Планирование в СССР. Часть II

Продолжение. Начало материала читайте: «Планирование в СССР. Часть I: Промышленный взлёт».

За счёт села

Теперь посмотрим, как изменилось потребление населения, за что, собственно, боролись.

С/х продукция, среднегодовые показатели:

1909-1913 1924-1928 1928-1933 1933-1937 1937-1940

Зерно, млн т 72,5 69,3 73,6 72,9 77,4

Мясо, млн т 4,8 4,2 4,3 2,7 4,0

Молоко, млн т 28,8 29,3 26,3 22,2 26,5

Яйца, млн шт. 11,2 9,2 8,0 5,8 9,6

Видим, что даже к 1940 году по мясу, яйцам, молоку показатели не добежали до уровня 1913 года (по зерну судить трудно, т.к. нет цифр об экспорте). Вот результат «плана» Троцкого-Сталина. Результат структурного сдвига.

«Мелкое товарное хозяйство неизбежно выделяет из себя эксплуататоров», — ничтоже сумняшеся, пишет Троцкий. Вот ведь что бывает, если классическую фразу выдернуть из контекста. Дело в том, что любое товарное производство неизбежно выделяет из себя эксплуататоров. Если кто думает, что объединенные ремесленники-кустари не выделили неизбежно — глубоко ошибается.

Как известно, ремесленники объединялись в цеха, гильдии, уже в XII веке. В Англии в конце XIV века гильдии делились на три разряда, 1-й имел право на 6 мест в городском совете, 2-й, к нему принадлежали каменщики — на 4, 3-й — на 2. В 1411 году Лондонский цех был включен в число официальных учреждений и получил свой герб. Британские цеховики настолько обнаглели, что в XV веке уже господствовали в городах. Без всяких евреев-торгашей из цеховых мастеров выделялись богатые предприниматели, фабриканты. Цехи владели богадельнями, домами. Члены почетных цеха носили ливреи, которыми ранее награждали только свиты знатных сеньоров, «ливрейники» составляли городскую аристократию. «Гильдии XV века добивались иногда таких привилегий, что вызывали против себя жалобы городских властей; так случилось, напр., в 1466 году с Экзетерскими портными, об отмене привилегий которых ходатайствовал перед королем сам город; в жалобе указывалось между прочим, что портные привлекают в свою среду посторонних и даже не живущих в городе лиц, заставляя их делать взносы в свою кассу.» И рэкет сюда запишите.

В древние времена вождями племен избирались металлурги, гончары, словом, те, которые владели таинством ремесла, умели плавить метал, обжигать горшки и пр. Уходит ветер к северу и приходит к югу, кружит, кружит на пути своем, возвращается ветер на круги свои... Вы понимаете меня.

Кстати, каменщиков, принадлежавших ко 2-му разряду, называли каменотесами свободного камня, т.е. мягкого камня, мрамора, гипса и др., free-masons, или франк-масонами. Как это у Пушкина: «Он фармазон, он пьет одно стаканом красное вино...» Работали они в крытых помещениях, называвшихся лоджиями, lodges, позднее всю артель стали называть ложей. Масонской ложей. С 1481 года королевским указом к категории «ливрейников» были причислены и лондонские масоны. А вы говорите.

Таким образом, мы видим, что и крупное производство выделяет из себя эксплуататоров неизбежно, если оно товарное. Намек понятен? Яркий пример — современный Китай.

Далее Троцкий урезанную фразу использует для внутрипартийной борьбы:

«По мере того, как деревня стала оправляться, дифференциация внутри крестьянской массы стала возрастать: развитие вступило на старую хорошо накатанную колею. Рост кулака далеко обогнал общий рост сельского хозяйства. Политика правительства, под лозунгом: „лицом к деревне“ фактически повернулась лицом к кулакам. Сельско-хозяйственный налог ложился на бедняков несравненно тяжелее, чем на зажиточных, которые к тому же снимали сливки с государственного кредита. Избытки хлеба, имевшиеся главным образом у деревенской верхушки, шли на закабаление бедноты и на спекулятивную продажу мелкобуржуазным элементам города. Бухарин, тогдашний теоретик правящей фракции бросил по адресу крестьянства свой пресловутый лозунг: „обогащайтесь!“. На языке теории это должно было означать постепенное врастание кулаков в социализм. На практике это означало обогащение меньшинства за счет подавляющего большинства».

