Элитарная семейственность vs. государственные интересы

Люблю статьи Александра Халдея: они всегда отличаются широчайшим кругозором, информированностью и аналитической глубиной. Примеров приводить не буду, ибо их много, и они у всех на виду. Однако случаются и исключения. При всем уважении к очевидной авторской компетентности не могу согласиться с главным выводом статьи «Почему Путин бережет российскую элиту?», вышедшей 11 февраля на сайте ИА REX о том, что безальтернативным принципом элитарного строительства является семейственность. И что другого нам, в России, не дано.

И дело даже не в неубедительности аргумента «у всех так», который выглядит поверхностным в исторической ретроспективе как нашей страны, так и других государств, включая так называемые «развитые» (термин столь же распространенный, сколь и неверный, оперирующий трижды извращенной и переиначенной под постмодернизм теорией модернизации в прочтении отнюдь не «автохтонов» Вебера и Дюркгейма, а их эпигонов Белла, Ростоу и Бжезинского). Проблема – в методологической несостоятельности данного утверждения, учитывающего лишь национальный, то есть видимый срез общественной стратификации, а также в игнорировании теоретической стороны вопроса, упирающейся в разработки политической мысли.

Прежде всего, в классическую теорию элит итальянского социолога Вильфредо Парето. Иначе говоря, представления, изложенные в обсуждаемом материале, являются не чем иным, как абсолютизацией частного: взятием за образец современного опыта ограниченного круга конкретных стран, причем, без учета его неоднозначности и пройденных этапов развития, которое, между прочим, осуществлялось диалектически, то есть методом единства и борьбы противоположностей. И лишенным рационального основания распространением этого опыта на все эпохи и все страны, включая Россию. Помимо претензий на несуществующую универсальность, такой подход обладает и еще одним «проколом»: он ненавязчиво, как бы исподволь, внушает читателю естественность и благостность капиталистического неравенства возможностей, отрицает социальность и защищает нынешние олигархические порядки.

При этом как бы не замечается, что попытки отделить приверженность суверенитету от компрадорства на основе «семейного подряда» не опираются ни на какие объективные критерии, даже на приснопамятную гайдаровскую градацию отношений власти и собственности. Между тем, даже в ней небезосновательно констатировалось, что в отличие от Запада, на Востоке не собственность формирует власть, а власть – собственность. И какие после этого «семьи» и «семейственность»?

Конечно, Гайдар в выводах предлагал сделать «как у них», стыдливо при этом умалчивая, что в чужую систему можно войти только на условиях вассальной зависимости, и что следуя этим условиям сформированные на основе собственности российское элиты навсегда останутся «пятой колонной» или, по выражению Федора Тютчева, «холопами» «просвещенной» Европы. Так получается, что и здесь нам, по сути, методом промывания мозгов, предлагают следовать тем же гайдаровским рецептам, только с позиций якобы патриотизма.

Не обратил бы на это столь пристального внимания, если бы не увидел в этом примере не просто эпизод и даже не прецедент, а системный вброс с зондажом общественного мнения. И А.Халдей в этом далеко не первый.

На прошедшей в конце ноября прошлого года в Общественной палате России научно-практической конференции «Аналитика развития, безопасности и сотрудничества: Большая Евразия – 2030», на одной из ее секций, солировал некто проф. Владимир Лепский, который в отстаивании подобных позиций договорился до того, что предложил (и предположил скорое внедрение) дифференцированного избирательного права, с зависимостью количества и «качества» голосов от социального и имущественного статуса их носителей. Общих мыслей не улавливаете, читатель? Первым адептом подобной, откровенно неонацистской программы стал присно памятный Гавриил Попов, разразившийся в марте 2009 года пространной статьей «Кризис и глобальные проблемы».

Очень рекомендую ее перечитать, чтобы понять, откуда у подобных «элитарных» идей растут ноги и рога. Они – из стремления подвергнуть человечество принудительной сегрегации на полноценных и неполноценных, с постепенным низведением последних до статуса «не вполне людей», на соответствующее обращение с которыми снимаются определенные табу. Зоотехник ведь не убивает, он просто «регулирует поголовье».

Еще рекомендую по этому вопросу концепцию «многоэтажного человечества» Сергея Кургиняна, которая и описывает, разумеется, подвергая критике эту систему взглядов, отталкивающейся, между прочим, от гностических, оккультных школ.

