Сирии для обеспечения долгосрочного результата первого пункта, и третье — создание условий для урегулирования.
Невозможно отрицать тот факт, что к 2019 году вооруженные силы нашей страны полностью решили все вышеописанные задачи. Причем сделали это, не прибегая к победе в том виде, который требует игнорирования издержек. Фактически для «молниеносного» результата Москва могла использовать тактическое ядерное оружие или ковровые бомбардировки, по примеру работы НАТО в Югославии или США в Ираке, однако такой подход не соответствовал менталитету России, а политический результат в долгосрочной перспективе оказывался отрицательным.
К маю 2015 года конфликт между официальным Дамаском и оппозицией окончательно перестал быть двусторонним, против правительственных сил под прикрытием западной пропаганды воевали не «повстанцы», а террористы и наемные боевики. К сентябрю, под давлением ИГИЛ (организация запрещена в России) положение в стране ухудшилось, под контролем Дамаска сохранялось 8% территорий, до падения столицы, по оценкам экспертов, оставалось две недели, а на земле реализовывался проект США по созданию из территории Сирии, части Ирака и ряда иных близлежащих стран «суннитского королевства на принципах шариата». То есть оплота для экспорта подконтрольного террора в нужную для Вашингтона сторону.
Неформальным доказательством этого служило тотальное безразличие СМИ США, Британии, Турции, Израиля, Саудовской Аравии, Катара, ОАЭ и Иордании к происходящим событиям, прекратившееся лишь с приходом в страну российских ВКС.
Крошечная, с учетом общего количества техники и личного состава, ударная группировка России с первых дней начала демонстрировать высочайшую эффективность. За несколько суток военно-космические силы уничтожили больше объектов джихадистов, чем вся коалиция из 40 стран во главе с США за два года.
Подобное соотношение стало первым ударом по американскому престижу, тем более что боевики, привыкшие к негласному договору с «воюющими сторонами», стали демонстрировать признаки паники, а их региональные спонсоры — метания. Лишь так называемый террористический «Халифат», в ответ на российские действия объявил Москве священную войну, заодно озвучив претензии на поглощение Северного Кавказа.
Спустя пару недель, когда стало очевидно, что шаги Кремля и успехи ВКС — реальность, в дело вступила англосаксонская пропаганда и подрывная деятельность западных спецслужб.
Ответом России на посыпавшиеся со всех сторон провокации, передачи разведданных боевикам и прочие деструктивные действия западной коалиции стало наращивание используемых ресурсов. Изначально в операции участвовало всего 50 боевых машин при поддержке подразделений спецназа, однако вскоре в узловых точках были развернуты аналитические центры, аэродромы подскока, к операции был подключен флот, а к нанесению высокоточных ударов ракетные корабли и субмарины. В ход пошла даже стратегическая авиация, проходившая в Сирии свое первое боевое крещение.
В итоге военные успехи ВС РФ постепенно начали перевешивать деструктивную «помощь союзников», а с момента объявления Генштабом «свободной охоты» за источниками доходов радикальных исламистов (нефтяные караваны, нефть из которых поступала на мировой рынок под видом сланцевой американской), в войне наступил перелом.
В отличие от двухлетней американо-европейской кампании, с ударами по пустым складам и экскаваторам, военный контингент России наращивал темпы уничтожения критически важных объектов боевиков — пунктов добычи, переработки и транспортировки нефти, систем управления и тыловой инфраструктуры, командных пунктов, штабов, узлов связи, складов оружия, боеприпасов и ГСМ, логистических тоннелей, караванов боевиков на пикапах, заводов по производству взрывных устройств и переоборудованию автомобилей… Авиацией и ССО перекрывались основные маршруты снабжения, а сама операция все нагляднее демонстрировала миру реальных спонсоров и кураторов боевиков.
