«Новая экономическая нормальность» или взгляд на Китай без розовых очков

Происходящие в последние годы в разных регионах мира события, при всей их противоречивости и разноплановости, позволяют говорить о том, что мир вступает в новую эпоху, подходя к новой экономической (и производной от нее политической) реальности, которую многие называют «новой экономической нормальностью». Такое название не случайно, поскольку основу этой реальности планомерно и целенаправленно создает Китай, руководствуясь обозначенными в октябре 2013 года Председателем КНР Си Цзиньпином новыми принципами развития страны, получившими название «новая экономическая норма».

По сути, это вполне четкий и конкретный план китайского обустройства и освоения всего мира. Формирование «новой экономической нормальности» подразумевает переход к экспорту китайского капитала в реальные активы на мировом рынке; создание новой глобальной финансовой системы с непосредственным участием подкрепленного золотым запасом китайского юаня как одной их важнейших (а в перспективе – главной) мировых валют; сокращение объемов закупок ценных бумаг ФРС США и других западных финансовых институтов; снижение роли иностранных инвестиций в экономике Китая; переориентацию экономического развития страны с экспорта на внутренний рынок; сохранение решающей роли государственных банков как основы для инвестиций в важнейшие инфраструктурные проекты; развитие инфраструктурных проектов типа «один пояс, один путь» по всему миру.

«Новая экономическая нормальность» обозначила вполне конкретные приоритеты внешнеэкономического курса, стимулируя резкий рост инвестиционной активности и дав толчок реализации глобальных проектов, что позволило некоторым экспертам говорить о новом витке китайской экономической экспансии. Впрочем, такие заявления довольно немногочисленны и зачастую не воспринимаются всерьез, поскольку расцениваются как очередная попытка «муссирования тезиса о мифической китайской угрозе» и проявление антикитайской пропаганды. Да, стоит признать, что отчасти такие утверждения верны – говорить о «китайской угрозе» здесь вряд ли следует, тем более, что многие проекты появились в силу необходимости найти эффективное применение недостаточно востребованным и подчас даже избыточным в самом Китае финансовым и производственным мощностям. Это не «прямая и явная угроза», а новая реальность – или «новая экономическая нормальность». Однако, как бы то ни было, факт остается фактом – Китай строит новую инфраструктуру мира, в том числе и в буквальном смысле.

В совместном докладе исследовательской компании Rhodium Group и института исследования Китая Mercator в Берлине утверждается, что Китай будет наращивать объем прямых зарубежных инвестиций с 744 млрд долл. до 2 трлн долл. к 2020 году. Китай наращивает вложения и в Европу. На фоне спада в отношениях между Брюсселем и Москвой инвестиции Китая в Европу в прошлом году подскочили до 18 млрд долл., а взаимный товарооборот превысил 615 млрд долл. Усиление инвестиционного сотрудничества дает китайской стороне повод рассчитывать на возобновление переговоров о создании общей с ЕС зоны свободной торговли. В условиях выхода Великобритании из Евросоюза активизация сотрудничества с Китаем и более активное привлечение китайских инвестиций может оказаться «спасительной соломинкой» для ЕС, стоящего перед угрозой замедления экономического роста. При этом вполне вероятно, что аналогичное соглашение Китай будет продвигать и с Великобританией, где присутствие китайского капитала весьма значительно. Стоит также учитывать, что Великобритания рассматривается как конечный пункт Нового Шелкового пути и неслучайно в совместном заявлении об углублении китайско-европейских отношений, опубликованном во время визита Си Цзиньпина в штаб-квартиру ЕС в 2014 году, большое внимание было уделено инициативе «экономического пояса Шелкового пути».

Масштабы китайского участия в инфраструктурных проектах иначе как глобальными не назовешь. Китай инвестирует 42 млрд долларов в строительство в Пакистане железнодорожной высокоскоростной магистрали Кашгар–Гвадар, одновременно финансируя строительство высокоскоростного шоссе, нефтепровода и модернизируя пакистанский порт Гвадар, Также в Пакистане строится АЭС с двумя новыми реакторами китайской разработки мощностью 1 млн кВт. В Юго-Восточной Азии китайцы строят сеть железнодорожных высокоскоростных магистралей, которые будут соединять Китай с Лаосом, Мьянмой, Таиландом, Вьетнамом и Сингапуром, при этом входящую в данную сеть магистраль от Китая до лаосской столицы Вьентьяна планируется в перспективе продлить до побережья Индийского океана. Если посмотреть на другое направление, можно увидеть проект скоростной железной дороги из Китая в Иран через Казахстан, Киргизию, Узбекистан и Туркменистан с перспективой ее продления до Персидского залива, а также возможным выходом по другому направлению на Турцию.