Вот и А. Халдей подтверждает обоснованность этой критики, проговариваясь по Фрейду: «Элита – это каста…». А все остальные? - Быдло? И какая такая «каста» нынешняя российская элита – брахманы, кшатрии, ваща?.. По мне, так это именно ваща, думающие, что они – брахманы или кшатрии (метафизика денег, поклонение мамоне, что поделаешь?). Об этом еще генерал Черкесов писал президенту Путину в статье о трансформации воинов в торговцев. И получил в ответ: «Чтобы бросаться такими обвинениями, самому нужно быть без греха».

Ну и чего же А. Халдей до конца-то мысль эту не доводит, не договаривает? Герберт Уэллс в «Машине времени» ее довел, разделив человечество на элоев и морлоков (даже в слове «элои» угадывается элита). Алексей Толстой в «Гиперболоиде инженера Гарина» тоже довел, предложив модель «золотого века» во главе с сотней семей новых «патрициев». И Иван Ефремов в «Часе быка» довел до конца эту мысль, отделив «джи» - долгоживущих от «кжи» - короткоживущих, путь которых по исполнении 25 лет лежит в «храм смерти». А вот А.Халдей ее не доводит. Стесняется? Выжидает - время еще не пришло? Ну, так мы ему поможем.

Итак, официальную политику и историю нам обычно представляют именно так, как об этом и пишется в обсуждаемой статье, – взаимодействием государств, межгосударственных союзов и международных организаций. Между тем, имеется еще один срез – неформальный, связанный с влиянием на мировые дела закрытых транснациональных субъектов, как об этом совершенно справедливо еще в 2013 году заявил на Всемирном Русском Народном Соборе Андрей Фурсов, сказавший о «втором контуре власти» в лице закрытых транснациональных субъектов.

Первый взгляд отражен на политической карте мира государств, второй – на неопубликованной открыто, но реально существующей карте сфер влияния транснациональных банков и корпораций. Кроме того, коль скоро субъекты «второго мира» и группы их интересов – транснациональные, то речь идет уже не о национальных, а транснациональных элитах. Не буду пересказывать уже давно написанное, просто адресую интересующихся к 6-й, 7-й и 8-й главам собственной монографии «Глобальная олигархия. Кланы в мировой политике: история и современность» (М.: ОГИ, 2015. – 720 с.).

Из них особенно важна для понимания сути нашего вопроса 7-я глава: «Глобальная элита и глобальная альтернатива: олигархи, аристократы и другие». В ней подробно раскрывается как генезис существующего «элитарного» миропорядка, так и его исчерпанность, неспособность обеспечить развитие ни национальных государств, ни человечества в целом. В том числе по причине встроенности национальных элит в глобальную. Но не только.

О причинах и составляющих этой неспособности аргументировано и интересно пишут многие, но лучше и подробнее всех – экономисты Валентин Катасонов и Михаил Хазин, раскрывающие данную тему не в обзорном плане, как А. Халдей, а на фундаментально-научном уровне. В плоскость прикладных, причем актуальных политических концепций эта тема переводится практикой движения «Суть времени» того же Сергея Кургиняна, и общественность буквально на днях получит возможность в этом убедиться.

Теоретическая основа для понимания перехода от национальных к транснациональным и далее к глобальной элитарной конструкции – это концепция ультраимпериализма Карла Каутского (1914 г.). Она предсказывает поглощение самым сильным национальным империализмом всех остальных и, вследствие этого, перенос на международные отношения практики синдикатов и картелей. Именно ей В.И. Ленин противопоставил концепцию империализма как высшей и последней (!) стадии капитализма, и в основе этого вывода содержалось стремление вывести Россию из процессов, указанных Каутским, путем решительного революционного разрыва с мировыми элитарными трендами.

И можно сколько угодно рассуждать об «ошибках» И.В. Сталина, преодоленных-де «только в ходе войны», не замечая при этом очевидной непреложности того факта, что генералитет победителей более, чем наполовину состоял из «безродных» прапорщиков, поручиков Первой мировой и Гражданской войн, и красных командиров «от сохи», гнавших родовитый прусский генералитет от Москвы и Сталинграда до Берлина и Вены.

Практически же первая попытка установления элитарной транснациональной, а затем и мировой власти была предпринята по итогам Первой мировой войны, которой предшествовала трансформация этих планов в эту самую практическую плоскость с помощью соответствующей системы теневых институтов – от Фабианского общества (1884 г.) к Обществу Круглого стола (1891 г.) Сесила Родса, от него – собственно к Круглому столу (1911 г.), известному также под именем «детсада» лорда Милнера. И далее – к разделению Круглого стола британскими Ротшильдами и их эмиссаром при Вудро Вильсоне полковником Хаусом на «Chatham House» (Лондон) и Совет по международным отношениям (Вашингтон).

