Хождение чингизида в Персию: открытия Гюлистанского договора 1813 года

Поездка Ермолова в Персию была подробно описана современниками, но больше с экзотических, восточных позиций. Вне поля их зрения осталось многое, в том числе и то, что Ермолов очень тщательно готовился к этой поездке, собирал материал об этой стране, желая проявить себя уже не в качестве военачальника или администратора, а в новой для него роли дипломата. В то же время Ермолов открыто намекал на нежелательность своей поездки в Персию в силу того, что «персияне и турки скрывают против нас какие-то враждебные намерения», что «в виду возникших затруднений, отсутствие его в Персии может иметь крайне неприятные последствия». Он также предупреждал, что «персы могут оставить его в качестве заложника и начать с Российской империей войну».

Но императору Александру Первому нужна была не война, а мир. В этой связи Ермолову предписывалось «на случай усложнения политических обстоятельств, отправить вместо себя в Персию одного из подчиненных ему генералов», что било по его самолюбию. Оставалось одно - ехать. Какой видел Персию в то время петербургский кабинет и МИД, если учитывать, что две страны не имели постоянных дипломатических отношений и информация, поступавшая в Россию из Персии, носила отрывочный, фрагментарный характер.?

Попытаемся реконструировать страноведческую картинку по некоторым специальным донесениям, материалам русской печати того времени.

«Земля, которую мы теперь называем государством иранским, граничит к северу с Грузией, Каспийским морем и Туркестаном, к востоку с Афганистаном и Белуджистаном, к западу с владениями Оттоманской империи, а к югу с Персидским заливом, - сообщали «Вестник Европы» и «Северный архив». - Государство разделено на несколько областей, из коих важных суть: Адербайджан, Хилан, Маденадаран, Фарсистан, Хорасан и Козистан ( малая часть Ширвана и Курдистана, коего кочующие жители теперь независимы, сами избирают своих начальников и только платят годовую дань шаху). Адербайджан (часть древней Мидии), окружен Кавказскими горами, Каспийским морем и Арменией. Сия область имеет пять крепостей: Эриван, Таврис, Аббас-Абад, Хой, Ардебиль, и разделена на 12 лен, подвластных ханам, зависимых от Аббас-мирзы, старшего сына, предполагаемого наследника престола. Другие 47 сыновей шаха большей частью управляют городами или кругами, их власть ограничена. Брат Аббас мирзы Махмуд-Али-мирза, родившейся в тот же день, имеет такие же права на престол, но лишен его потому что рожден от грузинки. Легко может случиться так, что после кончины шаха явится какой-нибудь охотник и при помощи военных племен овладеет престолом. Трудно определить с точностью народонаселение Персии. Европейские газеты сообщают, что в Персии: шииты составляют 10 млн. человек, сунниты- 1 млн., гвебры (огнепоколонники)- 20 тысяч, армяне- 70 тысяч, сабии-12 тысяч, жиды (евреи)- 25 тысяч».

Неустойчивость в Персии центральной власти династии Каджаров давала возможность миссии Ермолова осуществить самые неожиданные политико-дипломатические маневры. Тем более что, как утверждает П. Берже, Ермолову были выданы четкие инструкции:

«1. Увериться, нельзя ли в Талышинском и Карабагском ханствах найти средство к удовлетворению домогательств Персии в возвращении ей некоторых земель, отошедших к России по Гюлистанскому договору, чрез проведение новой черты границ, и получение, во взаимство того, других выгод.

2. Открыть торговые конторы в Энзели, а особенно в Астрабаде.

3. В вопросе о признании Аббас-мирзы наследником престола держаться политики Англии, которая, хотя и дает ему титул наследника, но не принимает на себя никакого в том ручательства.

4. Заключить с Персией такое постановление, по которому она, со своей стороны, обязалась бы наблюдать наистрожайший нейтралитет, во взаимство чего Россия обязалась бы оставаться совершенно безучастной во всех войнах, кои Персия вести будет с сопредельными ей или иными государствами».

Выезд посольства Ермолова из Тифлиса в Персию состоялся 17 апреля 1817 года. Маршрут был традиционный: Коды, Лори, Караклис, Гумры, Талынь, Эчмиадзин, где посольство встречал сам патриарх Ефрем, Эриван, где состоялась встреча с сердарем Хусейн-ханом. Интересно, что по описаниям, «вступив в черту Эривана, Ермолов тот час же отправился на форштадт, где и поместился в доме батальонного командира серхенга (полковника) Мамед-бека». Позже сам Ермолов объяснит это так: «Если Эриванская область, сохраняя те же против правительства Персии неудовольства, прибегнет под покровительство наше, я приму оную непременно».

Далее следовали Давалу, Нахичевань, встреча с местным Келб-Али-ханом, переправа через Аракс, Мараед, Софиян, Соглан, Тебриз, как указывал П. Берже, - «столица Адербейджана». Начиналась серьезная дипломатическая игра. Из Тебриза в день прибытия русского посольства был демонстративно отправлен посол в Турцию с предложением заключить антирусский военный союз. Далее, как сообщает Василий Потто, «верховный визирь и Мирза-Абдул-Вахаб истощили все свое красноречие, чтобы склонить Ермолова на уступку Карабага, или по крайней мере хоть части Талышинского ханства». Ермолов не уступил ничего. В пылу спора, он объявил персидским министрам, что «если увидит хотя малейшую холодность или намерение перервать дружбу, то для достоинства России не потерпит, чтобы они первые объявили войну, и тотчас потребует земли уже по Аракс и назначит день, когда возьмет Тавриз».