Троцкий здесь отчасти прав: расслоение имело место. Причем Сталин «курс на фермера» особенно усилил. В 1925 году на селе были легализованы аренда земли и найм рабочей силы. В том же году Сталин разрешил крестьянам продавать и покупать землю. Тогда 60% предназначенного на продажу хлеба сосредоточилось в руках 6% крестьянских хозяйств, появилась масса посредников, государству стало не хватать хлеба даже для внутренних нужд. (Отметим нелепость данного шага: в такой развитой в аграрном отношении стране, как Голландия, вся земля принадлежит государству.) Произошло расслоение деревни. Мелкая буржуазия захватывала низовые Советы. «Везде чувствовался капиталистический прибой», — пишет Троцкий.

Троцкий обвиняет группу Бухарина-Сталина в реставрации капитализма. Когда же Сталин вышлет Троцкого из СССР, то обвинит в реставрации капитализма самого Троцкого. Почему бы Сталину не объявить реставратором капитализма и Ленина, введшего НЭП, да еще утверждавшего, что шаг к госкапитализму — шаг к прогрессу. Левые коммунисты не стеснялись, они прямо обвиняли Ленина в том, что он «строит» госкапитализм.

Однако нам важно то, что уже здесь отчетливо видно пренебрежение Троцкого и к Декрету о земле, в котором четко указывалось, что все преобразования на селе должны тщательно согласовываться с широкими слоями крестьянства. И к речи Ленина о середняке — Троцкий отождествил середняка и кулака. Именно отсюда — план ускоренной индустриализации за счет ограбления села, который у Троцкого перенял Сталин. Троцкий задним числом, из-за границы, укорял за недостаточно последовательное проведение его плана, включавшего ускоренную коллективизацию:

«Коллективизация сельского хозяйства не отрицалась, конечно, правящей фракцией „в принципе“ и тогда. Но ей отводилось место в перспективе десятилетий. Будущий народный комиссар земледелия Яковлев писал в 1927 году, что, хотя социалистическое переустройство деревни может быть осуществлено только через коллективизацию, но „конечно не в один-два-три года, может быть, не в одно десятилетие“. „Колхозы и коммуны — продолжал он — ...являются в настоящее время и еще долгое время, несомненно, будут только островками в море крестьянских хозяйств“. Действительно, в этот период в коллективы входило всего лишь 0,8% дворов...

...Будущий историк не без изумления восстановит те настроения злобного недоверия к смелой хозяйственной инициативе, которыми было насквозь пропитано правительство социалистического государства. Ускорение темпа индустриализации происходило эмпирически, под толчками извне, с грубой ломкой всех расчетов на ходу и с чрезвычайным повышением накладных расходов. Требование выработки пятилетнего плана, выдвинутое оппозицией с 1923 года, встречалось издевательствами, в духе мелкого буржуа, который боится „скачков в неизвестное“. Еще в апреле 1927 года Сталин утверждал на пленуме Центрального Комитета, что приступать к строительству днепровской гидростанции было бы для нас то же, что для мужика покупать граммофон вместо коровы. Этот крылатый афоризм резюмировал целую программу. Не лишне напомнить, что вся мировая буржуазная печать, и вслед за ней социал-демократическая, сочувственно повторила в те годы официальные обвинения против „левой оппозиции“ в индустриальном романтизме».

Сначала Троцкий заявит, что середняк увлечен кулаком. Когда же Сталин примет план Троцкого, Троцкий немедленно разделит кулака и середняка и пожалеет середняка.

Это не смешно. «Левая оппозиция» во главе с Троцким выступала против середняка, которого назвала кулаком, за ускоренную коллективизацию. Что же говорит Вышинский в своей обвинительной речи против «Антисоветского троцкистского центра», в частности, по поводу платформы, программы (плана) центра?