МИД России все чаще напоминал, что бывшие моджахеды появились в Сирии не случайно и что еще в 1983 году связанные с нынешними лидерами террористических групп боевики фотографировались с американскими политиками в Овальном кабинете. Даже запрещенная в России «Аль-Каеда» (называемая в Сирии — «Джебхат ан-Нусра» (организация запрещена в России)), создавалась не в религиозных лагерях под Дамаском, а в кабинетах ЦРУ, британской MI-6 и Пакистанской межведомственной разведки (ISI) для борьбы против Советского Союза.
Тем не менее самая мощная в мире машина пропаганды — медиаимперия Британии и США успешно уводила общественное мнение в сторону от скользких вопросов, маскировался даже тот факт, что западная коалиция с точки зрения норм международного права незаконно ведет боевые действия на территории САР.
Как следствие удар на себя в международных институтах вынуждены были принять российские дипломаты, Кремль взял на себя оборону на политических площадках, а СМИ на поле информационной войны. Благодаря этому российским военным удалось добиться стабилизации фронта, а затем развернуть наступление вспять.
В декабре 2016 года война перешла рубикон — террористические группировки с наличием в них действующих представителей спецслужб западных стран и военных инструкторов, потерпели сокрушительное поражение в битве за Алеппо. Вскоре возрожденная Москвой сирийская армия при поддержке России и Ирана взяла основные «столицы» запрещенного в России ИГИЛ — Маядин, Абу-Кемаль, Маадан и Дейр-эз-Зор. Анклавы боевиков в центральной и западной Сирии.
В критический для англосаксонских планов момент Вашингтон попытался актуализировать идею интервенции со стороны НАТО, саудитов, катарцев и США, но наткнулся на недвусмысленный сигнал Кремля — впервые со времен Карибского кризиса, установившего четкую красную линию. Повторения ливийского сценария не произошло.
Таким образом стратегический успех России в Сирии был обусловлен тем, что Москва в отличие от США заранее согласовала планы с имевшимися у нее ресурсами, текущими условиями на мировой арене и обстоятельствами в регионе. Аналитики ключевых ведомств — Генштаба, МИДа и специальных служб, по ходу конфликта оперативно отвечали на три базисных вопроса: «что», «где» и «когда», а жесткая властная вертикаль позволяла оперативно реагировать на ситуацию. Под вопросом «где», рассматривалось пространство и география действий, под аспектом «когда» — время, продолжительность и потенциальные траты, а под пунктом «что» — четкие политические и военные цели.
США же, руководствовались противоположным принципом полагаясь в своих задачах на шапкозакидательство и неограниченный ресурс. И хотя в последний момент руками курдских формирований и спецслужб (подкупающих террористические группы на пути их движения), Вашингтону и удалось взять под контроль правый берег Евфрата с основными месторождениями, это был ситуационный успех – что сегодня подтверждается отводом американских войск с севера Сирии. С точки зрения стратегических планов США потерпели в Сирии сокрушительное поражение.
К 2018 году основной этап российской операции был завершен и начался вывод значительной части контингента. Исключением являлись появившиеся в распоряжении страны зоны постоянной дислокации — военная база ВКС в Хмеймим и ПМО ВМФ в Тартусе. Вскоре началось оснащение командных пунктов ПВО Сирии российскими АСУ, передача комплексов С-300, построение национальной сирийской системы противоракетной обороны и установка на самолеты ВВС САР систем РЭБ.
В Сочи по инициативе Москвы стартовал Конгресс сирийского национального диалога, было принято решение о формировании комитета по внесению поправок в конституцию, а дальнейшее урегулирование начало обсуждаться на площадках Женевы и Астаны.
Таким образом, по итогам горячей части конфликта России удалось заявить о себе как о мировом стабилизаторе и об альтернативной силе, спровоцировав сближение позиций с ранее проамериканскими ближневосточными режимами. Победа внесла раскол и в ряды западных «друзей», заложив основу для отдаления от Вашингтона Берлина и Анкары, укрепила дуумвират Москвы и Пекина.