При этом в ходе переговоров были использованы «домашние заготовки».

«Я уверил персиян, что предки мои были татары и выдал себя за потомка Чингисхана, удивляя их замечанием, что в той самой стране, где владычествовали мои предки, где все покорствовало страшному их оружию, я нахожусь послом, утверждающим мир и дружбу, - пишет Ермолов. - О сем доведено было до сведения шаха, и он с уважением смотрел на потомка столь ужасного завоевателя. Доказательством неоспоримым происхождения моего служил бывший в числе чиновников посольства двоюродный брат мой, полковник Ермолов, которому, к счастью моему, природа дала черные подслеповатые глаза и, выдвинув вперед скуластые щеки, расширила лицо наподобие калмыцкого. Шаху донесено было о сих явных признаках моей породы, и он приказал показать себе моего брата. Один из вельмож спросил у меня, сохранил ли я родословную; решительный ответ, что она хранится у старшего фамилии нашей, утвердил навсегда принадлежность мою Чингисхану. В случае войны потомок Чингисхана, начальствующий непобедимыми российскими войсками, будет иметь великое на народ влияние».

Так стала разыгрываться карта возможного возвращения на шахский престол чингизидов. С позиции политического сознания той эпохи, в этом не было ничего удивительного. После вступления на престол перед вторым шахом Персии Фетх-Али шахом из династии Каджаров встала трудная задача объединения Ирана и укрепления власти новой династии. Шах знал о принципе, согласно которому право на престол и титул хана в Иране имеют только прямые потомки Чингиз-хана - Хулагиды. Да и в Средней Азии, к примеру, в Хиве тогда правили чингизиды, которых считали «подставными ханами», или как называл их среднеазиатский историк начала XIX в. Абд ал-Карим, «ханбази»

Каджары находились в жестком кризисе. Они сохранили старое административное деление Ирана на провинции и области, куда на правление назначались дети Фетх-Али шаха- шах-задэ или ближайшие родственники и приближенные. При этом часто они превращались в самостоятельных ханов, и при малейшем ослаблении его власти выступали против шаха.Отметим и то, неслучайно то в инструкции Ермолову обозначалась позиция России - избегать участия в союзах с Персией, придерживаться позиции нейтралитета в случае войны Ирана с сопредельными странами. Петербург располагал информацией о готовящемся нападении на Персию со стороны Афганистана и Османской империи.

16 августа 1817 года Ермолов получил неожиданное официальное уведомление: Фет-Али-шах приказал считать вопрос об областях, отошедших к России по Гюлистанскому трактату, решенным, что «земли те впредь в возврат требованы не будут, так как приязнь государя императора шах предпочитает пользе, происходящей от приобретения земель». Шах повторил это лично Ермолову при первом с ним свидании. Похоже, что Фет-Али-шах пытался восстановить схему действий времен Персидского похода 1722—1723 годов Петра Великого, когда персидские власти, опасаясь восстания мятежников в своих приморских провинциях и возможность захвата их Османской империей, пригласили Россию выступить в роли буфера в регионе, обещая взамен некоторые территории. Тогда к России отошли Дербент, Баку, Решт, провинции Ширван, Гилян, Мазендеран и Астрабад. Но затем Надир- шах Сефевид, укрепив в Персии свою власть, в 1732 году заставил Россию вернуть Астрабад, Гилян, Мазандеран, а в 1735 году Ширванское побережье с городами Баку и Дербентом. Далее он вернул под контроль Ирана часть Грузии, Армении, весь Азербайджан, Афганистан, Белуджистан. Бухарское и Хивинское ханства признали себя вассалами. Поэтому, как описывает Потто, Фет-Али-шах спрашивал у Ермолова: «Скажи по правде, ты передашь разговор наш государю?». На прощальной ауденции, 27 августа, передавая Ермолову письмо к императору Александру Первому, шах подтвердил, что вопрос о статусе пограничных ханствах решен в духе Гюлистанского трактата, остается только провести пограничное размежевание, что находится сфере полномочий наследника престола Аббас-Мирзы.

9 сентября посольство прибыло в Тавриз. Но на переговорах с Абасс-мирзой Ермолов «уклонился от официального признания за ним титула наследника, чего тот настойчиво домогался». П. Берже это объясняет тем, что Ермолов отрабатывал сценарий распада Персии и готовил планы дальнейших действий. В то же время он ,превращая официального наследника на престол Аббас-мирзу в личного врага, когда тот был готов принять Гюлистанский трактат, поскольку один из пунктов этого документа предусматривал признание Российской империей наследником Персии «того, кого назначит шах».

Проблема была к в том, что законным наследником престола должен был быть объявлен старший брат Аббас-мирзы , Мегмет-Али. Ермолов решил разыграть при персидском дворе русскую «карту», сделав ставку на Мегмет-Али, демонстрировавшего пророссийскую ориентацию. Неслучайно после отъезда Ермолова из Персии, оттуда вновь стали звучать заявления « о необходимости возврата Карабагского и Талышинское ханств».

По возвращении Ермолова из Ирана русским правительством было решено учредить в Иране постоянную дипломатическую миссий, которая должна была продолжать добиваться реализации положений Гюлистанского трактата. По представлению Ермолова главой миссии был назначен Симон Иванович Мазарович. Секретарем в миссию был направлен Александр Сергеевич Грибоедов. Ермолов же за выполнение миссии в Персии 8 февраля 1818 года был произведен в генералы от инфантерии.