Не остаются без китайского внимания и другие континенты. Так, Китай активно помогает Африканскому союзу в строительстве автомобильных и железных дорог и аэропортов, которые должны связать единой цепью все 54 страны Африки. Китайские инвестиции уже получили порядка двух тысяч африканских проектов, в том числе в сфере сельского хозяйства, строительство инфраструктуры, развития логистики, создания предприятий в обрабатывающей промышленности. При этом характерной особенностью китайских вложения является отсутствие каких-либо политических требований, что выгодно отличает китайцев от представителей Запада. На самом деле, такой подход позволяет Китаю добиваться получения военно-политических дивидендов, ничего не прося – получатели китайской помощи сами оказывают Пекину ответную услугу. В частности, Китай строит в Джибути свою первую зарубежную военно-морскую базу на берегу Баб-эль-Мандебского пролива, на входе в Красное море. Стратегическое значение этой базы трудно недооценить, ведь она расположена на основном пути морских перевозок между Индийским океаном и Европой, по которому идут углеводороды, контейнерные и другие грузы.

В дополнение к этому стоит отметить еще два проекта, имеющих глобальное стратегическое значение. Прежде всего, это Никарагуанский канал, который пройдет от Тихого океана к Атлантике через озеро Никарагуа. Его длина составит почти 280 км, глубина – около 27 м, ширина будет в пределах 226–530 м. Строительство обойдется Китаю в 40 млрд долл. Предполагается, что после открытия он возьмет на себя 3,9% международного оборота морских грузоперевозок. Кроме того, обращает на себя внимание и проект строительства канала через перешеек Кра в Таиланде длиной 100 км и глубиной 26 м. Канал Кра позволит Китаю взять под контроль треть морских перевозок нефти и четверть всех грузовых перевозок мира.

Не менее значительны и проекты в Южной Америке – помимо грандиозного строительства канала в Никарагуа стоит отметить также, что Китай намерен выделить порядка 250 млрд долларов за 10 лет для реализации своих проектов в Перу и Бразилии. В частности. Речь идет о строительстве плотин, разработке рудников, проектах в сфере сельского хозяйства, нефтеразведке, освоении рек, а также строительстве высокоскоростной железнодорожной магистрали протяженностью 5311 км через весь континент.

Примечательно, что одним из направлений китайской инвестиционной активности являются США, которые планомерно встраиваются Китаем в формируемую им «новую экономическую нормальность». За последние годы китайцы резко активизировали скупку активов на территории США – их расходы на эти цели возросли со 100 млн долларов в 2009 году до более чем 5 млрд долларов, затраченных только за первое полугодие этого года.

Пока США наращивали внешний долг и играли на биржах, Китай развивал реальный сектор. Сейчас американский экспорт почти вдвое меньше импорта, а по объемам своего экспорта США уже уступают не только Китаю, но и Германии. Если раньше производство давало 80% прибыли, генерируемой американской экономикой, то вплоть до недавнего времени свыше 50% прибыли порождалось в финансовой сфере. Развитие реального сектора экономики США в результате неолиберальных реформ замедлилось, хотя в последнее время вновь показывает признаки оживления. Как показало сенатское расследование, Китай поставляет свыше миллиона различных видов деталей в оборонную промышленность США, а на первую позицию в списке статей китайского экспорта в США вышло компьютерное оборудование, тогда как список американского экспорта в Китай, по данным U.S. News & World Report, возглавляют металлолом и отходы.

Для дополнения этой картины необходимо добавить, что в 2040 году заканчивается срок действия международного соглашения об экстерриториальном статусе Антарктиды, и Китай усиленными темпами готовится вступить в схватку за эти территории, открывая там одну постоянную станцию за другой. К 2016 году Китай открыл в Антарктиде пять постоянных станций и в ближайшие годы планирует увеличить их число до десяти.

