Затяжная история инвалида Игнатьева

Вернуться к делу Игнатьева меня — члена Международной федерации журналистов побудил информационный повод: 13 мая 2013 года Кировский районный суд Казани продолжит рассмотрение иска прокуратуры к исполкому Казани.

Выступив в интересах инвалида I группы Николая Игнатьева (лишился ног из-за осложнения сахарного диабета), прокуратура потребовала переселить его из барака 1934 года постройки в благоустроенное жилье. Представьте, что законная супруга Игнатьева — Гюльнара Зиннатуллина (проживает с Николаем в его муниципальной двушке вот уже 17 лет) ненадолго отлучилась, например, в магазин. А тут вдруг пожар...

Пожар, к слову, может случиться, если в отсутствие Гюльнары г-н К., благодаря судье Каминскому, имеющий свободный доступ к квартире инвалида, в очередной раз заявившись в нетрезвом виде (по словам Николая это случается нередко), оставит непотушенной сигарету. Ну, что в таком случае прикажете делать безногому инвалиду!?

Кстати, о Гюльнаре. Пункт 3 ст. 31 СК РФ обязывает супругов строить свои отношения на основе взаимоуважения и взаимопомощи. Но, согласитесь, не каждая, оказавшись на месте Гюльнары, станет сохранять брак с мужем, ставшим обузой...

Обратившись в суд с иском к исполкому, прокуратура поступила честно и благородно. Но, быть может, ещё и потому, что по делу Игнатьева я обратился к президенту РФ Владимиру Путину. Аппарат президента уведомил меня о том, что проверка моего обращения поручена Следственному комитету. А затем, что генеральной прокуратуре. Она, в свою очередь, дала соответствующее поручение прокуратуре Татарии.

Есть некоторые основания рассчитывать на то, что исполком либо добровольно согласится с иском прокуратуры, либо его к этому понудит суд. Но не ясно, какую именно жилплощадь исполком предоставит инвалиду. Потому что прокуратура потребовала предоставить Николаю такую же площадь, какую он занимает теперь.

А он с Гюльнарой ютится в одной комнате. Другую держит на замке г-н К., вместе со всем своим семейством, включая сожительницу и их малолетнюю дочь, фактически проживающий в собственном доме.

Надеюсь, что судья Морозов, рассматривающий иск прокуратуры, заявленный в интересах инвалида Игнатьева, примет во внимание акт, составленный управляющей компанией «Заречье». А этот акт подтверждает, что К. в захваченной им комнате не проживает. И зачем К. делить кров с семьёй инвалида, к которой он не имеет никакого отношения?

К. отжал у инвалида комнату как бы на законных основаниях: его вместе с дочерью добросердечный судья Эдуард Каминский вселил в квартиру Николая. Выселив из неё Гюльнару. У меня же в связи с этими деяниями, как у эксперта (являюсь председателем Общественного совета по вопросам развития городского хозяйства при исполкоме Казани), возник ряд вопросов.

Часть 3 ст. 69 ЖК РФ требует, чтобы все члены семьи нанимателя были указаны в договоре социального найма. А договора-то как раз нет. И я догадываюсь почему, несмотря на неоднократные мои просьбы заключить такой договор с Игнатьевым, исполком это не сделал. Да потому что, если К. вселён в квартиру, но не включён в договор, то он приобретшим право пользования жилым помещением не считается. И далеко не факт, что Игнатьев вселил К., по сути, чужого ему человека, именно в качестве члена своей семьи. А суду не были представлены доказательства этого.

Иначе обстоит дело с Зиннатуллиной, которую Николай законным образом вселил в свою квартиру и как раз таки в качестве члена своей семьи. Против этого у К. полтора десятилетия никаких возражений не было. А тут он вдруг озаботился своими правами.

Будучи вселённой, Гюльнара начала проживать в квартире своего мужа — нанимателя и приобрела равные с Николаем, поскольку не было оговорено иное, права. Что было обусловлено договором, пусть даже этот договор был заключён в устной форме, ввиду чего совершался конклюдентными действиями: путём вселения — со стороны Гюльнары как члена семьи, и не препятствованием вселению — со стороны Николая как нанимателя.

Вселение гражданина в жилое помещение в качестве члена семьи — это элемент сложного юридического состава. Это вселение в смысле ст. 54 ЖК РСФСР имело не только юридический, но и фактический аспект.

Что же касается собственно юридического аспекта, то вселение есть ничто иное, как договор нанимателя с лицом, вселяющимся к нему в качестве члена семьи.

Судье Каминскому определённо не делает чести то, что он вселил К. и его дочь, не располагая доказательствами права названных персон на проживание в спорной квартире. Совершенно очевидно, что судья Каминский вмешался в сферу, относящуюся к исключительной компетенции муниципального образования. Оно в соответствие со ст. 30 ЖК РФ вправе самостоятельно определять судьбу жилых помещений, относящихся к муниципальному жилищному фонду.

Не представляется законным и выселение Гюльнары, которое суд предпринял, основываясь на нелепом аргументе: К., видите ли, не давал согласия на вселение Гюльнары к своему мужу.

А кто такой есть К., чтобы санкционировать такое вселение? И почему отсутствие доказательств права на такое санкционирование не смутило опытного, казалось бы, судью Каминского? Его не обеспокоило и то, что выселяя Гюльнару, осуществляющую постоянный внешний уход за своим мужем (за что государство ей от своих щедрот платит 1,2 тыс. рублей в месяц), он тем самым оставляет беспомощного человека в опасности.

А ведь это деяние подпадает под ст. 125 УК РФ. Она предусматривает заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишенного возможности принять меры к самосохранению вследствие своей беспомощности, в случаях, если виновный имел возможность оказать помощь этому лицу и был обязан иметь о нем заботу либо сам поставил его в опасное для жизни или здоровья состояние.

