«Американцы так напились на похоронах СССР, что до сих пор похмеляются»

Мы живем в переходную эпоху, главным содержанием которой является борьба за трансформации мирового порядка. Всем давно уже ясно, что основными акторами этой борьбы выступают США, КНР и Российская Федерация, причём две последние державы находятся по большей части направлений по одну сторону баррикад и вместе с несколькими другими, сопутствующими им, странами образуют негласную коалицию цивилизаций. Основа этой коалиции — непринятие тотального доминирования США как единственной сверхдержавы, несогласие с моделью однополярного мира. Поэтому мы называем эту коалицию «Коалицией несогласных».

По другую сторону находятся США, с их военно-политическими союзниками по блоку НАТО, в более широком смысле — всё западное сообщество, а также ориентированные на США страны в других регионах планеты. Они объединены, несмотря на нынешний всеобщий раздрай и разнонаправленные интересы, долговременной взаимозависимостью гораздо более тесного и жесткого порядка, чем та, что связывает «Коалицию несогласных», всем тем, что называют и «западными ценностями», и «блоковой дисциплиной». Внутри этих группировок на самом острие конфронтации находятся США и Россия, ибо противоречия между ними носят наиболее яркий и очевидный характер.

Если вкратце, то они основаны на принятии или неприятии нынешнего миропорядка, своего места и роли в нём. США хотят сохранения и укрепления своей роли как единственной сверхдержавы, мирового статус-кво, сложившегося после 1991 года в результате поражения Советского Союза в Холодной войне, роспуска мировой социалистической системы и Варшавского блока, ликвидации СССР, реставрации капитализма в его преемнице России, вхождении её и других стран, образовавшихся после раздела СССР, в мировую капиталистическую систему, центром которой и являются США.

В рамках миропорядка-1991 США заявили себя не только как финансовый и управленческий центр мирохозяйственной системы, но и как безусловного военного, технологического, информационно-идеологического и в конечном счете общецивилизационного лидера планеты. Хотя с тех пор баланс сил в мире, особенно в экономике, заметно поменялся не в пользу США и страна явно не справляется с ролью глобального гегемона, американский правящий класс верит, что США должны сохранить свою доминирующую роль в мире хотя бы потому, что могут и хотят это сделать. Могут, потому что обладают уникально благоприятным геополитическим положением, колоссальным экономическим и ресурсным могуществом, а, главное, фантастическим человеческим потенциалом, американским народом, нацией, сложившейся из громадного собрания пассионарных личностей, которые в течение 250 лет стремились в Новый Свет. Хотят, потому что мессианство — это давняя историческая, религиозно-культурная и политическая традиция США.

Именно эта черта, вера в свою миссию, энергия и решимость помогли США в ХХ веке стать одной из двух сверхдержав. Главным препятствием на своем пути они видят путинскую Россию, которая всё более уверенно не признаёт устаревающие правила игры и требует для себя гораздо большего места в нынешнем миропорядке, а в перспективе — создания нового полицентричного мира, одним из центров которого будет сама Россия.

Российская Федерация, элита и население которой в 1990-х с энтузиазмом отвернулись от коммунизма и «красного проекта», в течение почти двух десятилетий стремилась встроиться в мировую капиталистическую систему, международный финансовый порядок, в «западный проект». Во многом, особенно в сфере экономики, ей это удалось, и, таким образом, она как бы отказалась от миропорядка-1945 на котором базировалась позиция исчезнувшей сверхдержавы, Советского Союза. РФ не только принялa миропорядок-1991, но и активно участвовала в его построении, следуя американскому внешнеполитическому курсу.

Однако в «нулевые» и «десятые годы» под влиянием внутренней и внешней динамики Россия стала всё больше и больше отходить от этого курса и взаимопонимания с Западом. Мы не собираемся исследовать здесь и сейчас природу этого процесса, отметим лишь, что его важнейшими вехами считаются мюнхенская речь Владимира Путина 2007 года (кстати сказать, многие уже не помнят, что антизападный запал путинской речи был ответом на так называемую вильнюсскую речь американского вице-президента Дика Чейни, призывавшего к «сдерживанию» России), российско-грузинская война 2008-го и, конечно, события на Украине 2014 года и воссоединение с Крымом, которое на Западе считают аннексией.

В результате Москва не признает более миропорядок-1991 ни справедливым, ни законным, что и привело к нынешнему конфронтационному курсу с США по всем азимутам. Соответственно, Москва теперь полагается на статус-анте, миропорядок-1945, или на то, что от него осталось. Одновременно она обвиняет Запад в истошной русофобии, ущемлении её прав, подготовке агрессии против неё и так далее. Многое из того, в чем Россия упрекает США и их союзников, действительно имеет место, особенно по части игнорирования российских интересов, хотя и необязательно объясняется «извечной» русофобией, как на том настаивает российский политический истеблишмент. Здесь трудно дать объективную оценку, ибо сознание российской элиты и населения не вполне адекватно воспринимает окружающую действительность вследствие ошибок, иллюзий и самообмана российского руководства в 1990-е годы.