Сейчас достаточно литературы, чтобы сделать самостоятельный вывод о том, что в основу организации и структуры этих институтов, исповедующих и проповедующих глобалистский элитаризм, положен опыт масонских лож, объясняющий многое. В том числе роль и место двухпартийных систем как воплощения масонского принципа «партнерства в буржуазной конкуренции» (это никакой не Павленко придумал, об этом в книжке «Вольные каменщики» написал Александр Гизе, «великий мастер» Великой ложи Австрии в 1986-1995 гг.; разумеется, с 33-м градусом посвящения шотландского обряда).

Дальнейшее, уже глобальное развитие эта система, собранная вокруг англосаксонского элитарного центра, получила уже после Второй мировой войны. Мы же упомянем еще об одном звене, без которого реализация целей и задач, поставленных олигархией перед элитами Первой мировой войны, являлась неосуществимой, точнее, вела в никуда, - создание в декабре 1913 года Федеральной резервной системы (ФРС), после чего можно было начинать. И элиты, включая русскую, «семейную», – начали.

Так какие же задачи им поставили? Для чего развязывали общеевропейский апокалипсис? Не ради саморекламы, в которой не нуждаюсь, а чтобы не изобретать велосипед, приведу фрагмент из упомянутой «Глобальной олигархии…». Результатом создания системы упомянутых институтов стал «перенос династического принципа монархий из государственной в частную сферу, то есть в бизнес. Превратившись из империй в бизнес-империи, правящие династии перестали быть хранителями государств, их истории и их традиций; теперь они охраняют интересы крупного капитала.

Поэтому и руководство стратегическим развитием, особенно в западном центре “денежной цивилизации” (термин В. Катасонова. – Авт.), с тех пор относится не к государственной, а к корпоративной сфере. Государства же, даже такие мощные как США, Великобритания, Франция, Германия, скорее воспринимаются правящей, преимущественно космополитической бизнес-элитой не как отечество, а как инструмент политической или, если потребуется, и вооруженной защиты своих бизнес-интересов. И именно с этой точки зрения следует подходить к множащимся особенностям и специфике внутренней и внешней политики тех же США» (Там же, с.195).

Отвлечемся - А.Халдей об этом и пишет. Но это означает, что он – по доброй воле или по принуждению – примеряет на себя роль адвоката системы внешнего управления, в которой российские национальные интересы – через «семейную» элиту – подчинены глобальным. Почему? Продолжим цитату:

«Где-то, как в англосаксонском мире, подобный олигархический взгляд на государства как на свою вотчину доминирует безраздельно; в других частях Запада, например в Германии, это проявляется в меньшей степени. Но все равно проявляется и, что важно, в условиях глобализации такая точка зрения расширяется. Но чем дальше от Запада и беднее страны, тем тоньше становится верхний слой компрадорских бизнес-элит. Тем слабее оказывается их связь с обществом, и тем сильнее и непримиримее - противоречия с большинством этого общества. И тем теснее эти элиты жмутся к западным “партнерам”, прорывая ров между собой и народом и превращая этот постоянно углубляющийся ров в пропасть.

Получается, что наиболее жирным и толстым компрадорский “элитарный” слой является на Западе, в глобальном центре. Этого незаметно потому, что компрадоры ядра капиталистической мир-системы, в отличие от своих периферийных “коллег по цеху”, продают себя не внешнему противнику, а внутреннему, точнее внутрисистемному, которым и выступает глобальная олигархия. Она ведь не воспринимается, скажем, американским населением как “чужие”, и потому действия компрадорской элиты не выглядят предательством. По мере перехода в незападную мировую полупериферию компрадорский слой утончается и на периферии почти окончательно исчезает…

С этим главным изменением тесно связано и второе. Поскольку вслух говорить о приобретении властью признаков “частной лавочки” считалось и считается “не комильфо” (хотя вот этого-то А. Халдей и не боится. – Авт.), эту информацию стали придерживать и прикрывать от сограждан. Отсчет практики “двойных стандартов” в нынешнем, привычном нам, виде как раз и ведется именно с того, что реальной властью общественное мнение продолжало считать политиков, в то время как на самом деле ею стали олигархи. И именно отсюда двойные стандарты перекочевали в другие сферы экономической, общественной и политической жизни.

