«В экономической сфере у России однозначный провал»

Интервью с российским экономистом, доцентом МГУ им. М.В. Ломоносова, кандидатом экономических наук и председателем правления «Института динамического консерватизма» Андреем Кобяковым

– Андрей Борисович, многие экономисты высказывают мнение о том, что России сегодня необходима мобилизационная экономика, Вы разделяете это мнение?

– Смотря что понимать под словом «мобилизационная экономика». Если под мобилизационной экономикой понимать набор ясно очерченных приоритетов экономического развития, мотивацию всей нации для решения судьбоносной для России задачи подъема экономики, тогда такая экономика стране сегодня необходима. Если же речь идет об использовании отдельных радикальных методов при отсутствии стратегии развития, движения вперед – толка не будет. Корабль не приплывет к месту назначения, если оно не обозначено.

В моем понимании мобилизационная экономика – это общие усилия всей нации для того, чтобы сдвинуть основательно застрявшую телегу. Для этого требуется также и атмосфера общественного энтузиазма. Многое зависит от общего настроения сограждан, которые, с одной стороны, выступают как потребители товаров и услуг, с другой стороны, как показывает исторический опыт, их эмоциональное состояние в условиях включенности в «общее дело на общее благо» сказывается на отношении к труду, управлению, решению отдельных задач.

Нынешнее экономическое состояние России настолько тревожно, на мой взгляд, что необходимо принимать чрезвычайные и решительные меры, причем не фонового характера, как, например, регулирование циклических колебаний инфляции, чем озабочен Центробанк. В сегодняшних экономических условиях России этого абсолютно недостаточно. Это можно сравнить с лечением серьезной болезни аспирином или другими подручными средствами, в то время как требуются мощные антибиотики. России необходима четкая экономическая стратегия развития, резкое ускорение роста. Для этого нужны соответствующие инструменты.

Сегодня в России никто не может сказать, что у нас есть общенациональные задачи в области экономики. Они нигде не проговорены. Курс экономического развития не обозначен. Какой мы хотим видеть экономику страны? Пока происходит игра словами, как то: «три И», «четыре И», «инвестиции», «инновации» и т.д.

БУДЬТЕ В КУРСЕ

• 19.03.18   В случае блэкаута анархия охватит Британию за пару дней
• 19.03.18   Минфин и ЦБ сняли разногласия по законопроекту о регулировании криптовалюты
• 12.03.18   Россия избавится от нефтяной зависимости быстрее, чем многие думают
• 12.03.18   «Боевой заряд»: как развитие систем ПРО США способствовало модернизации Российских вооружений

В действительности мы не видим даже органа, который всерьез задался бы вопросом, какой состав отраслей необходим российской экономике. А он не может быть узким.

Экономика страны с 140-миллионным населением, венчающей первую десятку самых населенных стран мира, а по масштабам территории первой в мире, должна быть самодостаточной. При этом надо четко понимать, что ряд отраслей являются жизнеобеспечивающими. На прилавках российских магазинов половина продовольствия импортного производства.

Неужели страна, обладающая такой огромной территорией, не в состоянии обеспечить себя полным набором сельскохозяйственных продуктов? Кроме разве что только киви и бананов, мы можем производить все.

Вывод, на мой взгляд, один: какую сферу экономики мы ни возьмем, не увидим ясно выраженного государственного приоритета. А начать надо именно с этого, что неоднократно подчеркивал мой коллега и товарищ Сергей Глазьев. В значительной степени по его инициативе был принят закон о стратегическом планировании. Но мне думается, что этот закон так и не заработал. А начинать надо с научного прогнозирования и планирования.

– Не кажется ли Вам, что успехи России на международной арене недостаточно подкреплены успехами внутриэкономическими, как считают некоторые эксперты?

