Политический терроризм в Российской империи: уроки для современного мира. Часть X

«Государственное преступ­ление нередко — только разновременно высказанное учение преждевре­менного преобразования, проповедь того, что еще недостаточно созрело и для чего еще не наступило время»

Петр Александров, защитник террористки Веры Засулич. 1878 год. [1, 136]

Все европейские государства имели законы о политических преступлениях с различной степенью определения запрещенных политических действий и суровости наказаний за них. Условия для переосмысления концепций и политики о политических преступлениях были в постоянном развитии. Эти условия часто предопределялись переменами в государственном устройстве, особенно в переходе от абсолютизма до демократии многих государств. Растущая роль государства в управлении ежедневной жизни жителей и расширение участия населения в парламентах и других представительных институтах, растущее политическое брожение среди разных слоев создали новые формы политических деятельностей способных угрожать безопасности государства и общества.

Можно говорить об особом российском пути по эволюции концепций и законодательствa о политических преступлениях. Пореформенный период Российской империи характеризуется постоянными попытками самодержавия проводить в жизнь законы, охватывающие все разновидности политических преступлений. Другими словами, правительство старалось устранять любые имеющиеся пробелы в законодательстве о государственных преступлениях. Представители министерств внутренних дел (особенно из Департaмента полиции) и юстиции исследовали законодательство европейских стран, чтобы прослеживать новые течения политической деятельности, предвидеть возможность появления этих течений в России и составлять профилактическое законодательство.

Эта попытка самодержавия учиться у Европы потерпела сокрушительную неудачу. Европейские модели законодательства о политических преступлениях не могли решать проблему, потому что антиправительственная деятельность широких слоев российских политических классов не имела эквивалентов в европейских странах. Однако не следует делать вывод о том, что пореформенная империя стала полицейским государством, хоть в зародыше. Правительство не имело ни ресурсов, ни способности, ни воли превратить Россию в полицейское государство.

Великие реформы 1860 и 1870-х годов – отмена крепостного права, земская реформы, судебная реформа, реформы университетов и цензуры, военная реформа – создали новые условия для возникновения разновидных политических движений и вызовы правительству в лице подавления внутренних угроз безопасности государства и общества. Два полицейских органа существовали в пореформенном периоде – Третье отделение его Императорского Величества собственной канцелярии (1826-1880 гг.) и Департамент полиции при Министерстве внутренних дел (1880-1917 гг.). Департамент часто назывался охранкой, сокращение департаментских охранных отделений в главных городах. Охранка исследовалa дела о государственных преступлениях, имела осведомителей во всех партиях и движениях, а также провокаторов в революционных партиях (например, Евно Азеф, руководитель Боевого отряда эсеров и большевистский думский депутат Роман Малиновский) и заграничную агентуру в Париже. [2]

Судебная реформа 1864 года обещала много для развития правосознания среди представителей правительства, общества и народа. Реформа установила независимость судей от правительства, состязательную процедуру для судебных прений, институт адвокатуры, гласность процессов, право последнего слова в процессе подсудимому. Однако, новый устав уголовного судопроизводства сделал некоторые исключения для дел о государственных преступлениях. Правительство имело право наказывать в административном порядке без процессов людей, обвиняемых во всяких преступлениях. Со временем прокуратура часто использовала эту меру, особенно когда она не могла гарантировать общественный приговор. Все дела о государственных преступлениях были вытянуты из компетенции судов присяжных при окружных судах. В уставе уголовного судопроизводства было написано, что государственные преступления были более важными и опасными, чем все другие преступления. По мнению правительства, присяжные заседатели не всегда могли понимать опасность государственных преступлений. Ошибочное сочувствие к обвиняемым и оправдательные приговоры представляли угрозу безопасности государству и обществу. [3, 71] Высшие судебные инстанции как судебные палаты, Особое присутствие Правительствующего сената, Верховный уголовный суд занимались политическими процессами. Со временем правительство часто передало дел о политических преступлениях военным судам. Эти суды имели ускоренную процедуру и более суровые приговоры потому что военные суды могли приводить в исполнение смертные приговоры для многих преступлениях.

Революционные события в России и Европе в период между 1866 и 1874 годами заставили правительство пересмотреть Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года. Издание революционных прокламаций, студенческие беспорядки в 1861 году, польское восстание 1863 года и деятельность первой революционной организации «Земля и воля», возникновение ишутинской «Организации», покушение Дмитрия Каракозова на жизнь Александра II в 1866 году, история нечаевской «Народной расправы», превращение многих кружков самообразования в революционные группы, массовое народнические хождение в народ в 1874 году наряду с европейскими событиями как организация Первого Интернационала (Международная рабочая организация) в Европе и подавление Парижской коммуной в 1871 году привели правительство к выводу, что совсем новые разновидности антиправительственной деятельности ставили империю под угрозу.

В первые годы после введения судебной реформы правительство занималось уточнением определений противоправительственных заговоров и тайных обществ. Были внесены поправки в разделы уложения о государственных преступлениях и преступлениях против образа правления.