Развитие Китая ограничивается в первую очередь недостаточным количеством месторождений нефти и природного газа и нескольких видов полезных ископаемых: бокситов, хрома, марганца, меди, никеля и железа. Китай стал самым крупным импортером нефти в мире: 6,1 млн барр. в день. Потребность в нефти Китай покрывает за счет импорта из 14 основных стран, на первых трех местах находятся Саудовская Аравия (16%), Ангола (13%) и Россия (11%). Китай имеет незначительные запасы натурального газа, но обладает крупнейшими в мире ресурсами сланцевого газа (36,1 трлн куб. м), активно развивая его добычу. В 2015 году Китай добыл 5 млрд куб. м, выйдя на второе место в мире. Основными поставщиками газа в Китай являются Туркмения, Россия, Бирма и Иран. Более 60% туркменского газа поставляется в Китай по трем газопроводам. В стадии ввода четвертый. После его ввода Туркмения будет поставлять в Китай 60 млрд куб. м газа (сейчас – 40 млрд).

Китай имеет самые крупные в мире запасы по доброму десятку полезных ископаемых, добывает их больше всех в мире, являясь единственной в мире сырьевой супердержавой (отнюдь не Россия!), но, тем не менее, вынужден импортировать несколько видов минерального сырья. Поэтому есть вероятность, что в перспективе российское место в списке поставщиков сырья для Китая будет сводиться к поставкам никеля и, возможно, меди, поскольку проблему с нефтью КНР может в будущем решить за счет внедрения новых технологий добычи сланцевой нефти, по ресурсам которой он находится на четвертом месте в мире. Собственно, Китай уже начал осваивать свои ресурсы сланцевого газа, добыв в 2015 году 5 млрд куб. м, и планирует к 2025 году произвести 100 млрд куб. м. При этом при добыче сланцевого газа китайцы используют собственное оборудование и технологии. Можно предположить, что в ближайшие три года Китай начнет добывать и сланцевую нефть.

Обозначившееся в последние годы замедление темпов экономического роста КНР, позволившее ряду экономистов говорить об угрозе обвала китайской экономики, не должно вводить в заблуждение – в натуральном выражении рост экономики, даже с учетом более низких темпов, превышает показатели предыдущих лет и. тем более, намного превосходит показатели других стран. Китай продолжает реформы, которые можно считать беспрецедентными не только по масштабам, но, в первую очередь, по поставленным задачам. Успех этих реформ во многом связан с финансированием за счет государственных банков. под контролем которых находятся 90% финансов Китая, наличием единого координирующего центра, а также сочетанием долгосрочного стратегического государственного планирования с преимуществами, предоставляемыми развитием высокомобильного частного бизнеса.

Ситуация идет к тому, что мир может разделиться на две части: Китай и все остальные, поскольку во многих отраслях реального сектора экономики на долю КНР приходится порядка 50 процентов мирового промышленного производства. Долгие годы Китай обустраивался сам, построив самое большое в мире количество высокоскоростных железных и шоссейных дорог, самые большие в мире мосты и плотины, аэропорты и вокзалы, утроив урожайность почти по всем сельхозпродуктам и создав общество «средней зажиточности». Теперь, следуя обозначенному Си Цзиньпином плану построения «новой экономической нормальности», Китай принялся за обустройство и освоение всего мира.

В этих условиях особое значение приобретает выстраивание новой стратегии России. Выбор, честно говоря, невелик, поскольку, выбирая из двух зол, единственным вариантом является лавирование между ними – между Востоком в лице Китая и Западом в лице США и, в меньшей степени, ЕС.

Искусство этого лавирования настоятельно требует реальной оценки интересов и перспектив. Нам надо смотреть на существующую реальность и будущее российско-китайских отношений не через «розовые очки» декларируемого стратегического партнерства и «поворота на Восток», а сквозь призму российских национальных интересов и трезвых оценок интересов Китая, США и ЕС.

Как все прекрасно понимают, наш «поворот на Восток» случился вследствие резкого охлаждения отношений с Западом. На самом деле, у России не было выбора. И мы вдруг решили, что отношения с Китаем резко «перезагрузятся» и приведут к потоку инвестиций, которые китайцы с радостью предоставят для реализации мегапроектов типа газопровода «Сила Сибири» и высокоскоростная железная дорога, что потянет за собой получение средств на менее масштабные но не менее значимые проекты. Но реальность оказалась несколько иной.

