Дж. Шарп и его последователи пошли по пути универсализации и инструментализации учения о ненасильственной борьбе. Они решили довести эту доктрину до уровня технологии, обеспечивающей применение гуманитарного оружия Востока против него самого. Как отмечал сам Дж. Шарп в разговоре с Р.Л. Хелви, «стратегическая ненасильственная борьба касается овладения политической властью и лишения ее других. Она не имеет отношения к пацифизму, моральным или религиозным верованиям». Если М.К. Ганди считал опасной идею «искать свое спасение, ориентируясь на внешние силы и на помощь из-за рубежа», то последователи Дж. Шарпа прибегают к последней без малейших колебаний.
Как отмечал профессор МГИМО М.А. Хрусталев, до президентства Р. Рейгана традиционным внешнеполитическим курсом США была поддержка военных диктатур (в частности, в Латинской Америке). После этого линия изменилась, и, уходя со своего поста, этот руководитель американского государства подчеркнул, что при нем в мире было снято сорок диктатур. Такое изменение внешней политики востребовало теорию и практику «мирных революций».
В 1983 г. Дж. Шарп создал Программу ненасильственных действий при Центре международных отношений Гарвардского института. <…> Параллельно этот политолог организовал в Бостоне Институт Альберта Эйнштейна, ведущий активную практическую деятельность с конца 1980-х гг. Первым крупным «клиентом» стал Демократический альянс Бирмы. В этой стране, ныне именуемой Республика Союз Мьянма, технологи «ненасильственного сопротивления» работали не один год. Именно здесь к ним присоединился Р.Л. Хелви. Также сотрудники этого института работали с прогрессистской партией Тайваня и со сторонниками Далай Ламы, участвовали в свержении М. Норьеги в Панаме. За две недели до начала печально известных событий на площади Тяньаньмэнь Дж. Шарп и Б. Дженкинс прибыли в Пекин.
Одним из самых успешных проектов института Альберта Эйнштейна стала поддержка сепаратистских движений в советской Прибалтике. Как сказано в работе самого Дж. Шарпа, в Литве, Латвии и Эстонии активно распространялась его книга «Гражданская оборона: поствоенная оружейная система», а сам автор вместе со своим сотрудником Б. Дженкинсом работали в этих республиках в ноябре – декабре 1991 г. Впоследствии это пособие было издано в Латвии с предисловиями бывшего и действующего министров обороны этой республики. <…>
Как правило, американское правительство использует для проведения своих политических мероприятий целый пул взаимосвязанных и частично конкурирующих некоммерческих организаций. Не является монополистом в своей области и Институт Альберта Эйнштейна. Международный центр ненасильственных конфликтов, руководимый доктором П. Аккерманом и бывшим военным Д. Дювалем, также «развивает и поощряет использование гражданской ненасильственной стратегии». <…>
Р.Л. Хелви определяет массовое неповиновение как «ненасильственную борьбу (протест, отказ от сотрудничества), решительно и активно применяемую в политических целях». По словам Дж. Шарпа, этот термин призван отграничить ненасильственную борьбу от пацифизма и морального или религиозного «непротивления». Речь идет о намеренном вызове власти, отказе от повиновения. Эта технология применяется в политической сфере, целью ее является политическая власть. Термин используется, чтобы обозначить действия, помогающие перехватить у диктатуры контроль над государственными институтами.