«Пятый пункт, как они говорили, — аграрный вопрос. Этот аграрный вопрос очень просто решался у „параллельного“ центра, точь-в-точь, как у Фамусова решался культурный вопрос — „забрать (именно „забрать“, Б. И.) все книги бы, да сжечь“. Так решался и у них аграрный вопрос: сжечь завоевания пролетарской революции — колхозы распустить, совхозы ликвидировать, тракторы и другие сложные сельскохозяйственные машины передать единоличникам. Для чего? Откровенно сказано: „Для возрождения нового кулацкого строя“».

Вот так.

Итак, изначально Сталин — вместе с группой Бухарина, Каменева, Зиновьева. За «кулака». Однако на Вышинский на суде будет обвинять Бухарина именно в тезисе «обогащайтесь», именно в тезисе о «мирном врастании кулака в социализм».

Троцкий же пишет:

«Под шум партийных дискуссий крестьянин на недостаток промышленных товаров отвечал все более упорной стачкой: не вывозил на рынок зерна и не увеличивал посевы. Правые (Рыков, Томский, Бухарин), задававшие в тот период тон, требовали предоставить больше простора капиталистическим тенденциям деревни, повысив цены на хлеб, хотя бы за счет снижения темпов промышленности. Единственный выход при такой политике мог бы состоять в том, чтобы в обмен на вывозимое заграницу фермерское сырье ввозить готовые изделия. Но это означало бы строить смычку не между крестьянским хозяйством и социалистической промышленностью, а между кулаком и мировым капитализмом. Не стоило для этого производить октябрьский переворот».

«Ускорение индустриализации — возражал представитель оппозиции на конференции партии в 1926 году — в частности, путем более высокого обложения кулака, даст большую товарную массу, которая понизит рыночные цены, а это выгодно, как для рабочих, так и для большинства крестьянства... Лицом к деревне — не значит спиною к промышленности; это значит промышленностью к деревне, ибо „лицо“ государства, не обладающего промышленностью, само по себе деревне не нужно».

Здесь мы видим, что Троцкий совершенно, абсолютно не понимает ситуацию. Речь идет не о смычке «крестьянского хозяйства» и промышленности, а о политическом союзе между рабочим классом и крестьянством. Который в аграрной России был рассчитан на долгое время.

Почему обмен сельхозпродукции на готовые изделия есть смычка кулака с мировым капиталом — неясно, ведь в СССР действовала госмонополия на внешнюю торговлю. Конечно, зажиточных нужно было обложить, святое дело, в стране должна была работать прогрессивная шкала. Однако она вовсе не понижает рыночные цены. Наоборот, зажиточный крестьянин не мытьем, так катаньем, скрывая от госорганов, вкладывает дополнительное обложение в цену товара.

Как известно, город — более организован, более мощный, он получает «по капиталу», потому товарный обмен между городом и деревней всегда неэквивалентный. Чтобы избежать структурного сдвига, забегания одной отрасли по отношению к другой, ведущего к кризису, в капиталистических странах город всегда дотирует село. Причем в теплых Америке и Европе в сотни раз больше, чем, скажем, в 80-е годы в холодном СССР (см. мою статью «О собственности на землю»). Мы видим, что Сталин, поддерживая село, ситуацию понимает гораздо лучше Троцкого, вот что пишет сам Троцкий:

«В ответ Сталин громил „фантастические планы“ оппозиции: индустрия не должна „забегать вперед, отрываясь от сельского хозяйства и отвлекаясь от темпа накопления в нашей стране“. Решения партии продолжали повторять те же прописи пассивного приспособления к фермерским верхам крестьянства. XV-й съезд, собравшийся в декабре 1927 года для окончательного разгрома „сверхиндустриализаторов“, предупреждал об „опасности слишком большой увязки государственных капиталов в крупное строительство“. Других опасностей правящая фракция все еще не хотела видеть».