Руководитель Школы востоковедения Высшей школы экономики профессор Алексей Маслов подсчитал: вместо инвестиций на сумму 30 миллиардов долларов, которые ожидались в результате сотрудничества с Китаем, реально мы получили 800 миллионов. И дело здесь не в том, что китайцы не хотят инвестировать в Россию, и даже не в том, что мы делаем что-то неправильно. Все дело в разнице наших подходов. У нас принято считать, что друзья-союзники-партнеры должны помогать друг другу во всем, тогда как китайцы все оценивают без эмоций и сугубо рационально: выгодно или не выгодно. И не стоит, как это у нас иногда бывает, обвинять Китай в том, что он нас в чем-то подводит – на самом деле, китайцы нам ничего не обещали и не обещают, просто мы довольно часто выдаем желаемое за действительное.

России необходимо научиться работать с Китаем в новых условиях, в условиях формируемой Пекином «новой экономической нормальности», чтобы не встраиваться в нее, а пытаться присоединиться к ее строительству. Для этого надо осмыслить и здраво оценить, на чем базируется наше сотрудничество с Китаем и каковы наши реальные возможности.

По сути, российско-китайские экономические отношения всегда основывались на торговле ресурсами. В 2014 году нефтегазовые ресурсы и лес составляли 70 процентов российского экспорта в Китай, тогда как при этом импортировали мы их КНР машинно-техническую продукцию, конечную текстильную, продукты глубокой химической переработки. В наибольшей степени ситуация, при которой Россия поставляла в Китай первичное сырье, а там производили продукцию с высокой прибавочной стоимостью, была характерна в 1990-х – начале 2000-х годов, но со временем эта модель стала себя исчерпывать, но не за счет того, что Россия резко увеличила собственную переработку, а в силу того, что Китай стал снижать свою зависимость от российских природных ресурсов, наращивая сотрудничество сырья, в первую очередь, углеводородов, в других странах. Более того, от простых закупок нефти китайцы перешли к приобретению целых нефтепромыслов, например, в Казахстане, Канаде, Австралии.

Порой возникает ощущение, что в России до сих пор воспринимают Китай таким, каким он был лет 20 назад – технологически отсталым и готовым на любые соглашения, глядя на китайцев сверху вниз и рассчитывая, что они должны быть только рады, что мы наконец-то обратили на них внимание и готовы с ними сотрудничать. На самом деле все совсем наоборот.

Мы рассчитывали, что Китай станет основой нашего импортозамещения, но наши предложения не оказались для китайцев чем-то эксклюзивным. Многие проекты оказались при всей привлекательности идей плохо проработанными в деталях, в связи с чем за последние годы удалось найти довольно мало серьезных точек соприкосновения. Как отмечает профессор Маслов, Китай показал себя таким, какой он и есть на самом деле: очень прагматичной страной, которая хорошо считает деньги. Поэтому в прошлом году, несмотря на все наши ожидания, Китай не стал серьёзно инвестировать в Россию, хотя начал переговоры о покупке крупных предприятий, причём нефтегазовых (например, доля в «Ямал-СПГ»). То есть, китайцы, в первую очередь, делают инвестиции в будущее. Вообще, нынешняя стратегия экономического развития КНР очень напоминает прежнюю американскую, когда США захватывали перспективные рынки сырья и природных ресурсов. Так, Пекин активно дает кредиты другим странам, которые потом попадают в зависимость от Китая. Такое же практиковали Соединенные Штаты в Латинской Америке, поставив страны этого в зависимость от себя. Отличие китайской стратегии от американской в том, что Китай не проявляет агрессивность в военном плане и не увязывает предоставление кредитов с политическими условиями. В то же время, Пекин довольно эффективно работает в плане создания прокитайского лобби в разных странах, используя, в том числе китайскую диаспору и созданные за рубежом предприятия с участием китайского капитала.