Дж. Шарп полагает, что «политическая власть в конечном счете базируется на социальном сотрудничестве и действиях масс, но не на насилии». Он утверждает: «Когда ненасильственные акции осуществляются большим количеством людей и основными институтами общества, они способны парализовать и даже разрушить то, против чего направлены». Казалось бы, мирное движение должно быть заинтересовано в достижении консенсуса с властью путем переговоров, однако Дж. Шарп относится к этому способу разрешения конфликтов крайне скептически. Он допускает переговоры лишь как тактическое средство: «Если демократы согласятся прекратить сопротивление в ответ на приостановку репрессий, их может ждать разочарование. Так бывает очень редко». <….>
Р.Л. Хелви, приступая к характеристике «стратегического ненасильственного сопротивления», использует характерную для него милитаристскую аналогию: «Военная победа достигается разрушением потенциала оппонента и (или) его воли продолжать бой. В этом отношении ненасильственная стратегия отличается от вооруженного конфликта лишь тем, что применяются совсем другие системы вооружения». В другом месте он пишет: «Так же, как артиллерия изменила природу войны во времена Макиавелли, технология дала нам возможности изменить способ ведения ненасильственных конфликтов. Компьютеры, доступ в Интернет, мобильные и спутниковые телефоны, программы шифрования, телевидение и радио – главные орудия ненасильственной борьбы».
Дж. Шарп утверждает, что начало «ненасильственного сопротивления» требует решения четырех первоочередных задач: «укрепить в угнетенном населении решимость, уверенность в себе и способность к сопротивлению; укрепить независимые социальные группы и институты угнетенного народа; создать мощное внутреннее сопротивление; подготовить разумный стратегический план и умело претворить его в жизнь». Также он называет «три важнейших фактора, определяющие, до какой степени власть правительства будет оставаться бесконтрольной, таковы: 1) относительное желание населения устанавливать границы его власти; 2) относительная сила независимых организаций и институтов, стремящихся перекрыть источники силы; 3) относительная способность населения отказывать властям в согласии и поддержке».
«Стратегическое ненасильственное сопротивление» отнюдь не является спонтанным творчеством масс. Как подчеркивает Р.Л. Хелви, «это не «хэппенинг», а хорошо спланированная и исполненная стратегия разрушения диктатуры». Борьба предполагает выработку и последовательную реализацию генеральной стратегии, которая конкретизируется в стратегии, тактике и методах. Прежде всего, стратегам необходимо ответить на ряд вопросов: «что мешает добиться свободы? что поможет ее достигнуть? какие стороны диктатуры особенно сильны? каковы ее слабости? насколько уязвимы источники ее силы? каковы сильные стороны демократов и населения в целом? каковы слабости демократических сил и как их преодолеть? каков статус третьих сторон, непосредственно не вовлеченных в конфликт, которые помогают или могли бы помочь либо диктатуре, либо демократическому движению?».
Стратегическое планирование «требует глубокого понимания всей ситуации конфликта, включая физические, исторические, правительственные, военные, культурные, социальные, политические, психологические, экономические и международные факторы. Стратегии можно разрабатывать только в контексте конкретной борьбы и ее фона». Именно поэтому «нельзя создать стратегического плана, который подошел бы ко всем освободительным движениям. Любая борьба за свержение диктатуры и установление демократии будет чем-то отличаться». Действительно, как отмечал еще Г.В.Ф. Гегель, у каждого народа «оказываются такие особые обстоятельства, каждая эпоха оказывается таким индивидуальным состоянием, что… необходимо и возможно принимать лишь такие решения, которые вытекают из самого этого состояния».
Говоря о качествах, необходимых стратегам, к милитаристской аналогии прибегает уже сам Дж. Шарп: «Чтобы готовить военную стратегию, армейские офицеры разбираются в структуре, тактике, логике, амуниции, географических особенностях и т.п.; точно так же, разрабатывая план ненасильственного неповиновения, надо понимать природу и стратегические принципы ненасильственной борьбы. Однако знания сами по себе стратегии не создадут. Чтобы сформулировать стратегию борьбы, нужны информация и творческий дух». Неэффективность шаблонных подходов и стереотипных решений обусловлена тем, что «конфликт, где применяется политическое неповиновение, – постоянно меняющееся поле битвы действий и противодействий».
