«О друзья мои! — иногда восклицал он нам во вдохновении, — вы представить не можете, какая грусть и злость охватывает всю вашу душу, когда великую идею, вами давно уже и свято чтимую, подхватят неумелые и вытащат к таким же дуракам, как и сами, на улицу, и вы вдруг встречаете ее уже на толкучем, неузнаваемую, в грязи, поставленную нелепо, углом, без пропорции, без гармонии, игрушкой у глупых ребят! Нет! В наше время было не так, и мы не к тому стремились. Нет, нет, совсем не к тому. Я не узнаю ничего... Наше время настанет опять и опять направит на твердый путь всё шатающееся, теперешнее. Иначе что же будет?» [1]
Цитата из романа Федора Достоевского «Бесы» – плач старого либерала Степана Верховенского 1840-х годов об извращении его благородных идеалов и мечтаний нигилистами 1860-х годов. Среди них был его сын революционер Петр. Иван Тургенев написал о том же самом конфликте в своем романе «Отцы и дети». Бывший социалист Достоевский утвердил, однако, что Степан Верховенский и другие либералы-западники 1840-х годов были идеологическими родоначальниками нигилистов и революционеров среди их детей. Либеральное отрицание Бога и традиционных русских ценностей, по Достоевскому, породило «бесов» пореформенного периода.
Возможно предполагать, что моральная пропасть отличала народовольцев от террористов ХХ века в России? Американская исследовательница Анна Гейфман описала поколение, как вторую вспышку терроризма, главным образом между 1900 и 1911 гг. террористами нового типа. В отличие от народовольцев в первой вспышке терроризма, террористы во время царствования Николая II были гораздо менее идеологически ориентированными, более беспринципными в выборах средств террористической борьбы, и гораздо более необузданными в выборах мишеней терактов. [2, 6-7]
О таких террористах нового типа не может быть и речи. Я написал свою магистерскую диссертацию о политических процессах народников и народовольцев между 1866 и 1894 годами. Народовольцы заимствовали многие элементы революционной вседозволенности из арсенала Сергея Нечаева и «Народной расправы», подняв нарушения традиционных преград против убийства на высший этап. Многие бывшие народники и народовольцы принимали участие во второй вспышке терроризма особенно в руководящих организациях как Боевой отряд эсеров. Очевидно, что в условиях ХХ века они не считали терроризм извращением своих благородных идеалов. Большие элементы преемственности охарактеризовали две вспышки терроризма в России. Различия были в основном в масштабе и многообразии терроризма. Терроризм не был единственном средством политической борьбе в этот период, но вопрос о терроризме предопределял многое в отношении политических партий к государству, обществу, революции и политическому развитию России.
Вопрос об элементах преемственности и перемен между поколениями в общественных движениях имеет определенную актуальность для современной России. Петербургский профессор Владимир Гельман недавно написал статью об участии подростков в уличных протестах весной 2017 года. Он пришел к выводу о больших расхождениях по взглядам и действиям трех поколений российских граждан. Эти поколение «отцы», начавшие свой карьерный путь в 1970-х года; «дети» начавшие свой путь в начале ХХI века и «внуки» – в середине 2010-х годах. Профессор Гельман заметил расхождения между поколениями по некоторым направлениям: имидж о Советском Союзе, определение места в постсоветским обществе, развитие гражданской активности и ожидания от государства. [3]
Кажется, что элементов перемен между поколениями больше в современной России, чем было между террористами двух поколения в бывшей империи.
Другим важным элементом преемственности в истории терроризма в России было отношение к терроризму представителей политических классов. По всему спектру от правых до левых многие представители общества признали полезность поддержки терроризмa. Были также такие люди, особенно из правых элементов, которые не поддерживали терроризм, но по ряду причин удерживали свою поддержку правительству в его борьбе против террористов. Террористическая угроза была полезной представителям правительства, выступающим за более жесткий курс репрессий. Без сомнений, терроризм был воплощением политической вседозволенности многих представителей политических классов и правительства в пореформенный период.
Приведем основные сведения о терроризме в период царствования Николая II и определим элементы преемственности и перемен. О масштабности явления, можно судить по следующим статистикам. С 1870 по 1900 год 38 терактов, совершенных левыми, унесли жизнь 100 людей, в том числе царя Александра II. С 1900 по 1917 год левые террористы совершили 23 тыс. терактов и убили/ранили 16,8 тыс. человек. Подавляющее большинство терактов совершалось с октября 1905 по 1911. [4, 5-6]
Нетрудно угадать почему теракты участились после провозглашения Октябрьского манифеста. Дарование Госдумы и политической свободы расценивалось левыми и многими либералами как проявление слабости правительства. Теракты и массовое насилие, по мнению левых и либералов, могли нанести последние сокрушительные удары самодержавию. По разным причинам, Николай II, многие представители правительства и правые элементы истолковали дарование манифеста как проявление слабости. Подъем терроризма дал противникам левых и либералов оправдание аннулирования или сокращения политических свобод. Итак, подъем терроризм был политически полезным многим представителям правительства и политических классов.