Уложение 1845 года предусматривало уголовную ответственность за организацию и участие в заговорах, имевших целью свержение правительства. Поправки предусматривали различные степени заговоров по целям, и соответствующие виды наказания. Организаторы и члены заговоров, имевших целью немедленное насильственное свержение правительства, получали более тяжелые наказания чем обоняемых в заговорах, имевших менее опасные цели. Другими словами, этот тип заговора не имел целью немедленное насильственное свержение правительства, но имел всё-таки целью свержение правительства в более или менее отдаленное время. Неудивительно, что это различие могло было применяться в делах о долгосрочной революционной пропаганде.

Правительство признало, что тайные общества были менее опасными чем заговоры, но приняли меры, чтобы предотвращать превращение этих обществ в заговоры с более опасными целями. Поправки к закону предусматривали уголовную ответственность за тайные общества имевших целями упразднение собственности, семьи и религии; разжигание враждебности между разными сословиями населения; подстрекательство к рабочим забастовкам. Итак, поправки могли применяться в делах о социалистических кружках и организациях. [4]

Все попытки расширения определения о политических преступлениях и установления разных степеней наказаний не могли предоставить революционное брожение. Убийство Александра II в 1881 году народовольцами принудило правительство принять чрезвычайное законодательство в своей борьбе против терроризма. Для представителей правительства «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» не имело достаточной силу подавить революционеров. В августе 1881 года царь Александр III утвердил «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия». Эти временные правила остались в силу до февральской революции. В июне 1892 г. был издан закон «О военном положении», который позволял вводить в случае необходимости режим военного положения в местностях, которые считались опасными в революционном отношении. [5] Будет рассмотрено чрезвычайное законодательство в следующей статье. Следует заметить, что эти законы были приведены в жизнь до второй вспышки терроризма в начале ХХ века.

В 1903 году правительство утвердило новое Уголовное уложение на смену уложения 1845 года. [6] Новое уложение отражало развитие разновидностей политических действий в России и попытки правительства пересмотреть уголовную ответственность для этих видов деятельности. В уложении 1903 года государственные преступления включали подготовку, распространение или публичное чтение печатных материалов, подстрекающих к измене, уклонению к призыву, невыполнению военных обязанностей и тоже к разжиганию враждебности между разными сословиями, в том числе между предпринимателей и заводскими рабочими.

Предусматривалась уголовная ответственность за акты коллективного насилия как погромы, крупные забастовки и насильственные демонстрации. Наказывалось членство в нелегальных политических партиях. Уложение ограничило смертную казнь только за покушение на жизни императора, императрицы, цесаревича и их телохранителей. Снялась смертная казнь за незначительное участие в заговорах против императора и государства и за недонесение. Уложение также допускало судей по своему собственному усмотрению заменить смертную казнь каторгой. [7, 71-72]

Накануне революции 1905 года самодержавие за более чем 40 лет уточнило многие определения о государственных преступлениях, провело в жизнь новое уголовное уложение и предусмотрело уголовную ответственность для разновидностей политических действий. Казалось, что в России все действительно было запрещено кроме того, что было специально дозволено законами. В отличии от Европы, где все было дозволено кроме того, что было запрещено законами. Как принимали эти различия представителями политических классов в России? Политический деятель Владимир Симхович цитировал анонимное письмо одного славянофила об отношениях между правительством и населением в начале ХХ века. «Этот режим многие годы проводит войну против своего собственного народа. Лозунг режима – уничтожение всякого духовного, уничтожение всякого самостоятельности, уничтожении всякой оппозиции к бюрократии, даже оппозиции в поддержку самодержавия и основных принципов нашего правительства». [8, 112]

Продолжение следует…

Тони Рокки – магистр в области исторических наук (Торонто, Канада), специально для ИА REX

Примечания

1.Кони, А. Ф. Дело Веры Засулич. Москва: Книжный клуб Книговек, 2015.

2.Ruud, Charles A. and Sergei A. Stepanov. Fontanka 16: the tsar’s secret police. Montreal: McGill-Queen’s University Press, 1999. В русском переводе: Чарлес А. Рууд, Сергей Александрович Степанов. Фонтанка 16: политический сыск при царях. Москва: Мысль, 1993.

3.Перегудова, З. И. Политический сыск России: 1880-1917. Москва: РОССПЕН, 2000.

4.Daly, Jonathan W. Political Crime in Late Imperial Russia. The Journal of Modern History, Vol. 74, No. 1 (March 2002), pp. 62-100

4.Текст уложения с поправками между 1845 и 1885 годами имеется в электронной форме.

5.Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года. Составлено Н.С.Таганцевым. Издание тринадцатое. Санкт Петербург: Государственная типография, 1908.

6.Зернов Илья Владимирович, Карнишин Валерий Юрьевич. Борьба с терроризмом в Российской империи в конце XIX--начале ХХ в.: историко-правовые аскпеты внутренней политики. Вестник Пензенского государственного университета Выпуск № 4 (8) / 2014.

7.Текст уложения 1903 года имеется в электронной форме.

8.Новое уголовное уложение, Высочайше утвержденное 22 марта 1903 г. Санкт-Петербург: Издание Каменноостовстрокого юридического книжного магазина В. П. Анисимова, 1903.

9.Daly. Political Crime.

10.Quoted in: Simkhovitch, Vladimir G. Russia’s Struggle with Autocracy. Political Science Quarterly, Vol. 20, No. 1 (Mar., 1905), pp. 111-139.