Важнейшая роль в успехе «демократического движения» отводится ослаблению и подрыву шести опор власти, названных в первом параграфе данной главы. Если Н. Макиавелли призывал мудрого государя «принять меры к тому, чтобы граждане всегда и при любых обстоятельствах имели потребность в государе и государстве», то Дж. Шарп предлагает «борцам против диктатуры добиваться прямо противоположного: «развитие автономных (социальных, экономических, политических, культурных) институций последовательно расширяет «демократическое пространство» и сужает контроль диктатуры». В некоторых случаях он считает возможным создание «параллельного» («альтернативного) правительства, которому будут готовы подчиниться население и гражданские институции. «Тогда диктатура постепенно, но с все возрастающей скоростью лишается свойств правительства».
Если французские студенты в 1968 г. бунтовали под лозунгом: «Будьте реалистами – требуйте невозможного!», то «стратегической ненасильственной борьбе» такой подход чужд. Дж. Шарп призывает оппозиционеров не переоценивать свои силы (чтобы избежать, в частности, повторения событий, произошедших в 1989 г. на площади Тяньаньмэнь). Если «лобовая атака» неспособна на данном этапе борьбы привести к желаемому результату, политолог рекомендует прибегнуть к «стратегиям выборочного сопротивления». <…>
Дж. Шарп подчеркивает, что оппозиция должна использовать «собственные слабости» власти. В их числе он называет следующие характерные черты: «Система может стать инертной, то есть менее способной быстро приспосабливаться к новой ситуации», «Боясь рассердить начальство, подчиненные могут давать неточную или неполную информацию, что мешает диктаторам принимать адекватные решения», «Неумелость и невежество бюрократического аппарата или чрезмерный контроль могут крайне ослабить функционирование системы». Говоря обобщенно, политолог констатирует: «Несмотря на внешнюю силу, все диктатуры имеют слабости – внутреннюю неэффективность, институциональную неэффективность, личную вражду и конфликты между организациями и ведомствами».
В этой связи уместно вспомнить общую закономерность, выделенную Э. Тоффлером: «Каждая система... может действовать лишь с определенной скоростью. Слишком медленно – и она разлаживается; слишком быстро – и она разлетается. Все системы состоят из подсистем, которые подобным же образом функционируют только в пределах определенной амплитуды скорости». Навязывая более высокий темп поединка, оппозиция может получить преимущество, если власть к такому темпоральному режиму не готова. Как указывает В. Швед, в 1990 г. литовский «Саюдис» реагировал на все заявления Москвы в течение суток-двух, тогда как у Москвы эти сроки составляли до двух и более месяцев. По сути, Центр реагировал, когда актуальность проблемы была уже исчерпана.
Также Дж. Шарп рекомендует использовать в своих целях обострение классовых, культурных или национальных конфликтов. Исследователи отмечают, что и в Грузии, и на Украине «для запуска революционного маховика были использованы реальные социальные проблемы и линии напряжения». Действительно, как писал Э. Тоффлер, «когда система… в высшей степени нестабильна, множатся нелинейные эффекты. Большие усилия власти могут дать малые результаты. Незначительные обстоятельства могут инициировать крушение режима. Пережаренный ломтик хлеба может привести к разводу».
Р.Л. Хелви рекомендует вовлекать в «сопротивление» все силы гражданского общества. Он подчеркивает, что почти любые организации «содержат источники силы и обеспечивают структуры для коллективных действий». Это закономерно, ведь, как отмечают В.В. Ильин и А.С. Панарин, общностям «присущи поведенческие черты, формы, не проявляющиеся у индивидов: они становятся не в процессе индивидуальной жизни, а в коллективной взаимообработке, интеракции (умножение слияния персональных энергий, сочетательные рефлексы, подражание, суггестия)».
Говоря об организационной структуре «ненасильственных» движений, Р.Л. Хелви отмечает, что для нее не характерна иерархичность. «Общий способ вмещения различных интересов, возможностей и личностей или оппозиционных групп – создание «зонтичной» организации для целей ведения борьбы. Другой путь – когда последняя создает свое собственное «штабное ядро», которое представляет всех или некоторых членов. Первоначально может быть лучше объединять организации-участники вокруг вопросов, чем пытаться создать унифицированную организацию.