– Абсолютно разделяю эту точку зрения. Считаю, что в экономической сфере у России однозначный провал. Готов привести собственные расчеты, сделанные на основе данных Ангуса Маддисона, известного в мире компаративиста, профессора. Он создал уникальную базу данных, которые показывают в неизменных ценах экономическую статистику, прежде всего, валовой внутренний продукт, а также валовой внутренний продукт в расчете на душу населения с Рождества Христова до 2008 года. Итак, если на момент распада Советского Союза, то есть на конец 1991 года, а это был уже не самый благополучный экономический период, доля Российской Федерации в мировом экономическом валовом продукте составляла 4,25%, то в 2015-2016 годах – уже только 2%. Это значит, что за 26 лет реформ страна сократила свою долю в мировой экономике в 2,5 раза.

В этом контексте исключительно важны обозначенные президентом Владимиром Путиным приоритеты – выйти на темпы роста, которые превышали бы средние мировые. Потому что, если мы будем развиваться среднемировыми темпами, эти 2% так и останутся 2%. Для сравнения: у Китая этот показатель уже превышает 20%, и рядом с ним мы выглядим экономическим карликом. Доля Европейского союза в мировой экономике 15-18%. У США – сопоставимая величина. В этих условиях проблематично позиционировать себя ядерной сверхдержавой, претендующей на статус 2-й или 3-й мировой геополитической силы. Тем более, что почти весь ядерный потенциал достался сегодняшней России в наследство от великого Советского Союза.

Россия должна резко наращивать свою экономическую долю в мировой экономике. Это сделать необходимо. А если еще учесть, что доля России в общемировом населении также составляет 2%, то это значит, что по показателю валового внутреннего продукта на душу населения мы держимся на самом среднемировом уровне. В этом огромный провал современной экономической политики.

– Экономика России освобождается от привязки к экспорту сырья? Какие ее отрасли развиваются наиболее динамично?

– Однозначно ответить на вопрос сложно. Намерение освободиться от привязки к экспорту сырья обозначено. Но статистические данные этого «освобождения» пока не подтверждают. Цены на сырье упали, поэтому в доле бюджетных доходов нефтяная составляющая снизилась, но не потому, что мы стали больше торговать другими товарами. К сожалению, задача далеко не решена. Для этого необходимо произвести мощный структурный сдвиг в экономике, что потребует массированных инвестиций в другие отрасли, не связанные с экспортом сырья.

Определенные позитивные сигналы имеются. Последние несколько лет мы наблюдаем довольно резкий взлет производства, сопровождаемый ростом рентабельности, в российском агропромышленном комплексе. В частности, в сельскохозяйственном машиностроении. Кстати, во многом это результат продуманной политики Министерства промышленности, которое из всех ведомств России экономического блока вызывает меньше всего нареканий. Оно предпринимает конкретные шаги по поддержке отечественного производителя. Но этого пока недостаточно, чтобы говорить о преодолении сырьевого крена в экономике. Стратегическая задача остается.

– Четверть российских зарубежных вложений – почти 100 млрд долларов – приходится на ценные бумаги США, главного геополитического антагониста. Насколько оправданна ставка на американские ценные бумаги с экономической точки зрения, по Вашему мнению?

– Если мы говорим об официальных резервах Центрального банка, названная Вами цифра даже приуменьшена. Эта сумма может составлять не 100 млрд, а все 200 млрд долларов. Был период, когда Россия сокращала долю вложений в казначейские облигации США, но в последние полгода вновь стала наращивать. В чем логика, которую нам пытаются представить вчера Кудрин, а сегодня Набиуллина? Кудрин активно говорил о том, что российские средства лежат в самых надежных активах в мире. Вместе с тем, даже когда мы накапливали золотовалютные резервы в тучные годы высоких нефтяных цен, я говорил о том, что только от того, что мы держим наши средства в американских облигациях, ежегодно теряем 50-100 млрд долларов. Подтвердить это элементарно. Российским банкам Центробанк кредиты практически не выдавал, потому что ставки держались на уровне 16%. Мы вкладывали эти средства в американские государственные бумаги под 5% годовых. Отечественные банки и компании брали нужные им средства на международном банковском рынке по ставке либор+2, предположим под 8-10%. В результате только на этой разнице – вкладывали средства под 5%, а занимали на международном рынке под 8-10% – теряли порядка 50 млрд долларов в год. Не говоря уже о том, что на тот момент валютный курс шел вверх, рубль укреплялся. И бюджетные средства, которые учитывались в рублях, а вкладывались в доллары, обесценивались. Поэтому я изначально считал и считаю, что вложения в американские ценные бумаги были экономически нецелесообразны, если не сказать вредны.