С военной точки зрения появление российских военных баз в Средиземном море позволило деблокировать кольцо окружения России с южного фланга НАТО и со стороны Шестого флота США, дополнив оборонительную роль «непотопляемого авианосца» — Крыма. Предотвращение прихода джихадистов к власти также остановило дальнейшее разложение региона, а следовательно, и реализацию планов ряда западных государств по легализации их структуры.
Треугольник Иордания-Сирия-Ирак, с последующим расширением до Египта-Турции-Ирана должен был стать идеальной зоной хаотизации на стыке двух континентов. Гигантской фабрикой по экспорту нестабильности и террора в любую неугодную для США страну — в Европу, Африку и Азию, в Россию и КНР.
Вместо этого успех Москвы позволил в корне изменить состав региональных альянсов — улучшенными оказались отношения с Израилем, Ираном, Саудовской Аравией, Катаром, Турцией и прочими столицами, изначально входившими в пул планов США. Достигнутая роль стабилизатора позволила России стать посредником среди конфликтующих сторон забрав и эту роль у Вашингтона. Дивиденды Россия получает до сих пор. В частности, осенью этого года было получено разрешение от Египта на строительство загоризонтной РЛС «Резонанс-НЭ». Аналогичное право планируется получить и от Ирана.
На геополитическом уровне было доказано, что полицентричное мироустройство априори стабильнее моноцентричного, и что только Россия может гарантировать такой подход. Кроме того, был сорван план по прокладке линий экспорта энергоресурсов из Персидского залива в Европу, сулящий передачу в руки США инструментов по нефтяному ценообразованию. В итоге на земле осталось решить лишь один вопрос — будущее северной зоны эскалации и последнего оплота боевиков в сирийском Идлибе.
Осенью 2018 года, накануне финального наступления, президенты России и Турции встретились в Сочи. 17 сентября было достигнуто соглашение о создании демилитаризованной зоны в Идлибе вместо его зачистки, а между сирийскими силами и «повстанцами» решено было разместить турецкие наблюдательные посты. В обмен Анкара дала гарантии самостоятельной очистки зоны от террористов и членов запрещенной в России «Хайят Тахрир аш-Шам». А МИД РФ в свою очередь рассчитывал использовать это время для запуска конституционного механизма. Однако в процесс вмешался Вашингтон.
Вместо планируемого собрания в 2018 году Комитет формировался более года. Вашингтон оказывал давление на Генерального секретаря ООН, всякий раз мешая тому утвердить согласованный с Дамаском и оппозицией состав комитета. В результате Москве удалось продавить эту встречу лишь спустя 20 месяцев, назначив ее на 30 октября.
Тем не менее очередные попытки затянуть процесс уже не меняют общей картины. Решение последнего вопроса Сирии, рано или поздно произойдет, поскольку против Идлиба в его нынешнем виде выступают два из трех мировых центров сил.
Помимо России, поддерживающей ведущиеся военные действия на юге Идлиба, и Анкары, желающей с помощью операции «Источник мира» создать буфер вдоль своей границы, Пекин внимательно следит за ситуацией ввиду территориального доминирования в провинции запрещенной в России организации «Хайят Тахрир аш-Шам». В структуру входят выходцы Синьцзян-Уйгурского автономного округа, что делает общей целью для КНР и нашей страны блокирование переправки боевиков в Афганистан и далее в Среднюю Азию. Поскольку именно так Вашингтон планирует активизировать сценарий роста напряженности на российском Кавказе и в мусульманской провинции КНР.
Безусловно, российская операция в САР не обошлась без жертв и потерь, но они не являются напрасными. Благодаря героизму российских военнослужащих и трудам множества смежных специалистов, Россия выработала успешный подход к урегулированию типичной для Британии и США модели экспорта нестабильности, создала формулу для решения подобных конфликтов, показала себя как донора мировой безопасности, укрепила и защитила себя. Урегулирование по-российски теперь станет образцом для улаживания аналогичных столкновений и для будущего нашей страны — это позитивный результат.
Комментарии читателей (0):