Один из недостатков российского подхода к развитию экономического сотрудничества с Китаем заключается в том, что мы верим, что наши отношения стратегического партнерства в политической сфере носят эксклюзивный характер и автоматически проецируем это на отношения в экономической области. Между тем, эта эксклюзивность – не более чем миф, который мы сами выдумали и в который только мы и верим. Безусловно, политическое взаимодействие с Москвой очень важно для Пекина, поскольку он испытывает немалые проблемы в отношениях с США и их союзниками. Действия Китая в Южно-Китайском море привели к тому, что на него многие стали смотреть как на агрессивную страну. Ситуация осложняется еще и решением Гаагского суда по иску Филиппин о том, что КНР не имеет права претендовать на территории в ЮКМ, учитывая, что Пекин уже заявил, что не признает это решение. В этих условиях Китаю нужна политическая поддержка со стороны России или, как минимум, визуальное обозначение того, что такая поддержка есть. В частности, в таком качестве вполне можно представить предстоящие в сентябре российско-китайские военно-морские учения «Морское взамодействие-2016», которые будут проходить как раз в Южно-Китайском море. То есть, Китай, стремясь показать, что у него довольно широкий фронт партнёрства, разыгрывает российскую карту так же, как мы – китайскую.

Впрочем, как показали итоги недавнего визита в Китай президента России Владимира Путина, сдвиги в российско-китайском экономическом взаимодействии все же есть, и отмечены они по тем направлениям, в которых интересы обеих сторон совпадают. По итогам визита было подписано порядка 30 соглашений, среди которых стоит выделить следующие:

1. Подписаны протоколы о фитосанитарных правилах для поставок в КНР российских пшеницы, кукурузы, риса, соевых бобов и рапса. Китай, нуждающийся в зерновых, производство которых по ряду позиций сегодня в России дешевле, разрешил импорт пшеницы из Алтая, Красноярского края, Новосибирской и Омской областей. Соответственно, крупные китайские заказы обеспечат развитие этой российской отрасли и транспортной инфраструктуры Сибири.

2. Россия предлагает для приватизации более 19 процентов акций «Роснефти» и два места в правлении госкомпании, и Китай рассчитывает на преференции в борьбе с Индией за эти акции и места. Так, между «Роснефтью» и китайской CNPC заключен контракт на поставку 325 миллионов тонн нефти в течение 25 лет. «Роснефть», по данным Reuters, продаст 20 процентов компании «Верхнечонскнефтегаз» китайской Beijing Gas. Кроме того, китайская компания Sinopec купит 49 процентов акций «Роснефти» в разработке Юрубчено-Тохомского и Русского месторождений. Будет построен завод с объемом выпуска 3 миллиона тонн нефтехимической продукции. Также компания ChemChina выступит инвестором в «Восточной нефтехимической компании» (ВНХК). В свою очередь, «Роснефть» продолжит работа над Тяньцзиньским нефтеперерабатывающим и нефтехимическим комплексом, в котором российской корпорации принадлежат 49 процентов акций. По сути, в условиях резкого охлаждения отношений России с Западом переориентация на Китай стала спасительным выходом для российской нефтегазовой отрасли, что вполне соответствует как нашим интересам, так и интересам Китая, нуждающегося в стабильных поставках углеводородов по наземному маршруту, поскольку морские поставки сопряжены с множеством рисков, включая угрозу военной блокады. Примечательно, что в ходе визита в КНР президент РФ Владимир Путин также акцентировал внимание на том, что строительство газопровода «Сила Сибири» идет по графику, а первая очередь «Ямал СПГ» будет пущена в 2017 году.

3. В рамках продвигаемого Китаем проекта «Нового Шелкового пути» стороны договорились о работе над проектом высокоскоростной трассы Москва-Казань стоимостью около 1 триллиона рублей с перспективой строительства аналогичной магистрали «Москва-Пекин».

4.Банк России и Народный банк Китая подписали меморандум о создании в России расчетно-клирингового центра по операциям в юанях. Сейчас доля таких операций составляет девять процентов, и поставлена задача увеличить ее до 20 процентов.

5. Начато обсуждение вопроса о создании зоны свободной торговли между Евразийским экономическим союзом (РФ, Белоруссия, Казахстан, Армения, Киргизия) и Китаем в рамках сопряжения ЕАЭС и китайского «Нового Шелкового пути». Предполагается, что сначала для этого будет создано представительство Китая при комиссии ЕАЭС для проработки условий формирования зоны свободной торговли. Впрочем, это долгоиграющая тема, поскольку какой-либо нормативно-правовой базы пока еще нет.

6. Достигнуты соглашения о разработке широкофюзеляжного магистрального самолета и гражданского перспективного тяжелого вертолета, а также начата проработка 58 различных сделок и договоров на общую сумму около 50 миллиардов долларов.