– А сегодня?

– В результате крайне слабой и во многом безграмотной политики Центрального банка мы имеем очень нестабильный рубль. И сегодня, как это ни странно, вложения в валюте становятся более надежным методом удержания стабильности золотовалютных резервов или стабилизационных фондов. Должны ли они вкладываться преимущественно в доллары и соответственно в американские казначейские бумаги или следует подумать об их диверсификации с учетом набирающего силы Китая и вложить большую часть в китайские облигации – вопрос, требующий обсуждения.

Но в условиях недружелюбности Запада по отношению к России, в которых мы находимся как минимум с 2014 года уже в явном виде, а практически весь период существования России, да и Советского Союза, в условиях практически открыто объявленной экономической войны продолжение линии на хранение российских денег в американских ценных бумагах выглядит странным. Наверняка можно найти альтернативные решения. Русофобия – основа политики Запада, и прежде всего, англосаксонского мира. И США относятся к этому миру.

– Последняя встреча лидеров Китая и России продемонстрировала, что Китай достаточно дружелюбно настроен по отношению к России…

– Первым ярким свидетельством того, что Китай предлагает нам эксклюзивный характер отношений, стало присутствие китайского лидера на параде в Москве 9 мая 2015 года. В одной из речей китайского лидера прозвучала фраза, которая усилила всю ранее произносившуюся риторику, фактически был предложен военно-политический союз. Но это союз не равных. Нам предлагается стать сателлитом Китая, а не наоборот. Китай предлагает нам роль младшего партнера, потому что хорошо чувствует свою силу сегодня. Если бы мы вели такой диалог с Китаем 10 лет тому назад, кстати, в то время я был в числе экспертов, которые за это ратовали, он складывался бы иначе.

Улыбки и предложения «дружбы на века» напоминают ситуацию «задушить в объятиях». То же самое касается и вопросов углубления финансово-экономического сотрудничества. За последнее время лидеры России и Китая встречались многократно – Си Цзиньпин недавно отметил, что они с Путиным встречались уже 22 раза. Каждый раз говорится о прорыве, новом этапе взаимоотношений. А при этом показатели взаимной торговли не растут и даже падают. Показатели взаимных инвестиций не улучшаются. Разговоры о стратегических вложениях остаются разговорами, несмотря на то, что во время визитов Владимира Путина в Китай его сопровождают руководители российского бизнеса высшего эшелона.

Возникает вопрос: на каком уровне и почему происходит торможение? У меня нет четкого ответа на этот вопрос. Означает ли это, что говорим одно, а никаких реальных шагов не предпринимаем, потому что не хотим отдавать те или иные стратегические активы, попасть в ситуацию «выкручивания рук»? Означает ли это, что на высшем уровне решения принимаются, но блокируются либерально настроенными проамериканскими министрами экономического блока, возможно, и на уровне крупных госкомпаний, у которых нет желания пускать Китай в свой капитал? Не исключено. Несмотря на очень громкие политические декларации, я не вижу реального серьезного улучшения экономических отношений между Россией и Китаем.

Более того, Китай энергично вытесняет Россию из той зоны, которая всегда была сферой российских интересов – с постсоветского пространства. Недавно вышел доклад Светланы Глинкиной, доктора экономических наук, заместителя директора Института экономики, которая курирует Центр исследования постсоветского пространства, в котором приводятся серьезные цифры. Они иллюстрируют активное внедрение Китая в зону традиционных интересов России. Это и Кавказ, и Средняя Азия. В докладе приводятся данные за 2000-2005 годы и для сравнения 2010-2015 годы. За эти 10 лет ситуация изменилась кардинально. Россия теряет свою долю импорта и экспорта в этих регионах, Китай резко ее наращивает. По ряду показателей он превосходит Россию в разы.