То есть, экономисту Бухарину Сталин верил больше, чем политику Троцкому.

История всё расставила по своим местам. Скорость каравана определяется по последнему кораблю. Если не замедлять последний — весь караван пойдет быстрее. В Китае ввели подворный наряд, разрешили крестьянам обогащаться. В годы перестройки китайцы говорили: «Вы, советские, богатые вам перестройка не нужна. Она нужна нам, бедным.» Крестьяне в Китае стали обогащаться, многим даже разрешили иметь более одного ребенка. И весь мир затаил дыхание, увидев бешеные темпы роста ВСЕЙ ЭКОНОМИКИ КИТАЯ В ЦЕЛОМ.

Далее Троцкий указывает:

В 1927-28 хозяйственном году заканчивался так называемый восстановительный период, в течение которого промышленность работала главным образом на дореволюционном оборудовании, как сельское хозяйство — на старом инвентаре. Для дальнейшего движения вперед требовалось самостоятельное промышленное строительство широкого размаха. Руководить дальше на ощупь, без плана, не было уж никакой возможности.

Гипотетические возможности социалистической индустриализации были проанализированы оппозицией еще в течение 1923-25 годов. Общий вывод гласил, что и после исчерпания унаследованного от буржуазии оборудования, советская промышленность сможет, на основе социалистических накоплений, давать ритмы роста, совершенно недоступные капитализму. Вожди правящей фракции открыто глумились над осторожными коэффициентами типа 15-18%, как над фантастической музыкой неизвестного будущего. В этом и состояла тогда сущность борьбы против «троцкизма».

Первый официальный набросок пятилетнего плана, изготовленный, наконец, в 1927 году, был полностью проникнут духом крохоборчества. Прирост промышленной продукции намечался с убывающей из года в год скоростью, от 9 до 4%. Личное потребление должно было за 5 лет возрасти всего на 12%. Невероятная робость замысла ярче всего выступает из того факта, что государственный бюджет должен был составить к концу пятилетки всего 16% народного дохода, тогда как бюджет царской России, не собиравшейся строить социалистическое общество, поглощал до 18%. Не лишне, может быть, прибавить, что инженеры и экономисты, составлявшие этот план, были несколько лет спустя сурово наказаны по суду, как сознательные вредители, действовавшие под указку иностранной державы. Обвиняемые могли бы, если бы смели, ответить, что их плановая работа целиком соответствовала тогдашней «генеральной линии» Политбюро и совершалась под его указку.

Борьба тенденций оказалась теперь переведена на язык цифр. «Преподносить к десятилетию Октябрьской революции такого рода крохоборческий, насквозь пессимистический план, — гласила платформа оппозиции — значит на деле работать против социализма». Через год Политбюро утвердило новый проект пятилетки со средним приростом продукции в 9%. Фактический ход развития обнаруживал, однако, упорную тенденцию приближаться к коэффициентам «сверхиндустриализаторов». Еще через год, когда курс правительственной политики был уже радикально изменен, Госплан выработал третью пятилетку (точнее, третий вариант первого пятилетнего плана, Б. И.) , динамика которой гораздо ближе, чем можно было надеяться, совпала с гипотетическим прогнозом оппозиции 1925 г.

Итак, окончательный план, принятый Сталиным, был близок к плану Троцкого.

«Дифференциация крестьянства, — продолжает Троцкий, — объявлялась измышлением оппозиции. Уже упомянутый выше Яковлев разогнал Центральное статистическое управление, таблицы которого отводили кулаку больше места, чем угодно было власти. В то время как руководители успокоительно твердили, что товарный голод изживается, что предстоят «спокойные темпы хозяйственного развития», что хлебозаготовки будут впредь протекать более «равномерно» и прочее, окрепший кулак повел за собой середняка и подверг города хлебной блокаде. В январе 1928 г. рабочий класс оказался лицом к лицу с призраком надвигающегося голода. История умеет шутить злые шутки. Именно в том самом месяце, когда кулак взял за горло революцию, представителей левой оппозиции сажали по тюрьмам или развозили по Сибири в наказание за «панику» перед призраком кулака.