Но при всем этом достигнутые соглашения являются, в первую очередь, дополнением к политическим отношениям, которые в случае с Россией и Китаем намного превосходят уровень экономического взаимодействия. Как отмечает Николай Котляров, директор российско-китайского центра Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, «нельзя сказать, что масштабы нашего инвестиционного сотрудничества гигантские, поэтому и ставится задача это все активизировать».

Однако не стоит рассчитывать, что исходя из хороших политических отношений Китай резко начнет инвестировать средства в развитие российской экономики. Китай заботится, как и должен, исключительно о своих национальных интересах. И вполне естественно, что в условиях нашей политической и экономической заинтересованности в активизации сотрудничества с Китаем он использует это для достижения собственных целей.

Стоит, в частности, обратить внимание на последние российско-китайские договоренности в области авиастроения. Так, известный проект по созданию широкофюзеляжного пассажирского лайнера должен помочь предприятиям обеих стран конкурировать с авиаконцернами ЕС и США. Изначально в этой области мы с Китаем находимся в разных «весовых категориях» – Россия пытается восстановить свои позиции на международном рынке самолетостроения, а Китай только формирует собственную производственную базу. Но при всем этом наши интересы совпали, так как обеим странам нужно производство новых современных самолетов. При этом главной проблемой Китая является производство авиадвигателей, что обуславливает его явную заинтересованность в сотрудничестве с Россией. Возникает вполне логичный вопрос: может ли китайская корпорация COMAC, получив доступ к российским технологиям в области машиностроения, самостоятельно построить широкофюзеляжный лайнер? Очевидно, может и, скорее всего, изначально на это нацелена. Так работают многие китайские компании и подтверждений этому имеется немало – достаточно вспомнить, как китайцы скопировали высокоскоростные пассажирские составы компании Siemens, которые после небольшой доработки превратились в «исключительно китайский продукт». В случае с лайнером все прекрасно понимают, что может произойти такая же история, но здесь, собственно, нет выбора – без двустороннего сотрудничества новый лайнер просто не построить.

Интересен и показателен также другой проект – о разработке и строительстве нового тяжелого вертолета AHL (Advanced Heavy Lifter), соглашение о котором подписали холдинг «Вертолеты России» и китайская корпорация AVIC. Китай еще ни разу самостоятельно не разрабатывал вертолет «с нуля», а весь его вертолетный парк состоит из экспортных версий советских и французских вертолетов, построенных по лицензии и модифицированных китайскими специалистами. Согласно подписанному соглашению, «Вертолеты России» предоставят технологии, а также разработает техническое предложение и отдельные системы новой машины, а AVIC будет заниматься организацией и реализацией программы. Примечательно, что российская сторона предоставила китайцам права на проектирование, постройку опытных образцов, проведение всех видов испытаний, сертификацию и производство нового вертолета. Если называть вещи своими именами, можно говорить, что мы просто подарили китайцам перспективный вертолет. Однако можно выразиться и по другому, в том духе, что соглашение о совместном строительстве вертолета AHL является российским актом доброй воли по отношению к китайским партнерам, благодарностью за экономическую поддержку, оказанную в том числе в виде покупки нефти и в участии в амбициозных транспортных проектах на территории РФ.

Между тем, говоря о перспективах привлечения китайских инвестиций в Россию, необходимо четко понимать, что китайцы предпочитают инвестировать средства исключительно в проекты, реализуемые за рубежом созданными там компаниями с участием китайского капитала, причем во многих случаях получателями инвестиций являются компании, созданные за границей самим китайским инвестором. Что же касается предоставления средств для проектов, реализуемых иностранными компаниями, то в этом случае обычно речь идет не об инвестициях как таковых, а о выделении кредитов, причем в большинстве случаев с обеспечением. При этом нередко предоставление кредитных средств увязывается с рядом условий – в зависимости от сферы деятельности, это может быть участие китайских поставщиков оборудования или материалов, использование китайской рабочей силы, привлечение в качестве субподрядчиков компаний с участием китайского капитала и т.п. Масштабные же инвестиции в крупные инфраструктурные проекты за рубежом, например, строительство железных дорог, обычно осуществляются под правительственные гарантии и/или на условиях концессии.