Взаимные интересы, конечно, есть, но баланс в этих отношениях пока не прослеживается. Китай в отношениях с Россией использует ситуацию охлаждения отношений России с Западом, свертывания традиционного российско-германского экономического сотрудничества. Он понимает, что становится безальтернативным поставщиком. России со своей стороны не стоит обострять отношения с Китаем, однако следует устанавливать такие дружеские отношения, которые не позволят посягнуть на национальный суверенитет и национальные интересы. Пока эти вопросы в двусторонних переговорах обходятся. Но реальные проблемы будут усугубляться.

– Насколько эффективно функционирует Евразийское экономическое сообщество сегодня? Каковы главные дивиденды для России, а также для Армении?

– Начну с последней части вопроса. Для Армении членство в Евразийском экономическом союзе однозначно является положительным фактором. Потому что для сравнительно небольшой страны с компактной экономикой возможность работать на огромном рынке Евразийского союза – большое преимущество. Более того, работать в привилегированных условиях – в условиях низких пошлин, отсутствия экспортных и импортных барьеров. В непростых геополитических обстоятельствах для Армении членство в Евразийском союзе очень важно.

Что касается эффективности самого Евразийского экономического союза, евразийской интеграции, оцениваю ее весьма умеренно. В течение уже многих лет я говорю о том, что одним из главных недостатков этого процесса является тот факт, что это евразийское взаимодействие сконцентрировано в чисто прагматической сфере, даже не экономических, а торговых отношениях. Если сравнивать интеграционный проект наш и европейский, в Европе уже вышли на качественно иной уровень. Это гармонизация трудового законодательства, социальной политики и т.д. У нас к обсуждению этих вопросов никто и не приступает. Даже внутри экономического блока координация, например, денежно-кредитной политики намечена только на 2025 год. До сих пор не существует координационной группы, которая приступила бы к консультациям по этому вопросу. Не обсуждается вопрос введения коллективной валюты. Процесс интеграции тормозится и сосредоточен на узких вопросах – разработка регламентов, стандартов. В техническом плане это, конечно, важно, но гораздо важнее, например, упрощать финансовые транзакции, вводить единое банковское регулирование.

Удивительно, что в рамках евразийской интеграции до сих пор не обозначена социальная модель, к которой мы стремимся. В ЕС модель социального государства существует, и страны, вошедшие в ЕС, должны ей соответствовать, в том числе в части наличия среднего класса, который должен составлять 60-70% населения. Мы имеем такую продвинутую модель? Украину потеряли во многом из-за этого. Вы спросите украинскую молодежь, она прекрасно знает, по крайней мере, на витринном уровне, что визитной карточкой ЕС являются высокий социальный уровень, гарантии при отсутствии работы, высокие пособия по безработице, высокий уровень медицинского обслуживания и т.д. Мы хоть раз подняли в рамках интеграционного союза вопрос о социальном стандарте, который все участники хотели бы видеть? В противном случае этот интеграционный союз не будет привлекательным для наших народов. Ведь нельзя думать только о том, чтобы эта модель была привлекательна для бизнеса. Она должна быть привлекательна и для человека труда, и для пенсионеров, и для молодежи.

Европа постоянно говорит о том, что у нее есть некие европейские ценности, причем в последнее время под ними подразумевается не христианство, как раньше, или культурные ценности, а достаточно разрушительные, как то: толерантность в выборе сексуальной ориентации и тому подобное. Но, тем не менее, внутри своего интеграционного пространства, казалось бы, чисто экономического объединения, ценности формулируются. А это уже мировоззренческий уровень интеграции. А какова мировоззренческая концепция Евразийского союза? Сейчас наконец этим вопросом озадачились.