Вместе с тем ближе к концу книги Р.Л. Хелви объявляет ошибочным «мнение, что борьба за демократию требует демократических организационных структур для ведения конфликта. Это ненасильственная, но, тем не менее, война. Она требует строгих лидерства и дисциплины». «Как и на любой войне, принятие решений комитетом нецелесообразно. В идеале, на стратегическом уровне кто-то должен быть ответственным за решение, когда и где кампания будет вестись, тогда как другие индивиды должны отвечать за проведение этих битв и кампаний. На каждом уровне внутри движения задача не должна ставиться без определения лица, ответственного за ее выполнение. Ответственность всегда индивидуальна». При этом автор оговаривает, что единоначалие не отрицает широкого участия в подготовке и представлении рекомендаций для лица, принимающего решения.
Р.Л. Хелви прямо пишет о целесообразности участия в «ненасильственной борьбе» зарубежных специалистов, имеющих богатые знания и навыки. При ответе на неприятные вопросы оппонентов по этому поводу роль иностранцев должна позиционироваться как «необходимая техническая помощь, не имеющая руководящих полномочий и строго подотчетная». Интересно, что для обучения и консультирования новых поколений «борцов за свободу» он рекомендует привлекать «ветеранов ненасильственных конфликтов, зарекомендовавших себя в других странах».
<…>
Технологи «ненасильственного сопротивления» заранее готовятся к тому, что их действия вызовут негативную реакцию властей. Как отмечает Р.Л. Хелви, «ненасильственные акции против репрессивного режима будут часто встречаться насилием. Можно ожидать избиений, пытки, заключения и других санкций (насильственных, экономических и социальных). Однако когда правительство реагирует таким образом, широкая известность таких актов зачастую может быть использована оппозицией для усиления общественной поддержки демократического движения». Для того чтобы снизить эффективность репрессий, стратеги «ненасильственных действий» применяют ряд мер.
Прежде всего, они стремятся переманить «силовиков» и иных должностных лиц на свою сторону. На полицейских Р.Л. Хелви предлагает воздействовать через их друзей и родственников, доводя до них мысль, что оппозиция не рассматривает стражей порядка как врагов, если те готовы содействовать сопротивлению. Сложнее установить контакт с армией, потому как воинские части нередко дислоцированы вдали от места жительства солдат, а в среде офицеров преобладают, как правило, патриотизм и консерватизм. Однако и эту задачу автор не считает невыполнимой, приводя в качестве примера отказ сербских войск выступить в защиту С. Милошевича. Р.Л. Хелви прямо не пишет о работе, осуществляемой в спецслужбах, однако, как отмечает К.Д. Чиверс, главную роль в победе «оранжевой революции» на Украине сыграл переход на сторону оппозиции офицеров госбезопасности.
Особо важной задачей Р.Л. Хелви считает «вербовку в демократическую оппозицию друзей и родственников ключевых должностных лиц опор поддержки тирана… Тиран должен оказаться перед вопросом о сохранении лояльности ему тех, кто должен арестовывать, устрашать и подвергать жестокому обращению членов собственных семей». Немалое значение придается и работе среди гражданских государственных служащих. Те могут быть полезны движению уже в том случае, если будут просто саботировать работу. Разумеется, еще большую пользу оппозиции принесет получение от них инсайдерской информации.
