По истечении 48 часов после предъявления египетской армией в лице генерала Абдель Фатаха Ас-Сисси египетскому президенту Мухаммеду Мурси ультиматума, согласно которому последний должен был договориться с оппозицией или покинуть свой пост – что первый демократически избранный глава Египта сделать отказался - было объявлено о его свержении и взятии под стражу, а также об отмене действии новой конституции. Та же участь постигла и премьер-министра Мурси - Хишама Кандиля. Под одобрительные возгласы египетской «улицы» о том, что армия встала на защиту ее интересов, арабская и мировая пресса заявила о военном перевороте в стране.
Между тем, возникают определенные сомнения касательно удачно выбранного момента вмешательства армии, остававшейся на протяжении года в определенном смысле в стороне от острого социально-политического конфликта. По заявлению представителя Партии Свободы и Справедливости (ПСС) – партии Братьев-мусульман, из которой формально вышел Мурси, став «президентом всех египтян» - Кутба аль-Араби, «это большая честь для Мурси быть сверженным армией. Братья-мусульмане свержены военными, а не по итогам демократических выборов». Если проигнорировать политический пафос, свойственный публичным выступлениям, в частности, египетских исламистов и их сверженного президента, представляется все же логичным поставить под сомнение высказывания как о «новой революции» и выражении воли народа в отстранении главы государства, так и о неожиданности вмешательства армии в правление исламистов по требованиям людей.
С назначением главы конституционного суда Египта Адли Мансура, выдвинутого на этот пост Мурси, временным главой государства Абдель Фатахом Ас-Сисси, также получившего свою должность от исламистского президента, все больше создается впечатление, что произошедшее в Египте логичнее квалифицировать не как военный переворот, а как очередной пункт хорошо спланированной и продуманной политической схемы, за которой стоят две мощнейшие силы – армия и Братья мусульмане.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
События «арабской весны» в 2011 г. в Египте ясно выявили двух гигантов общественной и политической жизни страны – военных и исламистов, на которых фактически держится государственный аппарат, а также экономические и социальные институты. Очевидно, что от отношений между ними будет зависеть дальнейший порядок – в широком смысле слова – в государстве. При этом, отдельные исследователи проводят параллели с ситуацией в Турции касательно взаимодействия исламистов и армии в управлении страной.
Поводов для сравнения, очевидно, предостаточно: до прихода к власти турецкой Партии Справедливости Развития (ПСР) или их реального усиления в середине 2000-х – как и в Египте до «арабской весны» (с некоторыми страновыми особенностями) - военные фактически стояли за рычагами управления страной, отстаивая светские принципы и не допуская исламизации страны. В Турции до конца 1990-х гг. это выражалось в отстранении от власти президентов, включавших в свою риторику исламские принципы, в Египте – в запрете деятельности исламистских партий, в первую очередь – Братьев-мусульман. Умная политика ПСР во главе с Эрдоганом в 2000-х гг., поставившая армию в подчиненное положение к исламистам, а затем и практически оттеснившая военных от политического управления, изменила правила игры. В определенном смысле, появилась модель, которую могли бы взять на вооружение исламские политические организации в соседних странах с похожим режимом. После прихода к власти в Египте ПСС и, в частности, Мурси – особенно с учетом начавших бурно развиваться, в том числе, личных отношений турецкого и египетского лидеров – стало казаться, что именно эту модель и собирается воплотить в своей стране первый исламский президент.
Тем не менее, отличия все же имеют место быть. В отсутствие заложенного Кемалем Ататюрком и укоренившегося в турецком обществе принципа лаицизма, в Египте едва ли было жесткое противостояние исламу, являющемуся неотъемлемой частью традиционной арабской культуры – даже в условиях также традиционно сильных позиций в государственном управлении армии, которая рассматривается как противовес исламистам. Вероятно, этот факт не позволяет ни одной из двух сил действовать по отношению друг к другу с позиции силы в полном смысле.
Последние события свидетельствуют о том, что судьба турецкой ПСР – египетской ПСС не предвещается, по крайней мере, в среднесрочной перспективе. Причина этого, как представляется, не только в неосторожной политике Мурси, по сравнению с его турецким коллегой, и даже не в его неспособности эффективно и оперативно решать социально-экономические проблемы египтян (очевидно, что одним из пунктов залога успеха ПСР в 2000-е гг. стало бурное экономическое развитие страны). Гораздо более важным представляется тот факт, что армия и исламисты в Египте являются именно равновесными антагонистическими силами, одинаково плотно пронизывающими социальные и политические институты государства. Это стало очевидно армии после их более чем полугодового управления страной и победой Братьев-мусульман и салафитов на парламентских выборах 2011-2012гг; после событий 30 июня – 3 июля 2013г, видимо, это стало бесспорным и для исламистов.