Правительство попыталось представить дело так, будто хлебная забастовка вызывалась голой враждебностью кулака (откуда он взялся?) к социалистическому государству, т.е. политическими мотивами общего порядка. Но к такого рода «идеализму» кулак мало склонен. Если он скрывал свой хлеб, то потому, что торговая сделка оказывалась невыгодной. По той же причине ему удавалось подчинять своему влиянию широкие круги деревни. Одних репрессий против кулацкого саботажа было явно недостаточно: нужно было менять политику. Однако немало времени ушло еще на колебания.

Не только Рыков, тогда еще глава правительства, заявлял в июле 1928 г.: «развитие индивидуальных хозяйств крестьянства является... — важнейшей задачей партии», но ему вторил и Сталин: «есть люди, — говорил он, — думающие, что индивидуальное хозяйство исчерпало себя, что его не стоит поддерживать... Эти люди не имеют ничего общего с линией нашей партии». Менее чем через год, линия партии не имела ничего общего с этими словами: на горизонте занималась заря сплошной коллективизации. ... Так или иначе, поворот произошел. Лозунг «обогащайтесь!», как и теория безболезненного врастания кулака в социализм были с запозданием, но тем более решительно осуждены. Индустриализация поставлена в порядок дня. Самодовольный квиетизм сменился панической стремительностью. Полузабытый лозунг Ленина «догнать и перегнать» был дополнен словами: «в кратчайший срок». Минималистская пятилетка, уже принципиально одобренная съездом партии, уступила место новому плану, основные элементы которого были целиком заимствованы из платформы разгромленной левой оппозиции. Днепрострой, вчера еще уподоблявшийся граммофону, сегодня оказался в центре внимания.

После первых же новых успехов выдвинут был лозунг: завершить пятилетку в четыре года. Потрясенные эмпирики решили, что отныне все возможно. Оппортунизм, как это не раз бывало в истории, превратился в свою противоположность: авантюризм. Если в 1923-28 г.г. Политбюро готово было мириться с философией Бухарина о «черепашьем темпе», то теперь оно легко перескакивало с 20% на 30% годового роста, пытаясь каждое частное и временное достижение превратить в норму и теряя из виду взаимообусловленность хозяйственных отраслей. Финансовые прорехи плана затыкались печатной бумагой. За годы первой пятилетки количество денежных знаков в обороте поднялось с 1,7 млрд. до 5,5, чтобы в начале второй пятилетки достигнуть 8,4 млрд. рублей. Бюрократия не только освободила себя от политического контроля масс, на которых форсированная индустриализация ложилась невыносимой тяжестью, но и от автоматического контроля посредством червонца. Денежная система, укрепленная в начале НЭПа, снова оказалась расшатана в корне».

Тем же кончиком по тому же месту. Если ранее Сталин критиковал Троцкого за план забегания вперед и отрыва от сельского хозяйства, теперь уже Троцкий критикует Сталина за экономический авантюризм, волюнтаризм, как сказали бы во времена Брежнева, тычет Сталина носом во взаимообусловленность хозяйственных отраслей.

Что же получилось в результате?

«Главные опасности, — пишет далее Троцкий, — притом не только для выполнения плана, но и для самого режима, открылись, однако, со стороны деревни.

15 февраля 1928 г. население страны не без изумления узнало из передовицы «Правды», что деревня выглядит совсем не так, как ее до сих пор изображали власти, но зато очень близко к тому, как представляла дело исключенная съездом оппозиция. Печать, буквально вчера еще отрицавшая существование кулаков, сегодня, по сигналу сверху, открывала их не только в деревне, но и в самой партии. Обнаруживалось, что коммунистическими ячейками руководят нередко богатые крестьяне, имеющие сложный инвентарь, пользующиеся наемным трудом, скрывающие от государства сотни и даже тысячи пудов хлеба и непримиримо выступающие против «троцкистской» политики. Газеты печатали взапуски сенсационные разоблачения о том, как кулаки, в качестве местных секретарей, не пускали бедноту и батраков в партию. Все старые оценки опрокинулись. Минусы и плюсы поменялись местами.

