Возобновление энергодиалога между Россией и Болгарией свидетельствует, прежде всего, о начале превалирования реального экономического интереса над политической риторикой. При этом подобное просветление наблюдается уже не только у некоторых европейских стран, в данном случае – Болгарии, но и у самой России. Ибо очевидно, что хоть телефонный звонок и был инициирован болгарской стороной, тем не менее, без предварительной двухсторонней дипломатической подготовки подобные звонки не совершаются.
Рассматривать российско-болгарские отношения вне контекста газопровода “Южный поток” сегодня практически невозможно. Напомним, что в 2014 г. по настоянию ЕС Болгария дважды останавливала работы по строительству газопровода. Последний, как известно, планировалось провести по дну Черного моря из Анапского района в болгарский порт Варна, откуда две ветки должны были дойти до Италии и Австрии через Балканский полуостров. В результате в том же 2014 г. официальная Москва заявила об отказе от реализации проекта с перенаправлением газовых потоков в другие регионы, прежде всего – в Турцию. Таким образом, “Южный поток” был заменен “Турецким”, сперва замороженным из-за сбитого СУ-24 и размороженным совсем недавно. Примечательно, что в декабре того же 2014 г. в Анкаре президент Путин, выступая с заявлением о прекращении проекта, практически не коснулся болгарского фактора, ограничившись лишь обвиненеим ЕС в неконструктивности. Думается, что тем самым российский президент подчеркнул роль Болгарии как исполнителя, никак не влияющего на формирование европейской повестки.
И хотя возврата к “Южному потоку” уже, скорее всего, не будет, можно прогнозировать рост аналогичной “телефонной активности” со стороны ряда европейских лидеров. И вот почему.
Прежде всего, в ближайшей перспективе можно наблюдать возрастание спроса европейской экономики в российском газе. Подобная перспектива особенно вырисовывается в связи с резким сокращением добычи газа на одном из ключевых месторождений Европы – Гронингене, расположенном на севере Нидерландов – крупнейшем производителе природного газа в ЕС. По имеющимся данным, Нидерланды израсходовали собственные запасы на более чем 80%. При этом правительство значительно сокращает лимиты на добычу газа в связи с участившимися землетрясениями в северной провинции. Очевидно, что сокращение добычи в Гронингеме скажется не только на Нидерландах, но и на всем энергетическом рынке Европы. Следовательно, переориентация на внешние поставки станет единственным путем обеспечения общеевропейской энергетической безопасности. По крайней мере, пока возобновляемая энергетика не станет системообразующим фактором в европейской энергетике. Кстати, дополнительные риски для энергетической безопасности ЕС могут сформироваться также в связи с “переходным статусом” Шотландии – страны, располагающей значительными нефтегазовыми запасами. Так, если Шотландия все же останется в составе Соединенного Королевства, то неизвестно, по какой логике и руководствуясь какими принципами британцы будут торговать с ЕС.
Что касается экономических интересов России, то они более чем очевидны. Сложившаяся конъюнктура мирового энергетического рынка создает ряд рисков и угроз внешней энергетической политике России. Так, например, согласно оценкам ИЭП имени Е. Гайдара и РАНХиГС, только за январь-июнь 2016 г. экспорт нефти и природного газа из России сократился на 32%, нефтепродуктов — на 46%, а остальные поставки снизились на 15,6% (до $53,7 млрд, это 74,6% от уровня 2014 г.). При этом доля ТЭК в суммарном экспорте снизилась до 58,6% против 65% в первом полугодии 2015-го и 71,9% в январе-июне 2014 года.
Сложившиеся реалии обязывают Россию искать дополнительные экспортные объемы. Поиск этот, вероятно, будет не односторонним. Даже несмотря на “несоответствие духу антироссийских санкций”, как любит повторять немецкий канцлер.
Комментарии читателей (0):