Все больше представляется, что эти две силы нуждаются друг в друге. Несмотря на бурное одобрение «военного переворота» и заметно возросшего числа египтян, поддерживающих правление военных, армия явно не стремится к монополии на власть: во-первых, они уже пережили довольно сложный и непродолжительный период попыток навести порядок в 2011-2012 гг. Во-вторых, заявления о «военном перевороте» также звучат не в их пользу. В-третьих, нельзя игнорировать, как уже отмечалось выше, такую равновесную силу, как исламисты: Братья-мусульмане, несмотря на заметно упавшую популярность Мурси, продолжают пользоваться огромной поддержкой среди населения. В свою очередь, и исламисты, несмотря на свои очевидно крепкие позиции в обществе, осознают силу и вес военных. В сложившейся ситуации логичным выходом представляется договор между ними, который, как можно предположить, и состоялся в июне 2012 года, когда с двухпроцентным отрывом на президентских выборах «народной волей» победил кандидат от Братьев-мусульман.
Интересна в этом свете сама фигура Мурси: тот факт, что это лицо – практически «подставное», причем как для договорившихся армии и исламистов, так и непосредственно для самих Братьев-мусульман, все очевиднее. Об этом может свидетельствовать хотя бы то, что о его личности стало впервые известно непосредственно с началом президентской гонки. О том, что Мурси – кандидатура, согласованная между реальными лидерами исламистов и армией, может свидетельствовать, например, запланированная президентом и объявленная высшим военным руководством военная реформа, фактически представлявшую собой косметическую чистку армии от явно ассоциировавшихся с режимом Мубарака генералов, которых с почетом и наградами отправили в отставку (а не в тюрьму). Естественно, что в сложный для страны период Мурси не мог решить всех проблем страны, находящейся в глубоком кризисе. Соответственно, его обвинили во всех бедах и в ухудшении внутриполитической и экономической ситуации. Не способствовали укреплению положения Мурси и его конфликт с судебной властью, а также разгоревшийся в декабре 2012 г. конституционный кризис. В итоге «избранный» президент стал объектом не всегда обоснованных обвинений на том этапе, когда страна еще не перестала бурлить после февральской революции 2011 г.: то есть с подобными проблемами с большой долей вероятности столкнулся бы любой на его месте.
Так или иначе, не поняв изначально своей роли «подставного» лица или переоценив свой политический потенциал, «первый демократически избранный президент» отказался договариваться с армией на пике народных волнений в июне 2013 г. По всей видимости, высшее руководство Братьев-мусульман с военными договорилось без него: Мурси – а не исламисты – объявлен виновником всех проблем Египта и под всеобщее одобрение смещен, практически не запятнав репутацию исламистского движения, с которым непосредственно ассоциировался. Ни в заявлениях армейского руководства, ни среди лозунгов толпы не проскальзывают обвинения и критика в адрес Братьев-мусульман.
В результате – военные снова продемонстрировали свою силу и в ближайший переходный период до очередных выборов явно будут контролировать власть; исламисты практически не запятнаны и, вероятно, на это время отойдут от активного участия в управлении страной, оставив это на рвущуюся к власти либеральную оппозицию. Последняя, в свою очередь, видимо будет допущена военными к управлению на этом трудном этапе сложных социальных и экономических проблем, приняв оставшуюся порцию недовольства от египтян – пока страна не начнет выходить из кризиса. Тогда, на запланированных по окончанию переходного периода выборах, исламисты с большой долей вероятности снова подтвердят свои крепкие позиции в обществе, одержав победу – при согласии с армией.
Таким образом, разыгранный для публики, в первую очередь, – египетской, спектакль с «военным переворотом» представляется реализацией плана-договора между двумя социально-политическими и экономическими гигантами египетского общества, антагонистическими, но равновесными силами: армией и исламистами. Причем спектакль разыгрывался в двух действиях: сначала с демократическим избранием Мурси, а затем с недемократическим, но поддержанным народом «военным переворотом». Можно предположить, что именно договор между Братьями-мусульманами и военными на данном этапе в условиях глубокого кризиса в Египте является наиболее логичным для обеих групп выбором. В согласии между собой в среднесрочной перспективе они смогут обеспечить успешное развитие страны как внутри, так и в региональном масштабе – до тех пор, пока одна из этих сил не снова захочет доказать свое превосходство над другой: тогда можно ожидать очередного политического коллапса или попытки реализации исламистами сценария турецкой ПСР.
Комментарии читателей (0):