Верхушки элит, вопреки В. Парето, перестали быть государственными и превратились в частные. Это к вопросу о том, откуда берется само компрадорство, которое выглядит предательством только с моральной, нравственной точки зрения. С позиции же денег мораль и нравственность либо тесно связаны с прибылью, либо вообще отсутствуют... Компрадор, по крайней мере в душе, – не враг своей стране. Он лишь в большей степени друг собственным интересам и при возникновении конфликта с государственными интересами решает его, разумеется, в свою пользу, только и всего.

Тем не менее, основные постулаты теории элит В. Парето не утратили актуальности. Только пользоваться ими нужно с полным пониманием той коллизии, которую мы только что обсудили. В приложении к современности эти постулаты ограничиваются лишь одним: нынешние элиты, с переходом их верхушек в частное качество, перестают быть сменяемыми, хотя тот же Парето, между тем, обращал внимание как раз на сменяемость, “циркуляцию” элит, как на неотъемлемое условие их эффективности. Сменяемость же становится признаком элит второго, низшего уровня – политиков. Значительная часть представителей государственной власти, находясь в зависимости от несменяемой частной власти, “циркулирует” и ротируется с подачи именно этой частной власти, хотя публично это выглядит как “народный выбор” на выборах.

Таким образом, если обобщить эти рассуждения применительно к теории элит В. Парето, то нетрудно убедиться, что переход династического принципа в бизнес разделяет элиту уже не по сферам деятельности (на них она делилась всегда, и Парето на это указывал). А по уровням “элитарности”, которые определяются сменяемостью или несменяемостью “элитариев”. Несменяемые бизнес-элиты – назовем их “духовными” или “ценностными”, ибо они являются хранителями ценностей частной, “концептуальной” бизнес-власти и, как и сохранившиеся монархии, отделены от сменяемых элит барьером (или рвом).

В рамках существующего порядка вещей этот ров непреодолим, и измениться эта ситуация может только с изменением общего порядка вещей. Поэтому “духовной”, ценностной элите “конец истории” и Конец Времен в виде “золотого века” необходимы именно для того, чтобы сделать изменение порядка невозможным. И установить вечное господство “высших” над “низшими”, в том числе людей – над “не совсем людьми”. Сменяемые элиты мы назовем “функциональными”, исполняющими волю “духовной” элиты. И, зафиксировав эти термины, рассмотрим спектр различий, особенностей, а также пути взаимодействия “духовной” и “функциональной” элит в следующей главе 8-й, специально этому вопросу и посвященной» (Там же. С. 195-197).

Подведем краткий итог этим рассуждениям. Элитарная «семейственность» - прямой путь к внешнему управлению, частью которого эти «семьи» являются естественно, в силу своих объективных (деньги и недвижимость) и субъективных (пристрастия) интересов. Силовики-службисты, которых А. Халдей противопоставляет либералам, ничем в этом смысле от последних не отличаются.

«Концептуальная» власть на Западе – это олигархический бизнес, в своем «топе» - верхушки компаний по управлению активами на триллионы (я не оговорился) долларов, соединенные «Группой тридцати» (G30) с центробанками, которые пляшут под дудку «коллективного мирового центробанка», конкретно – Банка международных расчетов. (Отсюда «лакмусовая бумажка» подлинной «национализации» элиты – выход России из Базельского клуба, куда ее под выборы 1996 г. и «семибанкирщину» втащил не кто иной, как Евгений Примаков, это к вопросу о силовиках).

«Концептуальная» власть в России – традиционно не бизнес, но именно силовики, точнее спецслужбы. Но сегодня все они своими интересами увязли в материальной субстанции, которой отдают предпочтение перед любыми концептами в идеологии. Кроме того, идеологические расхождения между, скажем, «капиталистическим» ФСБ и особенно СВР и «социалистическим» ГРУ неким «конвергентным» образом растворяются в бизнесе, в котором те и другие сидели и сидят по уши. А кто «рулит» мировым бизнесом и устанавливает соответствующие правила игры и порядки, мы уже осведомлены. Так что нужно не копировать чужой опыт, а создавать глобальную альтернативу, в которой все устроено поперек тому, как «сложилось», точнее сложили, в остальном мире.