Тогда Россия сама добровольно отказалась от многих геополитических, военных и экономических атрибутов советской мощи. Достаточно сказать, что если на пике своего могущества, а это начало 1970-х, доля СССР в мировом валовом продукте составляла 16%, а вместе с так называемым социалистическом лагерем 24%, то после падения Советского Союза доля России в мировом ВВП упала до 1,5% при том, что население России составляет около 2,0% от общемирового. Когда же Россия, чтобы избавиться от западных страхов и враждебности, значительно убавила в весе и статусе, она угодила в логическую ловушку.

Практичный и эгоистичный Запад как бы стал спрашивать с недоумением: «А с какой это стати Россия претендует на место, не соответствующее её весу»? Любые попытки объяснить, что Россия, в сущности, не делает ничего, чего бы не делал Запад, равно как и стремление путинской России к утверждению своего суверенитета и отстаиванию собственного пути развития, вызвали ещё большие подозрения и обвинения в «ревизионизме» и «агрессивности». Этому способствовал и дух триумфализма, который овладел США после победы в Холодной войне и до сих пор диктует им упрощённые и лобовые подходы к нынешней реальности. Как выразился один остроумец: «Americans got so drunk at the USSR's funeral that they're still hungover» (Американцы так напились на похоронах Советского Союза, что до сих пор ходят с похмелья).

Итак, если измерять положение России в дихотомии «может и хочет», применённой нами к США, то про Россию можно сказать что она «хочет, но не может». Пока! Другими словами, Россия ещё не предложила миру свой образ будущего, точнее, модель развития, и неясно, захочет или сможет она это сделать.

И наконец, КНР. Я не являюсь специалистом по Китаю, но я посвятил несколько десятилетий изучению Советского Союза и различных моделей социализма, что позволяет мне взглянуть на Китай системно.

В отличие от России, Китай явно выработал собственную успешную модель развития, которая отличается и от американской, и, в более широком смысле, от всего «западного проекта». Китайской государственности около пяти тысяч лет, а «китайской модели», КНР, юбилей которой мы будем отмечать в октябре этого года, только 70 лет. Но никогда за всю свою тысячелетнюю историю Китай не был такой общепризнанной мировой державой, как сейчас, а его вес в мировой экономике не был так велик. Эксперты и политики всё время спорят, чего больше в Китае: социализма или капитализма, чтобы в зависимости от собственного мировоззрения приписать его успехи одному или другому общественному строю. На наш скромный взгляд, что бы ни утверждали апологеты современного турбокапитализма, «китайский проект» является прямым продолжением «красного коммунистического проекта», начатого в России в 1917, но без советского мессианства, экспорта социализма и со значительными поправками на китайскую национальную специфику.

Философской основой китайского движения вперед является конвергенция традиционного конфуцианства с марксистским учением о научной познаваемости мира, следствием которого является государственное планирование, и научно спрогнозированный образ будущего. «Китайская модель» — это некий сплав государственного капитализма в сфере производства с социалистическими методами распределения национального богатства. Иными словами, Китай получает прибыль капиталистическим путем, но направляет львиную её долю на национальное развитие в интересах всех членов общества. В этом смысле китайский лозунг «строительство социализма с китайской спецификой в новую эпоху» — это, по сути, отражение марксистского лозунга, принятого в Советском Союзе, «национальный по форме и социалистический по содержанию».

Успехи Китая определили для него диспозицию в борьбе за новый мировой порядок. Если коротко, то, как нам представляется, КНР не заинтересована в форсировании или обострении борьбы за новый миропорядок, поскольку время и социально-политическая динамика и так работают на Китай: центр мирового экономического, а значит и научно-технического развития сдвигается в Юго-Восточную Азию, где Китай и так доминирует. За несколько десятилетий Китай превратился в мастерскую мира и по ВВП уже сравнялся или скоро сравняется с США.

До недавнего времени можно было сказать, что при всём при этом Китай не стремится выдвинуться в глобальные лидеры, предпочитая экономическую и торговую экспансию, распространяющуюся на новые пространства и территории без политических и идеологических условий. Или, возвращаясь к дихотомии «хочет» и «может», использованной нами в начале, сказать, что КНР, несомненно, «может, но не хочет». Однако всё меняется на наших глазах. Новым шагом в становлении Китая стала выдвинутая пять лет назад лидером Си Цзиньпином грандиозная программа преобразования экономики евразийского континента: «Один пояс — один путь». Суть этого китайского мегапроекта в преобразовании сухопутной Евразии путем развития внутриконтинентальной экономики. И это однозначно — и глобальный, и китаецентричный проект. Со всей очевидностью он бросает экзистенциальный вызов не только мировому порядку — 1991, но и всему глубинному мирохозяйственному механизму, основанному уже 300 лет на мировой морской торговле и известному как Pax Americana.