Что такое евразийская идентичность, евразийская модель? Есть понятие «американская мечта», «европейские ценности». А что объединяет нас, кроме таможенных процедур в Евразийском союзе? Мне кажется, огромный импульс интеграционным процессам может придать именно эта сфера. А ее отсутствие будет способствовать дальнейшему торможению процесса. Ведь мы объединяемся не только для того, чтобы упростить движение товаров. По большому счету Евразия – давно уже существующее особое культурное пространство, и это нужно укреплять всеми силами и поставить на щит интеграционного движения.

– Вы говорили о социальной сфере, а как Вы оцениваете современное положение в социальной сфере страны? Реально ли, на Ваш взгляд, повышение пенсионного возраста?

– Начнем со второго вопроса. Проблема повышения пенсионного возраста – это проблема не одной только России. Это проблема всего развитого мира или, по крайней мере, его части, потому что рост продолжительности жизни наблюдается везде. И работающее население должно содержать пенсионеров. Если средняя продолжительность жизни растет, доля пенсионеров увеличивается. А вместе с тем демографическая картина во всех странах ухудшается, то есть уменьшается количество детей в семьях. Таким образом, новое поколение оказывается малочисленней, чем поколение предыдущее, и нагрузка на работающих в обслуживании пенсионеров увеличивается. Поэтому рано или поздно решать проблему изменения пенсионного возраста придется. Стоит ли форсировать решение этой проблемы в России, решать ее в самое ближайшее время – вопрос спорный. Ясно одно: проблема имеет всемирный и объективный характер.

Что касается первой части вопроса, отвечу без обиняков. Я считаю, что социальная политика – одно из самых слабых звеньев современной России. Мы наблюдаем возмутительную ситуацию, унизительно низкий уровень пенсий, социальных пособий. Чтобы иметь более высокий уровень и пенсий, и социальных пособий, социальных благ, то, что в советское время называлось общественными фондами потребления, необходим более высокий процент бюджетных расходов. Размер бюджетных расходов на федеральном уровне в России составляет 16-17% ВВП. Для сравнения: в США – 35%, в Германии – 45%, во Франции – 50%, в Швеции – 65%. Российский показатель в три раза уступает среднеевропейскому. Да и сам уровень ВВП на душу населения в России ниже, чем в Европе. Таким образом, Россия заведомо в 5-6 раз тратит меньше средств на социальную политику.

Я считаю, что уровень налоговой нагрузки в России – один из самых низких в мире. Например, налоги на бизнес в Германии в разы больше, чем в России, как и налоги на прибыль, а также социальные отчисления бизнеса. Существующий уровень бюджетных расходов и соответственно бюджетных доходов в России крайне недостаточный. У нас создана одна из самых либеральных экономик мира. В России – одна из самых низких долей оплаты труда в издержках бизнеса. Российский бизнес паразитически себя ведет по отношению к своим собственным работникам. Здесь должно включаться государство, а работники – отстаивать свои права.

В России нет сильного социального государства, нет сильного профсоюзного движения. В этих условиях человек труда у нас проигрывает, и происходит колоссальное социальное расслоение. Число людей, живущих за гранью бедности и даже нищеты, столь велико, что это уже становится позором для России. Несоответствия между размерами заработных плат в стране настолько велики, что вряд ли подобную ситуацию можно встретить еще в какой-либо стране. И эта объективная проблема может решаться только одним способом – перераспределением.

Итак, необходимо менять бюджетную политику, необходимо менять налоговую шкалу.

– Вы выступаете за увеличение налогов?

– В России существует плоская шкала налогообложения, все платят 13% – и олигарх, и учитель. Где еще в мире вы найдете плоскую шкалу налогообложения! Практически везде существует прогрессивная шкала. Кстати, в США верхняя ставка в начале 60-х годов составляла более 90%. И это был «золотой век» Америки. Американцы до сих пор вспоминают его, потому что уровень социального обеспечения народа был самым высоким, чем за все предыдущие годы. Очевидно, что вернуться к этим цифрам сегодня невозможно, но и оставаться на 13% также нельзя. Необходимо введение дифференцированного налогообложения, и за счет богатых дотировать положение бедных. Ведь уровень такого социального неравенства, которое мы сегодня в России наблюдаем, еще и взрывоопасен, и последствия могут быть самыми печальными.