Чтоб прокормить города, необходимо было немедленно изъять у кулака хлеб насущный. Достигнуть этого можно было только силой. Экспроприация запасов зерна, притом не только у кулака, но и у середняка, именовалась на официальном языке «чрезвычайными мерами». Это должно было означать, что завтра все вернется в старую колею. Но деревня не верила хорошим словам, и была права. Насильственное изъятие хлеба отбивало у зажиточных крестьян охоту к расширению посевов. Батрак и бедняк оказывались без работы. Сельское хозяйство снова попадало в тупик, и с ним вместе государство. Нужно было во что бы то ни стало перестраивать «генеральную линию».

...

Сталин и Молотов, по-прежнему еще ставя индивидуальное хозяйство на первое место, начали подчеркивать необходимость более быстрого расширения совхозов и колхозов. Но так как острая продовольственная нужда не позволяла отказываться от военных экспедиций в деревню, то программа подъема индивидуальных хозяйств повисала в воздухе. Пришлось «скатываться» к коллективизации. Временные «чрезвычайные меры» по изъятию хлеба непредвиденно развернулись в программу «ликвидации кулачества, как класса». Из противоречивых приказов, более обильных, чем хлебные пайки, вытекало с очевидностью, что у правительства в крестьянском вопросе не было не только пятилетней, но даже пятимесячной программы.

По плану, созданному уже под кнутом продовольственного кризиса, коллективное хозяйство должно было охватить к концу пятилетия около 20% крестьянских хозяйств. Эта программа, грандиозность которой станет ясна, если учесть, что за предшествующие десять лет коллективизация охватила менее 1% деревни, оказалась, однако, уже в середине пятилетия оставлена далеко позади. В ноябре 1929 года Сталин, покончив с собственными колебаниями, провозгласил конец индивидуальному хозяйству: крестьяне идут в колхозы «целыми селами, районами, даже округами». Яковлев, который два года перед тем доказывал, что колхозы еще в течение многих лет будут только «островками в море крестьянских хозяйств», получил теперь, в качестве наркомзема, поручение «ликвидировать кулачество, как класс», и насадить сплошную коллективизацию «в кратчайший срок». В течение 1929 г. число коллективизированных хозяйств поднялось с 1,7% до 3,9%, в 1930 г. — до 23,6%, в 1931 г. — уже до 52,7%, в 1932 г. — до 61,5%.

...

Реальные возможности коллективизации определялись не степенью безвыходности деревни и не административной энергией правительства, а прежде всего наличными производственными ресурсами, т.е. способностью промышленности снабжать крупное сельское хозяйство необходимым инвентарем. Этих материальных предпосылок на лицо не было. Колхозы строились на инвентаре, пригодном в большинстве только для парцелльного хозяйства. В этих условиях преувеличенно быстрая коллективизация принимала характер экономической авантюры.

Захваченное само врасплох радикализмом собственного поворота правительство не успело и не сумело провести даже элементарную политическую подготовку нового курса. Не только крестьянские массы, но и местные органы власти не знали, чего от них требуют. Крестьянство было накалено до бела слухами о том, что скот и имущество отбираются «в казну». Слух этот оказался не так уж далек от действительности. Осуществлялась на деле та самая карикатура, которую в свое время рисовали на левую оппозицию: бюрократия «грабила деревню». Коллективизация предстала перед крестьянством прежде всего в виде экспроприации всего его достояния. Обобществляли не только лошадей, коров, овец, свиней, но и цыплят, «раскулачивали — как писал заграницу один из наблюдателей — вплоть до валенок, которые стаскивали с ног малых детишек». В результате шла массовая распродажа скота крестьянами за бесценок или убой его на мясо и шкуру.