На проходившем в конце апреля в Пекине саммите участников проекта (всего около 150 государств выразило желание в той или иной форме принять участие в проекте) председатель Си в присутствии Владимира Путина и тридцать других глав государств впервые практически открыто заявил о желании и даже необходимости КНР взять на себя мировое лидерство. Об этом же ежедневно говорят сводки новостей, сообщающие о колоссальных китайских логистических, инвестиционных и научно-технических проектах планетарного масштаба. Эти усилия сопровождаются проекцией растущей китайской военной и политической мощи вовне, чего Пекин раньше всегда избегал. Налицо — быстрая смена парадигмы: теперь КНР и «может, и хочет». Весьма показательно, что Соединенные Штаты в проекте «Один пояс — один путь» никоим образом не участвуют.

Итак, подводя итог диспозиции главных акторов нарождающегося миропорядка, надо отметить в что в треугольнике США — КНР — РФ наметился явный сдвиг в сторону сближения КНР и РФ. В немалой степени этому способствовали сами Соединенные Штаты, изменившие своему правилу никогда не вступать в конфликт одновременно с этими двумя великими державами. Теперь США в своих стратегических доктринах открыто включают и Китай, и Россию в список своих соперников и так называемых ревизионистских государств. Причина такой, казалось бы, неразумной политики проста: Соединенные Штаты чувствуют, что у них может не хватить исторического времени — если не начать выяснение отношений сейчас, то через несколько лет может быть поздно.

Дело в том, что в течение трех последних десятилетий американский истеблишмент пребывал в уверенности, что интеграция Китая в мировую капиталистическую систему, теснейшая торговая, финансовая взаимозависимость китайской и американской экономик, развитие в КНР «общества потребления» постепенно приведут к размягчению, а затем и эволюции китайской политической системы. Он надеялся, что Китай постепенно будет принимать «демократические институты», «западные ценности» и превратится в конечном счете в одну из подсистем «западного проекта». Немалая часть американского экспертного сообщества и сейчас пребывает в этой иллюзии, а Китай прилагает немалые усилия, чтобы её поддерживать.

Однако другая часть американского истеблишмента, и прежде всего президент Трамп и его администрация, поняли, что это иллюзия. КНР создала собственную действенную и эффективную модель развития, привлекательность которой растет по мере того, как Китай добивается всё новых успехов, а привлекательность самой западной модели меркнет из-за множества кризисов и противоречий. Одним словом, время работает на Китай, а не на США, и ближайшие пять-семь лет будут критическими в этом отношении.

Аналогичным образом США просчитались в отношении России, причем здесь главным фактором стала её пресловутая «слабость».

После 1991-го Соединенные Штаты ментально уже поместили Россию в «хоспис», забыв собственную максиму в отношении этой страны: «Россия, возможно, никогда не бывает такой сильной, какой хочет казаться, но никогда не бывает такой слабой, как нам самим кажется». Когда же при Путине Россия начала уже описанный выше отход от миропорядка-1991, США были сначала удивлены, потом озадачены, потом ещё больше удивлены и разгневаны тем, что все попытки изолировать и наказать Россию, «привести её к покорности» результата не приносят.

Противостояние между США и РФ продолжало усиливаться до тех пор, пока не достигло ожесточённости и интенсивности, невиданной даже в годы Холодной войны, хотя любой непредвзятый анализ покажет, что для такой беспрецедентной враждебности нет никаких объективных предпосылок. Действительно, между США и Россией нет антагонистических идеологических противоречий, как было в годы Холодной войны, когда две страны исповедовали две непримиримые идеологии. Нет серьезных экономических противоречий, поскольку экономика России составляет лишь небольшой процент от американской, торговля между двумя странами незначительна, а экономические интересы США и России не пересекаются.

Более того, после падения Советского Союза Россия никогда не ставила для себя задачи военного поражения США и геополитического разгрома или попросту уничтожения их как державы. Наоборот, послесоветская российская элита вовсю жаждала присоединения к «западному проекту», интеграции в мировую финансовую и экономическую системы, ориентированные на США. И тем не менее в глазах американского политического истеблишмента и большей части общественного мнения Россия является главным врагом США и серьезной угрозой их национальной безопасности в отличие от Китая, который является реальным, а не виртуальным геополитическим соперником США.