<…>
Как утверждает Р.Л. Хелви, «подчинение это, главным образом, комбинация привычек, страха и интересов. Привычки и интересы могут быть изменены, а страх – изгнан». Говоря об организации митингов, он требует: «Имейте хороший план, убедитесь, что участники его знают, и имейте лидеров, которые обеспечат его выполнение… Если лидера нет в передних рядах демонстрации, он должен объяснить людям, почему он не там и где он будет… Лидеры должны обсудить меры, которые не дадут людям чувствовать себя в одиночестве. На публичных акциях – таких, как демонстрации, – людей нужно держать достаточно близко друг другу, чтобы прикасаться, пожимать руки и общаться голосом (скандировать, петь и разговаривать)… Ношение похожей одежды и символов – психологические опоры, которые обеспечивают зрительную ассоциацию с другими, кто разделяет те же ценности и убеждения». <…> Говоря о важности сплочения участников движения, Р.Л. Хелви замечает: «Вопреки патриотической риторике… очень мало храбрых действий совершается из любви к свободе, демократии и господству права. Большинство актов героизма продиктовано лояльностью и преданностью товарищам».
Следует подчеркнуть, что для современных социальных экстремистов столкновения с полицией – это не столько нежелательные неприятности, сколько закономерный элемент борьбы, который они стремятся провести по своему сценарию. Жесткие, но при этом непродуманные действия правоохранительных органов могут сыграть на руку экстремистам. <…> Особенно опасна ситуация, когда полиция сначала поддается на провокации, совершая насильственные действия, имеющие обратный эффект, а затем, под воздействием агентов влияния или по иным причинам, столь же бездумно «отыгрывает назад». Несколько циклов такого рода способны существенно усилить позиции экстремистов.
<…>
Р.Л. Хелви специально указывает: нужно привлечь к участию в движении религиозных лидеров. Если же это не удалось, то следует нейтрализовать их влияние. <…>
Уже в 1960-е гг. важным объектом операций американской «психологической войны» стали интеллигенция и молодежь «целевых стран». В частности, осуществлялись программы, которые позволили бы США опереться в Африке на «элиту» местной интеллигенции и будущих политических лидеров. Р.Л. Хелви пишет: «Сырьем” для ненасильственной борьбы являются люди, организованные, тренированные и умело руководимые». Также он отмечает: «В ненасильственных конфликтах, как и в военных, молодежь на передних линиях». При этом отмечает, что для молодежных организаций особенно важна дисциплина, их члены должны соблюдать строгий «код поведения». Полезно вовлекать в «ненасильственную борьбу» и бизнес-сообщество, и рабочий класс (особенно рабочих транспортной и связанных с ней сфер, обеспечивающих перемещение людей, товаров и услуг).
<…>
Литовский ученик Дж. Шарпа А. Буткявичус неоднократно признавал, что жертвы событий, произошедших в январе 1991 г. в Вильнюсе, были изначально запланированы, чтобы оплатить свободу Литвы «малой кровью». В. Ландсбергис в интервью английскому журналисту Д. Прайс-Джонсу также прямо заявил, что для свободы были нужны кровь и герои.
Деятельность по консолидированию активистов сопровождается усилиями по разобщению сторонников действующей власти. Р.Л. Хелви подчеркивает: «Держите в уме – давление своего круга работает в обе стороны и может использоваться как полезный инструмент смены образцов поведения». Как отмечают исследователи, «обывателю навязывается страх оказаться «не нашим»… Количество «наших» растет как снежный ком. Кучка людей, недавно бывшая маргинальной оппозиционной сектой, стремительно обрастает массой последователей и сторонников». При этом ведется работа по дискредитации, шельмованию сторонников сохранения целостности государства, объявляемых «слугами режима». Разворачивается настоящая психологическая война. <…>
Дж. Шарп признает: «Иногда ограниченное насилие неизбежно. Гнев и ненависть к режиму могут вызвать взрыв. Кроме того, некоторые группы могут продолжать насильственные действия, признавая всю важность ненасильственной борьбы. В таких случаях нет необходимости отказываться от политического неповиновения, но нужно как можно дальше развести насильственные и ненасильственные действия». Ученик Дж. Шарпа А. Буткявичус прямо заявил, что является сторонником «комбинированного сопротивления», сочетающего ненасильственные и вооруженные компоненты.
