Про исключительную страну - США

ИА REX публикует статью эксперта Бориса Рожина.

«Некоторые могут не соглашаться, но я верю в то, что Америка исключительна» — Барак Обама.

Умные люди — те, кто раздерибанил эту страну и весь мир, лишив наших внуков будущего — Симмонс.

На проходящей в Нью-Йорке сессии Генеральной Ассамблеи ООН, Обама дал, так сказать, ответ всем критикам американского гегемонизма. В последние годы, критика мирового гегемона логично дополняет тот уровень антиамериканизма в мире, который сложился еще в период правления Буша-младшего. Периодические заявления, которые по этому поводу раздаются из России или Европейского Союза, вполне себе дополняют критику постоянную, которая звучит из уст лидеров стран — «плохишей» вроде Ирана, Венесуэлы и КНДР. Все это происходит на фоне многозначительно помалкивающего Китая, который с китайской осторожностью примеривает на себя будущую роль. Собственно, президентство Обамы, было попыткой отыграть ситуацию назад, в счастливые времена Клинтона, когда США упивались своей мощью, и казалась, что так будет вечно. Но систематические войны в целях поддержания собственной гегемонии, показательное давление на союзников и сателлитов, генерируемый экономический кризис и примитивизация собственной культуры, которую США транслировали в окружающий мир, привели к тому, что спустя 13 лет, США начинают задавать бессильный, но неприятный вопрос — а по какому праву вы являетесь гегемоном?

Самое занятное здесь то, что США по-прежнему, имеют весь инструментарий страны гегемона и именно по праву обладания этим инструментарием, они этим гегемоном являются.

Вот простенький список:

1. США имеют на сегодня наиболее передовую в техническом и технологическом отношении военную машину, которая позволяет одерживать безусловные победы над армиями большинства государств, в том числе и ядерных. Лишь Россия и, пожалуй, Китай на сегодня могут добиться нанесения неприемлемого ущерба, для США сведя войну вничью, путем полного уничтожения участников конфликта. США имеют сотни военных баз по всему миру, позволяющие практически где угодно выступать в «защиту национальных интересов» и довольно быстро разворачивать требуемые силы для той или иной операции или даже войны. Вкупе с возможностью уничтожить все живое на земле — военная мощь США, один из главных генераторов страха перед ними.

2. Мировая экономика базируется на системе, центр которой находится в США и обеспечивается механизмами неконтролируемой денежной эмиссии, позволяющей гегемону произвольно извлекать богатства из воздуха. Как крупнейшее и сильнейшее империалистическое государство, США являются эпицентром современного глобального капитализма, от которого в той или иной степени, зависит большинство государств, включая страны ЕС, РФ и Китай, не говоря уже про более мелких игроков. Кризис 2008 года, отлично показал, насколько сильно формально независимые государства зависят от колебаний биржевых индексов в США, от падений курса Доу-Джонса, от лопающихся фондов и махинаций вроде принятия/непринятия «плана Полсона». Эта мощь менее заметна, но даже более действенна, нежели военная. Так как если войны США ведут лишь периодически, то экономическая гегемония, в очищенной основе базирующаяся на обмене напечатанной бумаги на ресурсы и товары, работает постоянно, даже когда вы читаете этот текст.

3. США на сегодня располагает обширным списком союзников, сателлитов и контролируемых военных блоков, где ключевую роль играет НАТО, как основной инструмент для осуществления империалистической политики в интересах США. Эти союзники и сателлиты могут быть в чем-то не согласны, но в целом — они практически всегда действуют с учетом мнения и интереса главного гешефто-получателя. Во многих странах мира установлены режимы либо полностью зависимые от США, либо ориентированные на них. ООН, откуда иногда звучит критика мировой гегемонии, расположена в США, финансируется США и когда надо, вообще не учитывается США в своих решениях.