Вкратце описала Анна Гейфман размах терроризма. «О размахе революционного террора можно судить даже по неполной доступной статистике, которая ясно показывает, что в России в первое десятилетие XX века политические убийства и революционные грабежи были действительно массовыми явлениями. За один год, начиная с октября 1905-го, в стране было убито и ранено 3611 государственных чиновников. Созванная в апреле 1906 года Государственная дума не смогла остановить террор, который наряду с различными формами революционных беспорядков охватил Россию в 1906 и 1907 годах. К концу 1907 года число государственных чиновников, убитых или покалеченных террористами, достигло почти 4 500. Если прибавить к этому 2 180 убитых и 2 530 раненых частных лиц, то общее число жертв в 1905–1907 годах составляет более 9 000 человек. Картина поистине ужасающая. Подробная полицейская статистика показывает, что, несмотря на общий спад революционных беспорядков к концу 1907 года (года, в течение которого, по некоторым данным, на счету террористов было в среднем 18 ежедневных жертв), количество убийств оставалось почти таким же, как в разгар революционной анархии в 1905 году. С начала января 1908 года по середину мая 1910 года было зафиксировано 19 957 терактов и революционных грабежей, в результате которых погибло 732 государственных чиновника и 3 051 частное лицо, а 1 022 чиновника и 2 829 частных лиц были ранены. За весь этот период по всей стране на счету террористов было 7 634 жертвы». [5, 5]
Революционеры совершали «экспроприации» – вооруженные грабежи банков и других финансовых институтов, правительственных институтов и частных лиц. Этот вариант экономического терроризма конечно привлекал участие уголовников. На Кавказе террористы всех партий быстро адаптировались к таким местным традициям как сжигание посевов и запрет на уборку урожая, похищение женщин, требование огромных выкупов за похищенных детей и, конечно, кровная месть. [6, 6]
Вторая вспышка терроризма часто шла отдельно от массовых насильственных движений крестьян, рабочих, студентов, учеников, национальных и религиозных меньшинств, русских националистов, женщин, солдат, матросов, разных городских и сельских слоев. Самые большие насильственные движения были в регионах где этнические, религиозные и социальные факторы пересеклись особенно в западных губерниях (Беларусь, Украина и Молдова), в царстве Польша, Прибалтике и на Кавказе. Эти массовые движения включали элементы гражданской войны между разными слоями населения и внутри этих слоев.
Особое место в массовых насильственных движениях занимают погромы, совершенные правыми элементами после провозглашения Октябрьского манифеста. По подсчётам историка Сергея Степанова, в 360 октябрьских погрома за две недели были убиты 1,622 человека (в т.ч. 711 еврей) и ранены 3,544 человека (в т.ч. 1207 евреев). [7, 88-90]. Степанов правильно заметил, что погромы не были организованы черносотенными организациями. «Черная сотня» заслужила печальную репутацию погромами 1905 г. Справедливости ради следует отметить, что вспышки массового насилия произошли еще до образования «Союза русского народа», хотя многие будущие его члены принимали в погромах активное участие. В последующий период орудием черносотенного террора стали боевые дружины «Союза русского народа» и других крайне правых организаций». [8]
Неудивительно, что распад порядка способствовал подъёму уровня преступности. Многие люди брали правосудие в свои руки. Землевладельцы и предприниматели часто нанимали телохранителей для личной безопасности и дружинников для охраны собственности от крестьянских и рабочих выступлений. Домовладельцы организовали комитеты бдительности и самообороной. Народные массы устраивали самосуд против уголовников и это явление повторилось в большем масштабе в 1917 году. [9, 128-133] В начале ХХ века полиция ежегодно расследовала 17 тыс. убийств. В 1904-1908 гг. полицейские органы ежегоднo исследовали более 30 тыс. случаев убийства. [10, 34].
В революции 1905-1907 годов тысячи людей в России преступали традиционно установленные границы морали против убийства. Сотни тысяч, если не миллионы других людей одобряли насильственные методы решения политических и общественных проблем. Рассмотрим, как все политические партии и движения в империи относились к терроризму и насилию. Культ насилия был закономерным результатом политической вседозволенности и предопределял много в революциях 1917 года. В эти годы возник миф о жестокости самодержавия в подавлении революционных и оппозиционных движений. Этот миф жив и сегодня.
Продолжение следует…
Тони Рокки – магистр в области исторических наук (Торонто, Канада), специально для ИА REX
Примечания
1.Федор Достоевский. Бесы: роман в трех частях
2.Geifman, Anna. Thou shalt kill: revolutionary terrorism in Russia, 1894-1917. Princeton NJ: Princeton University Press, 1993
3.Гейфман, Анна. Революционный террор в России, 1894— 1917. Москва: КРОН-ПРЕСС, 1997.
4.Гельман, Владимир. Отцы, дети и внуки: поколенческий разрыв на городских улицах. Новое Время. 04.07.2017.
5.Geifman
6.Geifman
7.Geifman
8.Степанов, С. А. Черная сотня: что они делали для величия России. Третье издание. Москва: ЯУЗА-ПРЕСС, 2013.
9.Степанов, Сергей. Черносотенный террор 1905–1907 гг. Опубликовано в книге: Индивидуальный политический террор в России (XIX - начало XX вв.): Материалы конференции. Москва 1996. С.118-124.
10.Ascher, Abraham. The revolution of 1905. Volume I: Russia in disarray. Stanford CA: Stanford University, 1988.
11.Daly, Jonathan W. The watchful state: security police and opposition in Russia, 1906-1917. DeKalb IL: Northern Illinois University Press, 2004.
Комментарии читателей (0):