Некапиталистическую, то есть социалистическую, мир-систему, параллельную нынешнему капитализму. И проблема борьбы с перерождением элит решается в ней отнюдь не легализацией семейственности (А.Халдей предлагает здесь пустить козла в огород), а дополнением руководящей идеологии соответствующей метафизикой, которая в отличие от идеологии играет в долгую, потому что не «остывает» (см. опыт Церкви). То есть двойным зажимом элит и жесточайшим с них спросом. Чтобы элитарность рассматривалась не привилегией, а ответственностью. Не интересы и вообще не материальное, пусть и государственное сохранение, должны быть в матрице элитарного сознания, а идеальное - высшие смыслы бытия. Материальное же к нему приложится, причем, автоматически; а вот без идеального – оно не имеет шансов на выживание.

Почему элита до сих пор так ненавидит Иосифа Сталина? Ивана Грозного? Потому, что они заставляли ту элиту, их предшественников, служить стране и народу, а те не хотели и сопротивлялись, за что подвергались репрессиям. И за это же самое – принуждение элиты - и того, и другого вождя буквально боготворит народ, что нынешнюю элиту крайне возмущает, и она идет на любые подлоги, чтобы факт этой народной любви затушевать, выхолостить, опошлить и обратить против самого народа.

Какая, простите, семейственность? Она эту дилемму разве разрешит? Или она призвана служить совсем другим целям: например, более эффективно сдерживать оппозиционные настроения в народе?

Продолжим цитату из «Глобальной олигархии…». Итак, «В. Парето рассматривает понятие элитарности, обращаясь к четырем основным группам, на которые подразделяется население или, по-научному, социум. Это элиты, контрэлиты, антиэлиты и неэлиты. Как видим, собственно элитных групп три, четвертая к элите отношения не имеет. В чем различия этих групп между собой?

С элитой – действующей властью – все обстоит точно так же, как и с неэлитой – народом. Элиту отличает принадлежность к власти, как и народ – отсутствие такой принадлежности. “В Риме, – приводит пример В. Парето, – тот, кто становился императором, как правило, включал своих вольноотпущенников в высший класс, более того, часто – в правящую элиту” (Компендиум по общей социологии // Антология мировой политической мысли. В 5-ти т. / Под ред. Г.Ю.Семигина. М., 1997. Т. II. С. 62). Добавим к этому, что это происходило и происходит не только в Риме. И не только в те стародавние времена.

Контрэлита – та же элита, но не во власти, а в оппозиции. Она готова к власти и располагает социально-политической базой, программой деятельности, кадровым резервом и т.д. Классическую контрэлиту нельзя путать с тем оппозиционным типом, который сложился в двухпартийных системах Запада, то есть с системной оппозицией, действующей в границах того же буржуазного проекта, что и власть. Генри Киссинджер называет феномен двухпартийных систем принципом “лояльной оппозиции”. Смена тех и других у власти уравнивает их в статусе и стирает между ними объективные различия, оставляя лишь субъективные (Дипломатия. М., 1997. С. 739). В главе 9-й мы познакомимся с интересным документом – Манифестом банкиров. Содержание его доказывает не только субъективность таких различий, но и общее руководство, осуществляемое и властью, и оппозицией в подобных системах, как и их сменой, со стороны глобальной олигархии.

Характерный признак антиэлиты, который коренным образом отличает ее от контрэлиты, – в подверженности интеллигентствующей, гламурной рефлексии. Именно она, эта рефлексия, формирует у антиэлиты, в значительной мере представленной прозападными интеллектуалами и “богемой”, болезненно-декадентское, навязчиво оппозиционное мировосприятие, исполненное высочайшим самомнением, чрезмерно-запредельным представлением о собственной общественной значимости. И эти родовые качества антиэлиты причудливо сочетаются в ней с комплексом общественно-политической неполноценности, что не позволяет интеллектуальному, сценическому и светско-потребительскому “гламуру” ни формулировать, ни выдвигать, ни тем более продвигать какие-либо содержательные программы…

Теория элит В. Парето – не единственная, хотя и считается классической. Совместим ее с современными ей теориями Гаэтано Моски и Роберта Михельса, а также с более поздними теоретическими построениями в этой сфере – “миросистемной” теорией Иммануила Валлерстайна, неоэлитаристской концепцией… и другими. Выяснится, что глобальной элитарности присущ определенный менталитет, который выражает ее взгляд на мир и отношение к жизни. Прежде всего, в условиях глобализации элитарный статус не просто выводится на мировой уровень, но и дополняется “мессианством”. Управление начинает восприниматься не задачей, а некоей сакральной миссией, доступной лишь “посвященным” (заметим: разве не к этому, между прочим, масонскому принципу взывает А. Халдей? – Авт.).