Если Дж. Шарп лишь вскользь упоминает о международной помощи, которая может быть оказана демократическим движениям при наличии «мощного внутреннего сопротивления» (тем самым автор намекает, что «заграница» готова им помочь, но они должны доказать свою состоятельность), то Р.Л. Хелви прямо пишет: международная интервенция способна ослабить режим и ускорить коллапс последнего. Однако необходим четкий стратегический план, реализация которого не позволит местным властям использовать «осадную ментальность» для того, чтобы объединить вокруг себя граждан. Главная роль здесь отводится пропаганде, направленной на подрыв источников силы, – она должна быть применена еще до начала вторжения.
Исход напряженной политической борьбы всегда предсказуем лишь отчасти. Не все определяется ресурсами, многое зависит от воли и целеустремленности противоборствующих сторон. <…>
Стратеги «ненасильственной борьбы» возлагают большие надежды на феномен, именуемый ими «политическим джиу-джитсу». Речь идет об особом процессе, «который может осуществляться в ходе ненасильственной борьбы, меняя баланс сил. Негативные реакции на насильственные репрессии против ненасильственно сопротивляющихся граждан политически оборачиваются против оппонентов, ослабляя их властные позиции и усиливая ненасильственное сопротивление. Это может сработать только когда насилие встречает лишь ненасильственное неповиновение, а не насилие и не отказ от борьбы». В этом случае репрессии оппонентов выглядят в наихудшем свете, что оборачивает против них мнение общественности и в стране, и за рубежом.
Обращает на себя внимание откровенность, с которой Р.Л. Хелви пишет о том, каким образом потенциальные лидеры демократических движений могут найти поддержку за рубежом. Переговоры с иностранными правительствами он рекомендует вести «в терминах общих интересов». В числе доводов, которые могут убедить этих субъектов оказать поддержку ненасильственной борьбе, называются обещания как создать благоприятный инвестиционный климат, так и предоставить воздушное пространство для полетов военной авиации, обеспечить сотрудничество разведок, «а возможно даже предоставить места для размещения внешних сил, если взаимные интересы будут нарушены». Как утверждает автор, удобной площадкой для заявления о требованиях «ненасильственных движений» являются слушания Конгресса США.
Поскольку взаимодействие с правительствами требует особых навыков и возможностей, Р.Л. Хелви также рекомендует взаимодействовать с неправительственными организациями. При этом, однако, следует понимать, что поддержка «ненасильственной борьбы» – отнюдь «не благотворительность, где никто не ожидает возврата. Получающие помощь должны рассматривать предоставленную грантовую поддержку как контракт. Контракт означает, что взамен получатель должен будет «отчитываться» перед донором о количестве членов, установлении системы сообщений, обучающих программах, производстве и распространении печатных материалов или иных показателях, важных для достижения целей гранта… В сфере неправительственных организаций просьб о поддержке значительно больше, чем доступных ресурсов».
Для того чтобы подвигнуть людей к совершению действий, иррациональных по сути и деструктивных по направленности, могут использоваться заведомо недостоверная информация и панические слухи. В некоторых случаях целью последних может быть «снятие» психологических барьеров, препятствующих применению насилия. Исследования этнографов и фольклористов показывают, что «традиция санкционирует лишь насилие, осуществляемое в интересах и по сигналу из прокреативной сферы», то есть для защиты женщин и детей. Логично предположить, что наиболее циничные манипуляторы будут распространять леденящие душу известия о насилии в отношении самых беззащитных. Критически оценивать такие сообщения в условиях высокого эмоционального накала способны лишь единицы.
В декабре 1989 г. репортеры мировых СМИ распространили информацию о резне, якобы имевшей место в румынском городе Тимишоара. Говорили о тысячах погибших. Апофеозом было сообщение о том, что "головорезы Чаушеску" якобы ворвались в родильный дом и вспороли животы находившимся там беременным женщинам. К репортажам прилагались фотографии. После того, как власть перешла к оппозиции, а супруги Чаушеску были расстреляны, выяснилось, что женщины умерли во время родов, а разрезы были связаны со вскрытием. Таким образом, была организована чудовищная инсценировка, имевшая вполне понятную политическую направленность.