– На протяжении нашего разговора Вы обрисовали неблагоприятную картину в экономическом положении России. Экономика России находится в не очень хорошей ситуации. Есть ли у Вас, как специалиста, какие-либо рецепты по исправлению ситуации?

– Я думаю, что говорить можно даже не о тяжелой экономической ситуации, а о врожденном пороке российской экономической модели. Сама модель, которую Россия избрала в 1991-1992 годах, оказалась абсолютно негодной, по моему мнению. Это модель, в которой государство устранилось от формулирования целей экономической политики и стало проводить неолиберальный курс.

Согласно этому курсу, рынок должен сам себя регулировать, но рынок в России специфический, он возник на базе дележа государственной собственности, которую участники рынка сами не создавали, и многим она досталась в результате рейдерства, так называемой приватизации 90-х годов. На деле это был захват государственной собственности.

И отношение к этой собственности было соответствующее, как к собственности, приобретенной нелегитимным путем, и речь о развитии этой собственности не шла. И начали проедать эту собственность, уподобились «свинье под дубом» из басни Крылова, которая поедала желуди, не задумываясь над тем, что новые дубы уже вырасти не смогут. Перестали даже делать амортизационные отчисления, они все перечислялись в прибыль.

Была построена экономика извлечения сверхприбыли. В дележе собственности могли участвовать не все, а лишь наиболее агрессивные и циничные, те, кто имел крепкие зубы, острые локти и сильные кулаки. Именно они оказались приобретателями этой собственности. Появился предпринимательский класс, в высокой степени социально безответственный, непатриотичный, нацеленный на извлечение сверхприбыли любой ценой, не отождествляющий себя с народом, из которого вышел. Совершенно понятно, почему его представители и их дети живут на Западе, учатся на Западе, приобретают там недвижимость и, видимо, при неблагоприятных условиях планируют туда уехать. В результате мы получили некачественное предпринимательское сообщество, негодную государственную модель, в которой государство устранилось от решения приоритетных задач и задач по элементарному урегулированию социальных взаимоотношений. Мы сознательно не взрастили профсоюзное движение, и оно существует чисто номинально.

Построена модель социальной несправедливости. Это первое. Второе, это модель, в которой бизнес, извлекающий максимальную прибыль из остатков советской собственности, не склонен к активному инвестиционному процессу. А если и инвестирует, то в самые простые объекты вложения – торговые комплексы и складские помещения. Никакой серьезной и сложной производственной деятельности бизнес в массе своей не ведет. Венчурных фондов, которые поддерживали бы инновации, в России не создано. Создавать инновационный бизнес сложно, просверлить новую скважину гораздо проще.

То, чего не делает бизнес, должно делать государство. Роль государства в России должна стать совершенно иной. Оно должно заявить о себе и как макроэкономический регулятор, и как целеполагатель на стратегическом уровне, и как непосредственный организатор структурной перестройки экономики и развития инновационного бизнеса. Так это сделали Китай, Израиль, когда создавал инновационные инкубаторы, США в рамках программы DARPA. Все эти связки в России необходимо воссоздавать.

И, наконец, надо добиться гармонии межчеловеческих отношений в обществе, а та экономическая модель, которая в России существует, этому не способствует. Сегодня государству надо принимать все меры для гармонизации экономических отношений, для сокращения экономического, социального, имущественного, доходного и другого неравенства среди населении. Нужна активная социальная перераспределительная политика. Для этого требуется изменение налоговой, бюджетной политики в социальную сторону. И, наконец, для ускорения темпов экономического роста нужны не только усилия госкомпаний, но и дешевые кредиты. Управлять эмиссией денежной массы можно, если вы при этом создаете новые стоимости, новые рабочие места, и дополнительные деньги не приведут к инфляционному взрыву.

– Это возможно осуществить?

– Для того, чтобы все это выполнить, надо заменить руководство ключевых ведомств в правительстве и Центральном банке. Нужны люди с другой идеологией.

Беседу вел Григорий Анисонян

Газета "Ноев Ковчег" - REX