Следует признать родоначальниками такого подхода британскую элиту, у которой нашлось немало не только поклонников, но и эпигонов, которые в стремлении “переплюнуть” вызывавших восхищение англичан неоднократно вступали с ними в конфликты… (далее в тексте монографии следуют многочисленные свидетельства копирования нацистами именно британской элитарной практики, которую известный немецкий профессор Мануэль Саркисянц приводит в нашумевшей и запрещенной в Британии и Германии книжке “Английские корни немецкого фашизма”. – Авт.).

“Английский Бог, сражающийся с богами неверных, воинственный Бог Ветхого Завета, противостоит Богу Достоевского, его представлениям о русском Христе, спасителе мира”, – раскрывает метафизическую сторону англосаксонских претензий на “сверхчеловечность” Фридрих Брие. Отсюда произрастают оккультные, “интегральные” корни глобального элитизма: в основе у него с одной стороны – английская масонская квазидуховность, а с другой – античный философский герметизм и реформаторско-просвещенческий, диалектический гностицизм… “Расовые предубеждения, порожденные английским протестантством, …к несчастью, стали определяющим фактором в становлении расовых отношений во всем западном мире”, – сокрушаясь, признает один из апологетов глобального англосаксонского доминирования Арнольд Тойнби.

Чрезвычайно важные для воспроизводства глобальной элиты требования к ее будущим кадрам предлагаются документами Римского клуба. Определяемые как “способность управлять”, они включают необходимость учить элиту руководствоваться приоритетностью глобальной проблематики, то есть выводят принцип элитарности на мировой уровень (противопоставляя ее национальным интересам. – Авт.). И предлагают воспитывать в ней ряд специфических качеств.

Среди таковых особое внимание отводится гибкости и умению менять точку зрения по мере более глубокого понимания ситуации. Упоминаются способность к инновациям и готовность к изменениям, сочетание соответствующей этической позиции с эффективностью, отношение к стратегии и тактике как к средству, а не цели и т.д. (Кинг А., Шнайдер Б. Первая глобальная революция. Отчет Римского клуба // Римский клуб. История создания, избранные доклады и выступления, официальные материалы / Под ред. Д.М. Гвишиани, А.И. Колчина, Е.В. Нетесовой, А.А. Сейтова. М., 1997. С. 247).

Глобальный элитизм абсолютизирует свойственные Западу технократические подходы, которые распространяются на управление не только производством, но и обществом. Рвущиеся в глобальную элиту российские неофиты даже не скрывают, что связывают будущее с фашистской перспективой. Вслед за Гавриилом Поповым, на этом поприще “отличается” Алексей Чумаков – один из составителей горбачевской энциклопедии “Глобалистика”, который во вполне нацистском духе градирует народы на некие, как ему представляется стабильные, “естественные” группы.

“Способным к технологическому развитию” людям Запада он противопоставляет, видимо, “не вполне людей”: тех, кто “не производит, а только адаптирует инновации”, а также “неспособных даже использовать чужие изобретения” (Глобалистика. Международный энциклопедический словарь / Под ред. И. И. Мазура, А. Н. Чумакова. М.,-СПб.,-Нью-Йорк, 2006. с.341) (там же, с.198-201).

И далее – буквально калька с того, что предлагает нам автор обсуждаемой статьи. «В полном соответствии с этими тенденциями, по мере объединения и интернационализации, если не сказать космополитизации, элит, критерием элитарности в русле “мессианского” самоощущения начинает признаваться не компетентность, а обладание ресурсами власти. В элитную организацию вносится особый внутренний порядок, свойственный тайным обществам.

Например, знаменитое правило “Chatham House”, в соответствии с которым участники дискуссии вправе использовать информацию, полученную в ходе того или иного закрытого мероприятия, но при этом не имеют права разглашать ни личность, ни принадлежность докладчика или любого другого его участника. На этой основе начинает формироваться некий “элитный стандарт” – ранжир, образ жизни и действий, которому в неписаном порядке и под страхом обструкции обязаны следовать все “избранные”. Подобный стандарт действует в любых ситуациях и распространяется, в том числе и на экстремальные случаи, когда вопрос ставится о жизни и смерти…

Такой же “элитный стандарт” в виде концепции “золотого миллиарда” предлагается и западным “массам”. По главе 3-й мы помним, что появление такого “массово-элитного” стандарта предвидел еще Фридрих Энгельс, который указывал на классовое партнерство английской буржуазии и пролетариата в колониальной эксплуатации. Так, спекулируя на глобализации или отчасти действительно пользуясь ее плодами (от глобализации выигрывает состоятельная часть общества, которая становится еще богаче; бедные же продолжают беднеть еще быстрее), начинают неявно, но последовательно очерчиваться контуры того, что автор именует мировой или глобальной элитой» (Там же, с.202-203).