4. США на сегодня продолжают оказывать сильнейшее культурное влияние на окружающий мир. Практически нет стран, где нельзя встретить генерируемых США культурных смыслов и товаров, несущих на себе печать американской культуры при всех ее тенденциях к примитивизации. Музыка, кино, телевидение и т.д, а так же инструменты их распространения — интернет, социальные сети, эко-среды, копирайт, власть брендов и т.д. — все это прямо или косвенно продвигает американский подход к современной массовой культуре. Поэтому когда скажем, Путин задает Обаме вопросы, у него в стране дети играют в американские игры, смотрят американские фильмы и слушают американскую музыку, а когда Ким Чен Ын грозит ядерной дубинкой Вашингтону, у него местных баскетболистов приезжает учить звезда НБА, чье имя само по себе бренд. То же самое можно наблюдать в Китае, Венесуэле, странах ЕС. Это культурная гегемония мирового масштаба.

5. США довольно давно присвоили себе право «идеологической совести мира», позиционируя себя как главного защитника свободы, демократии и прав человека. За эти свои идеологические установки они воевали десятилетиями с Советским Союзом и десятилетия после, наказывая тех (военными и невоенными средствами), кто с точки зрения американской идеологии не вписывается в их видение мира. При всех двойных стандартах этой идеологической линии, США до сих пор сохраняют за собой право, оперировать идеологическими установками, вынося приговор целым странам, только потому, что эти страны по своему идеологическому содержанию не вписываются в «прекрасный новый мир».

Вот только 5 базовых элементов американской гегемонии. Ни одна из стран, на сегодня не имеет сопоставимого инструментария. И именно этот инструментарий давал право американцам пробавляться иллюзией собственной исключительности. И вот, казалось бы, нет повода для беспокойства, но...

Все эти базовые инструменты мирового господства были созданы довольно давно, еще в годы Холодной Войны. Лидеры 90х-нулевых, лишь пользовались тем, что им оставили те люди, которые захватили эту мировую гегемонию в борьбе с СССР, навязав свое лидерство остальному миру. Пик этого лидерства пришелся на середину-конец 90х годов XX века. Тогда подавляющее большинство стран, признавала за США это лидерство безоговорочно. Однако нарастание негативных тенденций в экономике США (еще до кризиса 2008), череда не очень удачных войн и усиление антиамериканских настроений в мире, привели к тому, что сохраняя ключевые элементы поддержания собственной гегемонии, США столкнулись с кризисом легитимности, когда значительная часть окружающего мира, не имея возможности оспорить ее в военном или экономическом соперничестве, открыто сомневается в том, что США могут быть гегемоном.

Если раньше, когда такие голоса раздавались, США могли их спокойно игнорировать, то ныне, когда уже всем видна пропасть, над которой зависла американская экономика под грузом неподъемного долга, такие сомнения становится для США крайне неприятными. Сокращение бюджета Пентагона, разброд и шатание среди союзников и сателлитов, дискредитация основных идеологем американской политики, примитивизация культуры — все это дополняет экономические проблемы. И дает все основания говорить, что гегемон слабеет.

Как это обычно бывает в истории, мировой гегемон падает, прежде всего, из-за внутренней слабости. Так было с Римской Империей, Испанией 16 века, с Британской Империей XIX-начала XX века. США уверенно идут по тому же пути. Все эти предшественники США на пути тотальной гегемонии, так же имели соответствующие своему времени инструменты военной, политической, экономической, культурной и идеологической мощи. Но со временем, внутренние проблемы и утрата политической воли к поддержанию этой гегемонии, приводили сначала к уступкам и отступлению, а затем и краху. Тяжело завоевать право быть гегемоном, но еще тяжелее отказаться от этого права.

Гегемония действительно порождает чувство исключительности, ибо если ты в столь многих аспектах оказываешь влияние на окружающий мир, то неизбежно возникновение менторского отношения к другим странам и народам, которые являются объектами твоего гегемонизма и находятся от него в зависимом положении. В этом отношении, как и всякий мировой гегемон до США, Обама конечно прав отстаивая свою исключительность, но его проблема в том, что в эту исключительность уже не все верят как в самих США, так и за ее пределами. Общее ослабление США в последнее десятилетие и сохраняющаяся негативная тенденция в экономике, создают впечатление, что слова Обамы, предназначены, прежде всего, для того, чтобы убедить самих американцев в том, что отказываться от столь привычной веры в собственное моральное лидерство и собственную исключительность — нельзя.