На наш взгляд, этому сопутствуют несколько субъективных и объективных факторов. Во-первых, тот факт, что Демократической партии США удалось сделать «русскую угрозу» ключевым пунктом национальной повестки дня, обвинив Россию вo вмешательстве в президентские выборы 2016 года и «тайной связи» с президентом Трампом. И хотя доказательства по первому пункту не были опубликованы, а по второму и вовсе опровергнуты, Россия закрепилась в общественном сознании как «опасность № 1».

Во-вторых, именно видимая слабость РФ и отсутствие у её элиты малейшего желания к конфронтации с США и послужили побудительным моментом объявить её «врагом». Этому обстоятельству способствовал и тот факт, что для информационной конфронтации с РФ у США имелся громадный опыт, кадры и инструментарий. В годы Холодной войны Соединенные Штаты потратили триллионы долларов на идеологическую войну с Советским Союзом, создали сотни аналитических и пропагандистских центров, развернули громадное разведывательное и экспертное сообщество, заточенное на борьбу с СССР. Наконец, воспитали миллионы своих граждан в духе восприятия советской угрозы. Для того чтобы реанимировать и заново запустить всю эту машину, хотя бы частично, потребовалось гораздо меньше усилий, чем для создания новой.

И наконец, в-третьих. Американский правящий класс был искренне разгневан на Россию, которая под руководством Путина стала проявлять несогласие, независимую позицию, а потом и открыто действовать наперекор политике Соединенных Штатов. Это был прямой вызов роли США как единственной сверхдержавы, привносящий нежелательную горечь в упомянутый выше «дух триумфа». Говоря совсем простым языком, многие в американском правящем классе искренне считали, что «русские «кинули» их: обещали строить демократию, во всём копировали и подражали США, называли резиденцию своего правительства «Белым домом», а потом перестали.

Видимые успехи России в военно-политической области, в частности в Сирии, или создание новых, «прорывных» видов вооружений пока что не очень убедили Соединенные Штаты. Они не собираются отказываться от своего стратегического курса, ссылаясь при этом на собственный опыт в ХХ веке: дескать, США вышли главным бенефициаром в двух мировых войнах, которые превратили Америку в сверхдержаву, и, что самое существенное, одержали верх над Советским Союзом в Холодной войне. Тогда, впервые в истории, Советскому Союзу, удалось то, что не удавалось никому: поставить под угрозу не только безопасность, и самое существование США. И тем не менее Соединенные Штаты вышли победителем над страной, которая во всех отношениях была несравненно более могущественна, чем современная Россия.

В заключение мы хотели обратиться к одному из наиболее ожесточенных фронтов противостояния, а именно — информационной войне за историю и интерпретацию Второй мировой войны. Эта психоисторическая война, ведущаяся между Россией и её западными оппонентами, является прямым следствием и одновременно одним из главных инструментов борьбы за новый миропорядок. В центре этой войны лежит ревизионистское негативистское понимание роли Советского Союза в ходе Второй мировой войны и миропорядка-1945, возникшего в результате победы антигитлеровской коалиции, и уравнивание СССР в статусе с нацистской Германией. Согласно ныне принятой США, их союзниками, а с особым энтузиазмом — странами Восточной и Центральной Европы установке, Советский Союз являлся столь же преступным, авторитарным государством, как и нацистская Германия, и в равной степени вместе с нею несёт ответственность за развязывание Второй мировой войны. Соответственно, освобождение стран Центральной и Восточной Европы Советской армией подается как «оккупация» и насильственная советизация.

Такая интерпретация прошлого, конечно, не имеет ничего общего с подлинной историей, зато даёт реальные внешнеполитические козыри для настоящей и будущей геополитической игры. Ведь, если признать Советский Союз преступным государством, то, соответственно, и институты, договоры и концепции, принятые с его активным участием при создании миропорядка-1945, надо признать не только устаревшими, но и нелегитимными. Если же добавить к этому такую центровую фигуру, как Сталин, и уравнять его в качестве абсолютного зла с Гитлером, криминализировать его не в пропагандистском плане, а в контексте международного права, то и все основополагающие решения, принятые с его участием, будут выглядеть в лучшем случае как незаконные.

Взять хотя бы Нюрнбергский трибунал, созданный по инициативе Сталина и Рузвельта вопреки сильнейшим возражениям Черчилля, или место СССР и его преемницы РФ как постоянного члена Совета Безопасности ООН, в учреждении которой сталинский СССР принимал активное участие. Таким образом, видно, что ревизия истории Второй мировой войны и криминализация Советского Союза продиктованы не столько какой-то слепой многовековой русофобией, как иногда объясняют, а совсем конкретными утилитарными целями в борьбе за новый мировой порядок. Можно с большой уверенностью утверждать, что «психовойна» будет в ближайшее время только усиливаться, поскольку это один из наиболее эффективных и одновременно дешёвых методов глобального противоборства.