Рассуждать на тему не просто бездоказательности, а просто-таки подрывного для российской государственности характера «элитаристских» идей А.Халдея, ввергающих нашу страну во внешнее управление, можно еще долго, но не буду превышать разумных объемов анализа.

Подведем краткий итог.

Первое. Семейственность как основа элиты – часть глобалистской концепции встраивания России в пресловутый «новый мировой порядок» на правах периферии, если не сказать колонии, англосаксонского Запада. Правда, на Западе ее стыдливо замалчивают, пытаясь спрятать в демагогии о правах человека и «общечеловеческих» ценностях. Для этого вперед вытаскивают государства, межгосударственные союзы и международные организации, пытаясь представить всемирно-исторический процесс делом именно их рук. И всячески маскируют транснациональные субъекты, ибо, если их раскрыть, водворив на принадлежащее им по праву место субъектов глобальной политики, выяснится, что это такие сети, которые пронизывают государственные границы, сплачивая участников интересами, далекими от нужд их государств и обнуляя суверенитеты.

Эта точка зрения на семейственность прямиком отправляет нас к произрастающему из перестроечных и ельцинско-гайдаровских времен стремлению так называемого «креативного», «просвещенного» класса присоединиться к глобальной элите. Все, чем жили постсоветские элитарии, которых А.Халдей предлагает канонизировать, превратив в «точку сборки» и «скрепу» государственной консолидации, - это противоестественное с геополитической и цивилизационной точки зрения стремление превратить Россию в часть Запада. А русских – в прилагательное к слову «европеец». Заслуживают ли адепты этого видения таких почестей и роли, которой они не соответствуют в принципе, – в этом имеются очень большие сомнения.

Второе. Разговоры о «семейном подряде» в элитной самоорганизации есть попытки сохранения в России современного тупикового статус-кво. К этому сохранению автор обсуждаемой статьи призывает и Владимира Путина, надеясь, что он не вырвется за рамки этого порочного круга. И не использует возможность, предоставляемую ему неизбежной победой на выборах, для суверенизации внутренней политики (при том, что во внешнеполитической сфере такая суверенизация волей-неволей, под влиянием объективных трендов, уже произошла.

Между тем, выиграть в системе, функционирующей по чужим правилам, невозможно. Если уж и брать на вооружение какой-то англосаксонский опыт, то только вот такой: «Если правила игры не устраивают джентльменов, джентльмены меняют правила». Красный проект правила поменял по факту своего рождения. В результате США не вступили в Лигу Наций, признав провал собственного проекта англосаксонских элит, и началась подготовка к новой мировой войне, в которой англосаксы снова своих целей не достигли.

Тогда терпение окончательно лопнуло, и началась политика, метафорически выраженная следующим афоризмом Дэвида Рокфеллера: «Частная власть интеллектуальной элиты предпочтительнее самоопределения наций». Сегодня этот постулат отстаивает А.Халдей (хотя и не только он), рассчитывая, что все новое – хорошо забытое старое. Но мы-то это «старое» не забыли. И не собираемся этого делать. Поэтому без ответа подобные эскапады не оставляем и не оставим впредь.

Таким образом, проповедь семейственности в руководстве государственным строительством – есть, с одной стороны, апелляция к исторически отжившему порядку вещей, а с другой, - попытка подменить суверенитет внешним управлением, осуществляемая под прикрытием лозунга о его защите.

Третье. Существующая российская элита в своей основной массе – фундаментально прозападная, даже если она декларирует патриотические ценности. Эти издержки позднесоветского бытового мировоззрения («капитализм загнивает, но как пахнет…») уже «не лечатся». Соответственно, в повестке дня стоит отнюдь не сохранение элиты, а максимально плавная, без потрясений, ее ротация.