Проблема США в том, что одними словами уже ничего не исправишь. Ситуация зашла настолько далеко, что поддержание гегемонии, требует агрессивной внешней политики, новых войн, восстановления экономики, систематического навязывания своей идеологии по всему миру (в том числе и силой) и т.д. и т.п. Но как мы видим, даже в самих США выросло поколение, которое не совсем понимает зачем предпринимать такие усилия и есть часть политического истеблишмента, которая живет мыслью о том, что США могли бы проводить «дешевую империалистическую политику», снизив затраты на собственную гегемонию.

Это классические черты упадка, которые легко обнаруживаются на закате жизни прежних гегемонов. И послание Обамы, это, прежде всего послание тем американцам, которые не понимают, что утеряв свое право на исключительность, США утеряют и роль мирового гегемона, а что происходит со страной, которая утрачивает эту роль, можно наглядно посмотрев на примере Римской или, скажем Британской империи. В этом отношении, США занятным образом пожали плоды своей культурной политики, когда примитивизация культуры и образования построенного на мозаичной картине мира, с одной стороны облегчает манипуляцию массами, но с другой стороны оставляет для убеждения в верности своего курса лишь призыв «верить в исключительность».
В этом собственно и есть главный смысл призыва Обамы — поверьте в американскую исключительность, так как многие объективные факторы и тенденции, эту исключительность за прошедшие годы изрядно подточили.

Найдет ли он понимание за пределами США? Весьма сомнительно. Ослабление США по целому ряду направлений, есть факт объективной реальности, который значит много больше, нежели патетика нобелевского лауреата. Найдет ли понимание внутри США? Лишь отчасти. Ибо тут он стал заложником своего образа «миротворца», который вынужден выступать адвокатом мирового империализма и американского гегемонизма и которому не верят ни ястребы требующие каленным железом выжигать скверну сомнений в американской гегемонии, ни голуби, которые не хотят оплачивать «веру Обаму» и вести очередную малопонятную им войну.

В общем, США уже довольно давно начали свой спуск горы и лишь огромное расстояние, которое некогда отделяло их от остальных государств, оттягивает неизбежный момент, когда мировой гегемон сложит свои полномочия, перейдя в число наблюдателей за процессом борьбы за вакантное место дающее право быть исключительным. Разумеется, крах мировой гегемонии США повлечет за собой крах поздне-вашингтонской системы мироустройства, цунами, от распада которой затронет практических всех, включая критиков американского гегемонизма. Но это историческая неизбежность, за которой придет новая система мироустройства.

Подводя итог — США все еще мировой гегемон и часть их общества, все еще верит, что они исключительны. Это, разумеется, их право, которое для них завоевали их предки. Но это уже уходящая натура, ибо одной верой поддерживать собственную исключительность невозможно. Нужны ресурсы, которые пока что еще есть, и нужна политическая воля, которой с каждым годом все меньше.

В американской интеллектуальной среде рефлексия по поводу будущего упадка и краха, идет уже не первый год. Наиболее ярко по этому поводу выступил Симмонс, описав возможный сценарий утраты США своей гегемонии в замечательном романе «Флешбэк». Цитатой оттуда, пожалуй, и закончу.

Потом случайно, на вечеринке у профессора классической литературы в предгорьях над Боулдером, Леонард оказался в компании древнего экс-преподавателя экономики, который за выпивкой выслушал вопросы Леонарда и вытащил из портфеля маленький ноутбук. (В те времена телефоны и компьютеры не были еще единым устройством.) Старый сморщенный профессор, уже хорошо набравшийся виски, вывел на экран график и показал его Леонарду. Потом он переправил этот график Леонарду по электронной почте. Распечатка с ним все еще где-то валялась. Этот старый график демонстрировал сценарий ежегодного роста государственного долга на 8 %, начиная с 2010-го. Долг был показан как процент от ВВП. График основывался на разных прогнозах роста, в диапазоне от минус 1 % до вполне приемлемых (но так никогда и не достигнутых) 4 %.

При этих никогда не достигнутых 4 % государственный долг должен был достичь 100 % ВВП к 2015 году. Но экономика развивалась не так динамично, и фактически отношение долга к ВВП составило 120 %.