Инцидент в Тимишоаре не был единственным в своем роде. В.Н. Швед ссылается на свидетельские показания граждан, имевшиеся в материалах дела, возбужденного по факту событий у Вильнюсской телебашни в январе 1991 г. Граждане утверждали, что видели трупы, лежавшие на земле еще до прихода советских военнослужащих. М. Коллон приводит факты подобных манипуляций в ходе событий в Югославии. <…>
Думая о «перспективах развития» подобных манипуляций, следует заметить, что чрезвычайно благоприятные условия для них создает сеть Интернет, особенно социальные сети и блоггерские сообщества. Сенсационные сообщения, исходящие якобы от «очевидцев событий», распространяются там с чрезвычайной легкостью. Разумеется, ничто так не способствует распространению заведомо ложной информации и запуску панических слухов, как атмосфера неопределенности, недоверие населения к официальным источникам информации и неэффективность государственной информационной политики.
<…>
Дж. Шарп предлагает определенные меры, направленные на переход после свержения диктатуры к стабильно функционирующей демократии, Р.Л. Хелви советует не переводить критику действующей власти в анархистское русло, не злоупотреблять разжиганием таких сильных эмоций, как ненависть и предубеждение. Правда, при этом он оговаривает, что если последние «лежат на поверхности, то они должны быть направлены скорее против «системы», которая порождает тиранию, чем против групп, которые получают от этого выгоду. И, ограничивая понятие «враг» одной персоной или группой на вершине власти, деструктивные страсти будут способствовать смерти, изгнанию или тюремному заключению лидера».
Несмотря на все благие пожелания, на практике победа «ненасильственных революции» нередко повергает в хаос те страны, где она произошла. Как отмечает российско-украинская группа исследователей, «допустив завоевание власти толпой, которая опирается на внешнюю поддержку, страна попадает в ловушку. Ведь толпа, в отличие от реально созданной в ходе революции элиты, рассеивается, и власть оказывается напрямую связана с оказавшим поддержку «гегемоном».
<…>
Говоря о роли интернет-технологий, нельзя не упомянуть концепт «умной толпы» (smart mob), основоположником которого является Г. Рейнгольд. Речь идет о новой форме социально-культурной организации, самоструктурирующейся при помощи сетевых электронных технологий (особенно беспроводных интернет-коммуникаций). Каждый человек в такой толпе представляет собой узел сети, связанный с другими узлами. Автор подчеркивает: «Узлы и связи – составляющие создаваемых людьми общественных сетей – также являются основополагающими элементами коммуникационных сетей, образуемых оптоволоконными кабелями и беспроводными устройствами. Это объясняет, почему новые технологии связи могут приводить к глубоким социальным изменениям».
<…>
Новейшим проявлением «компьютеризации» является технология «hive» (улей – англ.). Она представляет собой свободный интранет, способный действовать даже при отключении Всемирной сети на территории города или даже целой страны. Речь идет о сети устройств небольшой мощности, использующих диапазон частот, выделенный международными соглашениями для микроволновых печей.