Грубо говоря – Матросов и Чубайс, Зоя Космодемьянская и Абрамович в одной голове не уживаются и не уживутся. Получится или нет – зависит не столько от внутренней, сколько от внешней ситуации, а именно от вопроса: сколько у нас времени до большой войны, в которую Россия, как и сталинский СССР, должна вступить без «пятой колонны».

Иначе говоря, менять элиту все равно придется. Но вот с какой скоростью – это основной вопрос. Ротация, разумеется, предпочтительнее репрессий, но это утверждение верно только для начала условных 30-х годов, а не для их конца, когда важнее станет результат, а не методы. Ибо именно он – решающее условие нашего исторического самосохранения. Соответственно, никакого разговора о легализации нынешней элиты «на вечные времена» не идет, и идти не может. Условием для модели, декларируемой А.Халдеем, является признание народом итогов приватизации, а этого признания нет, и не предвидится.

Четвертое. Проблемы современной России лежат в проектной плоскости. С точки зрения проектной теории, развитию которой я посвятил свою докторскую диссертацию, противостояние России и Запада – главное содержание всей второй половины второго тысячелетия. В этом противостоянии (отдельная тема, но все же) оба противостоящих субъекта пережили по четыре проектных трансформации и застыли в преддверие пятой.

Нынешняя элита формировалась под проект «вхождения в Запад» в качестве его периферии; для суверенитета она фундаментально непригодна. При этом порядок формирования проекта следующий. Сначала появляется идея (высшие смыслы), затем – проектная элита, за ней – опорная страна и т.д. Нынешняя российская элита не является «проектной», ибо представляет собой продукт попытки завершения российского проекта вместе со всей тысячелетней преемственностью – рожденный ползать, летать не может. И не сможет. Опыт Народного Китая, который последовательно занимается тем, что именуется «национализацией элиты», на протяжении нескольких десятилетий – да будет нам в помощь.

Пятое. С исторической точки зрения это неправда, что русская элита всегда была «семейной». Она была служилой, родовой. Семья - экономическое, клановое, преимущественно мафиозное понятие, в отличие от родов, у истоков которых стояли суверены времен феодальной раздробленности, что привели свои уделы в единое централизованное государство и потому пользовались правами его сооснователей. Ровня ли им нынешние олигархи или бредящие «Россией, которую мы потеряли» мечтатели, предел стратегического видения которых – борьба с памятниками, переименование улиц и открытие памятных досок интервентам-предателям – большой вопрос.

На который народ, на 80-90% ориентированный просоветски, в русле императивов социальной справедливости, ответ давно дал. И он явно не в пользу теоретических построений А.Халдея, если на что серьезное и рассчитанных, то на институциональное внедрение идей сегрегации и социального апартеида, причем, откровенно кастового пошиба. Если довести эти идеи до логического конца, то впереди маячит новый генеральный план «Ost» с элитой в роли полицаев при оккупантах и согнанным в резервации народом. Такие идеи, как уже неоднократно приходилось отмечать, в «элите» витают.

И ознакомиться с ними «в полный рост» можно в завершающей книге анонимного четырехтомника «Проект Россия». Там записано, что государство по имени Россия прекратит существование, но перед этим спасет человечество, по крайней мере ту его часть, что захочет спастись. Это и есть натуральный генеральный план «Ost»: пригласить сюда иностранцев с терпящих бедствие и экологически загаженных территорий. И именно под этот проект, а не только под распил либералами «зеленых» грантов Запада, Россия собирается ратифицировать Парижское климатическое соглашение. Тем, кто собирается сюда в качестве колонистов, нужны нетронутая природа и ее ресурсы, которые они по всей планете считают своей собственностью.

И последнее. Элитарная семейственность – неотъемлемый элемент системы глобального ультраимпериализма, которую Советская Россия покинула в момент ее основания, и в которую ее вернули «творцы» обвала страны. Это типологический признак капитализма, который без него не может существовать, ибо конечными бенефициарами мировой экономики действительно являются несколько десятков семей, принадлежащих к высшему звену глобальной элиты.

Это просто смешно: Жак Аттали возвещает век «нового номадизма» (кочевеничества), в котором преуспеют те, кто двигается, не замечая границ, а в обсуждаемом материале этот космополитический человеческий материал, не имеющий ничего общего ни с патриотизмом, ни с национальными интересами, объявляется «новой элитой». Неужели невооруженным глазом не видно, что нам нужно нечто другое, что угодно, но только не это? Что именно? Это и есть одновременно и тема дискуссии, и главный вопрос, от ответа на который зависят судьбы страны и мира в XXI веке.