Сценарий роста национального долга, составленный старым экономистом, показывал, что к 2035 году, даже при четырехпроцентном росте экономики, долг равнялся бы 220 % ВВП. До 2035-го оставалось еще три года, но Леонард знал, что это соотношение уже составляет 500 %.
График старика профессора заканчивался 2045 годом. Прогноз давал всего 320 % при все том же четырехпроцентном росте и 1800 % при отрицательной динамике (минус 1 %).
Леонард знал, что Соединенные Штаты никогда не достигнут невероятного показателя в 1800 %. Америка уже несколько лет как стала банкротом.

— Я вместе с тремя другими экономистами составил этот график четыре года назад, — невнятно пробормотал старый пьяный либертарианец. (По крайней мере, теперь Леонард не без тревоги считал его либертарианцем.) — Все дело в том, что этот треклятый долг перерастает треклятый ВВП, как это случилось в Японии. А теперь дракон явился сюда и пожирает нас. Ясно?

— Нет, — ответил Леонард. Но какой-то частью разума он уже тогда понимал это.

— Вот, — сказал старый экономист и вывел на экран другой график.

Он демонстрировал риски, связанные с ростом социальных расходов. Кривые на графике показывали, что обязательные социальные расходы — социальное страхование, «Медикэр», «Медикейд» и сотни других федеральных программ — превзойдут общие доходы федерального правительства в период между 2030 и 2040 годами.

Теперь Леонард знал, что этот график был ошибочен. На самом деле обязательные социальные выплаты превысили государственные доходы к 2022 году, приблизительно в то время, когда страна официально объявила о своем банкротстве.

— Этот график был основан на предполагаемых суммах — до того, как Обама и демократы продавили через конгресс законы об экономическом стимулировании и все остальные решения по социальным расходам, — проворчал старый профессор. — Обратите внимание, что в начале тридцатых обязательные расходы на программы социального обеспечения превысят размеры ВВП. К две тысячи пятидесятому году одни только проценты, черт бы их драл, по деньгам, взятым в долг для обеспечения выплат по социальным программам — по старым, маломасштабным программам, — превзойдут ВВП.

— Нелепица. — Леонард помнил свой ответ профессору-экономисту. — Это невозможно.

— Невозможно? — переспросил тот, выдыхая пары виски в лицо Леонарду.

— Конечно. Президент и конгресс никогда этого не допустят.

Старик напротив него попытался сфокусировать взгляд на собеседнике.

— Я вас знаю. Я о вас читал. Вы специалист по английской литературе. Собаку съели в этом деле. Так скажите, господин специалист, где страна найдет деньги для выплат по всем этим программам?

— Экономика восстановится, — сказал Леонард.

— Именно это они и говорили три года назад. Но финансовый рынок если и двигался вперед, то примерно так же бодро, как парализованный ветеран иракской войны. А в экономике — которая неравнозначна финансовому рынку — дела идут еще хуже. Разве нет?

Нет? Мелкий бизнес облагается такими налогами, что перестает существовать. Безработица снова растет. Да, черт побери, в этой стране снова существует постоянная прослойка безработных — впервые с тридцатых годов прошлого века. И все это оборачивается инфляцией, которая каждый день делает людей беднее. Посетители магазинов не тратят денег. Покупатели ничего не покупают. Банки не выдают ссуд. А Китай, который все еще держит большую часть наших бумаг, распадается на части. Их экономика — экономическое чудо, ежегодный восьмипроцентный рост! — оказалась еще большим мыльным пузырем, чем наша. «Восемь процентов роста» достигались благодаря планированию, которое вела группа старых коммунистов, финансируя его из государственных фондов. Это как если бы ритейлер считал товары у себя на полках прибылью.

Леонард не постиг всех этих рассуждений. Но он следил за новостями из Китая и теми, что как-то касались Китая. Новости были пугающими.

— Вокруг президента много умных людей, — сказал Леонард, вставая, чтобы закончить разговор с идиотом пенсионером.

— Да какого там хера, поздно уже для умных людей, — пробурчал экономист, глаза которого снова смотрели вкривь и вкось.

Он созерцал свой пустой стакан и корчил недовольную гримасу, словно его обокрали.

— Умные люди — те, кто раздерибанил эту страну и весь мир, лишив наших внуков будущего, господин Специалист По Литературе, — заключил он. — Запомните мои слова.
И Леонард почему-то запомнил их.