<…>
В. Видеман прямо пишет, что создатели «hive» ранее занимались «разработкой специальных устройств для оснащения американской армии. Там речь шла примерно о том, чтобы снабдить каждого бойца камерой на шлеме, дисплеем и наушниками с микрофоном, включив таким образом в общий контур управления с прямой и обратной связью… Примерно такой армией киборгов должны быть и современные протестные объединения» (выделено нами. – П.К., С.П.). <…>
Разумеется, деятельность специалистов по подрыву целостности государства не остается незамеченной глобальным сообществом. Одни страны поощряют их активность, другие же вырабатывают меры противодействия. Как пишет М. Леонард, представители китайской стороны «с недоумением наблюдали за слабовольными попытками Москвы сдержать» «оранжевую революцию» на Украине и «тюльпановую» в Киргизию. «В своей решимости не повторять то, что они оценивают как ошибки России, китайские власти создали отдельное подразделение для критического анализа деятельности в Китае иностранных неправительственных организаций. Одновременно один из ведущих государственных научно-исследовательских центров Китая направил своих экспертов в Узбекистан, Украину, Россию и Беларусь для оценки роли продемократических иностранных неправительственных организаций в этих странах и выработки соответствующих мер противодействия. <…>
В настоящее время «Пекин предлагает дружеским режимам политическую поддержку в Совете Безопасности ООН, оказывает помощь в обучении антиповстанческих сил и даже предоставляет доступ к оборудованию для подслушивания и слежения за оппонентами». В частности, в 2005 г. после подавления правительством Узбекистана волнений в Андижане «президент страны Ислам Каримов удостоился приема в Пекине на высочайшем уровне, с расстиланием перед ним красного ковра; был также подписан нефтяной контракт на 600 миллионов долларов и сделаны предложения по подготовке полицейских сил специально для разгона массовых манифестаций».
На наш взгляд, можно говорить о формировании своеобразного «рынка» гуманитарных технологий, направленных на подрыв или, напротив, укрепление целостности государств. Если на фондовой бирже одни игроки играют «на понижение», а другие «на повышение», то здесь актуальны услуги специалистов по разжиганию или, напротив, пресечению массового неповиновения. «Помощь» первого рода обеспечивают, в первую очередь, акторы, прямо или косвенно связанные с США, услуги второго рода предоставляет, главным образом, КНР.
<….>
Если использовать терминологию, разработанную Э. Шейном при изучении деструктивных психотехник, направленных на изменение сознания, то применение гуманитарных технологий, направленных на разрушение целостности государства, приводит к «разморозке» политико-правовой системы. Структуры теряют определенность и легко трансформируются в соответствии с теми или иными проектами. По завершении преобразований должна возникнуть некая новая определенность, которая будет вновь «заморожена». Вместе с тем, как отмечают исследователи, характерным аспектом «цветных революций» является «замалчивание проекта», его подмена манипулятивными технологиями. Лидеры не предлагают реалистичной программы действий, оперируя броскими лозунгами, подменяя логические связи ассоциативными и используя даже не метафоры и гиперболы, а языковые средства, близкие к заклинаниям шамана. В результате после «остывания» политичности структуры могут так и не приобрести необходимой определенности и эффективности, растечься подобно плавленому воску. В этом случае они будут сметены более примитивными, но при этом и более устойчивыми и жизнеспособными субъектами (экстремистскими организациями, криминальными сообществами и т.д.). Осознавая эту негативную возможность, следует учитывать и то, что никакая «заморозка» не может быть вечной… Кроме того, как было показано выше, в условиях современных вызовов «шаблонные» репрессивные меры не только не являются эффективными, но и как раз соответствуют ожиданиям технологов «цветных революций». <…>
В современных условиях эффективная власть не может довольствоваться узким информационным каналом, находящимся в руках чиновников. В этой связи Э. Тоффлер говорит о востребованности организаций, способных «включать в себя формальные и неформальные, бюрократические и объединенные в сеть суборганизации». <…> Совместно участвуя в обеспечении целостности государства, государственные и общественные структуры не должны подменять друг друга. Здесь необходимо четкое, тщательно продуманное взаимодействие.
<…>
Приобрести книгу можно в Интернет-магазине URSS.ru: в мягкой обложке: http://www.urss.ru/cgi-bin/db.pl?lang=Ru&blang=ru&page=Book&id=183635 ; в твердой обложке: http://www.urss.ru/cgi-bin/db.pl?lang=Ru&blang=ru&page=Book&id=185789 ".
Комментарии читателей (1):