В январе 1930 года член Центрального Комитета Андреев рисовал на московском съезде по коллективизации такую картину: с одной стороны, мощно развернувшееся по всей стране колхозное движение «будет теперь ломать на своем пути все и всяческие преграды»; с другой стороны, хищническая распродажа крестьянами собственного инвентаря, скота и даже семян перед вступлением в колхоз «принимает прямо угрожающие размеры»... Как ни противоречивы эти два рядом поставленные обобщения, оба они с разных концов правильно характеризовали эпидемический характер коллективизации, как меры отчаяния. «Сплошная коллективизация, — писал тот же критический наблюдатель — ввергла народное хозяйство в состояние давно небывалой разрухи: точно прокатилась трехлетняя война».

25 млн изолированных крестьянских эгоизмов, которые вчера еще являлись единственными двигателями сельского хозяйства, — слабосильными, как мужицкая кляча, но все же двигателями, — бюрократия попыталась одним взмахом заменить командой 200 тыс. колхозных правлений, лишенных технических средств, агрономических знаний и опоры в самом крестьянстве. ... Валовой сбор зерновых культур, поднявшийся в 1930 году до 835 млн ц, упал в следующие два года ниже 700 млн. ... Накануне коллективизации производство сахара достигло почти 109 млн пудов, чтобы через два года, в разгар сплошной коллективизации, упасть из-за недостатка свеклы до 48 млн пудов, т.е. более, чем вдвое. ... Число лошадей упало на 55%: с 34,6 млн. в 1929 г. до 15,6 миллиона в 1934 г.; поголовье рогатого скота — с 30,7 миллионов до 19,5 млн., т.е. на 40%; число свиней на 55%, овец — на 66%. Гибель людей — от голода, холода, эпидемий, репрессий — к сожалению, не подсчитана с такой точностью, как гибель скота; но она тоже исчисляется миллионами. Вина за эти жертвы ложится не на коллективизацию, а на слепые, азартные и насильнические методы ее проведения...

Форсированный характер нового курса вырос из необходимости спасаться от последствий политики 1923-1928 годов. Но все же коллективизация могла и должна была иметь более разумные темпы и более планомерные формы... Можно было и надо было взять темпы, более отвечающие материальным и моральным ресурсам страны.

...

Снабжение заводов сырьем и продовольствием ухудшалось из квартала в квартал. Невыносимые условия существования порождали текучесть рабочей силы, прогулы, небрежную работу, поломки машин, высокий процент брака, низкое качество изделий. Средняя производительность труда в 1931 г. упала на 11,7%. Согласно мимолетному признанию Молотова, запечатленному всей советской печатью, продукция промышленности в 1932 году поднялась всего на 8,5%, вместо полагавшихся по годовому плану 36%. Правда, миру возвещено было вскоре после этого, что пятилетний план выполнен в четыре года и три месяца».

Отметим три вещи.

1) Сталин явно переусердствовал, денационализировав землю.

2) Сталин в середине 20-х полностью проигнорировал значение коллективизации, хотя желаемая Троцким «коллективизация по плану» — миф и противоречит Декрету о земле.

И вообще Троцкий передергивает.

Курс на коллективизацию сельского хозяйства был провозглашён на XV съезде ВКП (б) (декабрь 1927). По состоянию на 1 июля 1927 года, в стране насчитывалось 14,88 тыс. коллективных хозяйств; на тот же период 1928 г. — 33,2 тыс., 1929 г. — св. 57 тыс. Они объединяли 194,7 тыс., 416,7 тыс. и 1 007,7 тыс. индивидуальных хозяйств, соответственно. Среди организационных форм коллективных хозяйств преобладали товарищества по совместной обработке земли (ТОЗы); имелись также сельхозартели и коммуны. Итак, без всякого курса единоличники объединялись. Как можно было уже в 1923 году ускорять коллективизацию, если еще не было никакой практики.

В то же время практика коллективного хозяйствования 1928 года на Украине и Северном Кавказе показала, что колхозы и совхозы имеют больше возможностей для преодоления кризисов. 11 июля 1928 года пленум ЦК ВКП (б) принял резолюцию «Об организации новых (зерновых) совхозов», в которой указывалось: «утвердить задание на 1928 г. с общей площадью вспашки, достаточной для получения в 1929 г. 5-7 млн пудов товарного хлеба».