Характерным примером этого можно считать проект создания предприятия по переработке морепродуктов в канадской Британской Колумбии, в который намерены инвестировать средства представители китайской Зоны экономического и технологического развития Циньхаундао (QETDZ), планирующие приобрести около 1000 акров земли в местной зоне развития. Особенностью этого проекта является то, что представители QETDZ собираются приобрести этот земельный участок у компании Taisheng Investments, созданной в Канаде китайским капиталом. Taisheng Investments в 2014 году приобрела у города Террас 2000 акров земли за CAD $ 12,4 млн ( $ 9,5 млн) и создала на этой территории зону промышленного развития Skeena (Skeena Industrial Development Zone), планируя организовать здесь переработку люцерны, а также морепродуктов. При этом Taisheng Investments фактически представляет в Канаде интересы Зоны экономического и технологического развития Циньхаундао, руководство которой в настоящее время создало группу для продвижения проекта и привлечения новых китайских инвесторов.

Данные обстоятельства следует учитывать при обсуждении вопросов о возможном привлечении китайских инвестиций в развитие рыбопереработки на Дальнем Востоке России. Сейчас Китаю невыгодно инвестировать в российскую рыбоперерабатывающую отрасль, создавая себе еще одного конкурента. В КНР за долгие годы сформировалась своя база, обеспечивающая производство из российского рыбного сырья готовой продукции с высокой добавочной стоимостью, и это не только экономически выгодная отрасль, но и социально значимая. Даже в условиях роста стоимости рабочей силы в Китае, делающего, казалось бы, выгодным перенос перерабатывающих мощностей на Дальний Восток России, китайцы предпочитают переносить их в приграничный с РФ и КНДР Хунчунь, стремясь снизить расходы на транспортировку сырья за счет близости российской границы и порта Зарубино, а также уменьшить затраты на рабочую силу за счет привлечения северокорейской рабочей силы.

Однако в России многие предпочитают этого не замечать и не считают китайские планы по развитию собственной рыбопереработки на базе российского сырья угрозой нашим планам создания рыбных кластеров на Дальнем Востоке. Более того, некоторые даже заявляют, что эти китайские программы выгодны для России, поскольку помогут развитию отечественных портов и транспортной инфраструктуры, обеспечивающей поставки российского рыбного сырья в КНР. Примечательно, что встречаются заявления о том, что какие-либо публикации о возможной угрозе планам России по развитию своей рыбопереработки в связи с реализацией указанных китайских проектов являются политически ангажированными и наносят вред развитию российско-китайских отношений. Такая позиция, к сожалению, довольно ясно характеризует подход к оценке отношений России с Китаем значительной части российского экспертного сообщества, смотрящего на Китай исключительно сквозь «розовые очки» и упорно не желающего видеть окружающее незамутненным взором, оценивая происходящее сквозь призму здорового прагматизма.

Надо, наконец, избавиться от иллюзий, перестать верить в созданные нами самими мифы и признать, что с экономической и во многом с технологической точки зрения нынешние позиции России и Китая зеркальны позициям Китая и СССР – сейчас мы находимся в роли «младшего партнера». Только четкое и полное понимание этого даст нам возможность начать постепенно менять ситуацию в своих интересах, в том числе используя китайскую «новую экономическую нормальность». Ведь на самом деле важно не столько то, что мы продаем, а то, куда направляются полученные ресурсы. Если они будут идти на создание промышленной базы на Дальнем Востоке, то мы постепенно будем снижать свою зависимость от китайских поставок и производить все сами, поставляя конечную продукцию в тот же Китай. Сейчас, учитывая девальвацию рубля, Дальний Восток по себестоимости рабочей силы вполне может конкурировать с КНР, и многие товары сегодня выгоднее производить в России, чем в Китае.

Самый здравый путь в этих условиях – стимулировать китайцев к созданию производств в России, аналогично тому, как раньше западные компании создавали производства в Китае. Для этого необходимо, чтобы условия у нас были не просто сопоставимы с условиями в других странах региона (например, в том же Вьетнаме, где китайцы активно создают новые производства), а намного выгоднее – как с точки зрения себестоимости производства, так и с точки зрения упрощения многочисленных формальных процедур, налогообложения, защиты инвестиций, логистики и т.д.

Этот процесс, собственно, уже начинается – ведется, в частности, обсуждение возможностей переноса некоторых производств из КНР в созданные на Дальнем Востоке территории опережающего социально-экономического развития. Для нас здесь важно не гнаться за количеством, а добиться того, чтобы эти производства были и экологически чистыми, и технологически развитыми.