Результатом стало принятие Постановления ЦИК и СНК СССР от 1 августа 1928 г. «Об организации крупных зерновых хозяйств», п. 1: «Признать необходимым организовать новые крупные зерновые советские хозяйства (зерновые фабрики) на свободных земельных фондах с таким учётом, чтобы к урожаю 1933 обеспечить получение товарного зерна от этих хозяйств в количестве не менее...1 638 000 тонн». Создаваемые новые советские хозяйства намечалось объединить в трест общесоюзного значения «Зернотрест», в непосредственном подчинении Совету труда и обороны.

Повторный неурожай зерновых на Украине в 1928 году поставил страну на грань голода.

Учитывая отсутствие государственных запасов хлеба, Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, М. П. Томский предлагали снизить темпы индустриализации, отказаться от развёртывания колхозного строительства и «наступления на кулачество, вернуться к свободной продаже хлеба, подняв на него цены в 2-3 раза, а недостающий хлеб купить за границей». Это предложение было отвергнуто Сталиным, и была продолжена практика «нажима» (преимущественно за счет хлебопроизводящих районов Сибири, менее пострадавших от неурожаев).

Этот кризис стал отправной точкой к «коренному разрешению зерновой проблемы», выразившемуся в «развёртывании социалистического строительства в деревне, насаждая совхозы и колхозы, способные использовать тракторы и другие современные машины» (из выступления И.Сталина на XVI Съезде ЦК ВКП (б) (1930 г.)).

Однако собственные ошибки Сталин перевалил на головы своих подчиненных, руководителей на местах:

«Можно ли сказать, что принцип добровольности и учета местных особенностей не нарушается в ряде районов? Нет, нельзя этого сказать, к сожалению. Известно, например, что в ряде северных районов потребительской полосы, где благоприятных условий для немедленной организации колхозов сравнительно меньше, чем в зерновых районах, стараются нередко подменить подготовительную работу по организации колхозов чиновничьим декретированием колхозного движения, бумажными резолюциями о росте колхозов, организацией бумажных колхозов, которых еще нет в действительности, но о „существовании“ которых имеется куча хвастливых резолюций...

Что может быть общего между этой „политикой“ унтера Пришибеева и политикой партии, опирающейся на добровольность и учет местных особенностей в деле колхозного строительства? Ясно, что между ними нет и не может быть ничего общего».

Называется — отмазался.

Например, в Сибири крестьян массово «организовывали в коммуны» с обобществлением всего имущества. Районы соревновались между собой в том, кто быстрее получит больший процент коллективизации. Широко применялись различные репрессивные меры.

И не просто перевалил со своей головы на чужую. Впоследствии подавляющее большинство таких руководителей были осуждены как «троцкистские шпионы».

Согласно данным из различных источников, приводимым О. В. Хлевнюком, в январе 1930 года было зарегистрировано 346 массовых выступлений, в которых приняли участие 125 тыс. человек, в феврале — 736 (220 тыс.), за первые две недели марта — 595 (около 230 тыс.), не считая Украины, где волнениями было охвачено 500 населённых пунктов. В марте 1930 г. в целом в Белоруссии, Центрально-Черноземной области, в Нижнем и Среднем Поволжье, на Северном Кавказе, в Сибири, на Урале, в Ленинградской, Московской, Западной, Иваново-Вознесенской областях, в Крыму и Средней Азии было зарегистрировано 1642 массовых крестьянских выступления, в которых приняли участие не менее 750–800 тыс. человек. На Украине в это время волнениями было охвачено уже более тысячи населённых пунктов.

Замечательное планирование!

3) Троцкий путает. Он смешивает коллективизацию и свой план индустриализации за счет села. В какой бы момент этот план ни был бы принят, он всё равно вел к структурному сдвигу в экономике.

Читайте продолжение: «Планирование в СССР. Часть III: План и социализм».