Однако судье, как показывает практика, не стоит опасаться возмездия, ведь что оценивать общественную опасность его деяний будут коллеги по цеху. А ворон ворону, как гласит народная мудрость, глаз не выклюнет.

Гражданами, нуждающимися в жилых помещениях, предоставляемых по договорам социального найма, как это следует из ст. 51 ЖК РФ, не признаются собственники жилых помещений или членами семьи собственника жилого помещения.

Это означает, что у К., которому принадлежит 5/6 доли в праве собственности на жилой дом, нет шансов быть признанным нуждающимся в улучшении жилищных условий, ввиду чего договор социального найма с ним заключён не будет. Спрашивается, судья Каминский об этом не знал?!

Он не знал, что вопросы вселения/выселения (ст. 30 ЖК РФ) относятся к компетенции собственника? И что роль собственника в отношении муниципального жилья должны исполнять органы МСУ? Впрочем, у суда особого выбора здесь нет, поскольку названные органы эту роль не исполняют. Поэтому вселением/выселением обременяются судьи. А они, вообще говоря, могут и не быть экспертами по вопросам ЖКХ. И порой, как видим, используют закон как дышло.

В отличие от судьи Каминского, я — эксперт по вопросам ЖКХ. Поэтому отдаю себе отчёт в том, что названный судья, разрешая дело Игнатьева, изрядно накосячил, ввиду чего его решения о вселении/выселении, считаю не незаконными, не обоснованными и неисполнимыми.

Да, я помог Гюльнаре подготовить заявление в адрес федеральной Службы судебных приставов-исполнителей о прекращении производства, возбуждённого на основании указанных судебных решений. Посмотрим, как ФССП отреагирует на это заявление.

Вернёмся к косякам судьи Каминского. Один из таких косяков заключается в том, что названный судья, усмотрев нарушение жилищных прав «бомжа» К., по крайней мере, теоретически мог бы обязать исполком Казани вселить своего подопечного в квартиру, нанимателем которой является инвалид Игнатьев.

Но предусмотрительный судья Каминский этого не сделал. А если бы сделал, то исполком едва ли согласился бы исполнить такое решение, вселив К., не нуждающегося в муниципальном жилье, и выселив Гюльнару. И, соответственно, приняв на себя ответственность за оставление Николая в беспомощном состоянии.

Нет сомнений в том, что такие решения судьи Каминским исполком обжаловал бы в вышестоящую судебную инстанцию. Но Каминский — это весьма искушенный судья. Что же касается его совестливости и сострадательности, то они, насколько я понимаю, критериями для квалификационной коллегии судей, определяющих способность юриста вершить правосудие именем РФ, не являются.

Произволу судей в немалой степени способствовало лишение прокуратуры права надзирать, страшно сказать, за законностью действий суда. Более того, прокуратура, как об этом можно судить по заявлениям генерального прокурора РФ, вообще не считает допустимым обсуждать действия суда. Это означает, что я, анализируя дело Игнатьева, тем самым совершаю преступление против государства, агентом которого и является любой прокурор.

Выступая перед членами Совета Федерации, Юрий Чайка сказал, что, как глава надзорного органа, он не считает правильным, чтобы общество обсуждало работу судов и следственных органов: «Это просто недопустимо, когда институт гражданского общества проводит ревизию приговора суда». За такие речи, будь я президентом, погнал бы я г-на Чайку из прокуратуры. Не скажу какой метлой...

Для улучшения судебной системы, — пишет пользователь социальной сети Александр Зеличенко, — нужно повышать нетерпимость к неправосудным решениям. Я вот на дух не переношу неправосудные решения. Ввиду чего и кроплю над делом Игнатьева.

Прокурор, разумеется, как и каждый гражданин вправе высказывать те или иные суждения. Но ведь каждый обязан, как говорят в определённых кругах, фильтровать базар. Генеральный прокурор — тем более. И как прикажете расценивать реплику г-на Чайки о том, что «общество не должно отслеживать адекватность работы судебной власти»?

Петр I создавал прокуратуру в качестве ока государева. В этом качестве она, полагаю, и должна обеспечивать надзор над соблюдением действующего законодательства. Однако ни государство в целом, ни отдельные его институты не должны позволять себе оценку действий общества в целом. Потому что все они должны служить обществу.

В петровские времена о роли общества люди как-то не задумывались. Но ведь с тех пор минуло три столетия. Теперь, слава Богу, есть кому, кроме императора, присматривать и за оком государевым, да и за самим императором.

И последнее, на сей раз. ЖКХ — это крепкий орешек, о чем я ещё, Бог даст, напишу. Напишу и о том, что мы — эксперты, действующие в сфере ЖКХ, должны приложить все усилия к тому, чтобы навести здесь порядок. Только едва ли нам удастся сделать это раньше, чем будет восстановлен народный или, точнее, общественный контроль.

Большая часть конфликтов, связанных с ЖКХ, на практике разрешается судами. И лишь потому, что органы МСУ, как это видно на примере Игнатьева, уклоняются от выполнения своих прямых обязанностей, обусловленных ст. 30 ЖК РФ и ФЗ-131, в соответствии с которым ЖКХ отнесено к вопросам местного значения. Однако названные органы, видите ли, не располагают соответствующим механизмом.

А по-моему, они попросту не заинтересованы в справедливом разрешении дел, с которыми к ним обращается население муниципальных образований. История инвалида Игнатьева тому убедительное свидетельство.

Мои выводы подтверждает ответ заместителя руководителя исполкома Казани, Александра Лобова, в свойственной ему манере отреагировавшего на моё обращение в интернет-приёмную мэрии Казани по делу Игнатьева. Он, то есть г-н Лобов, к слову сказать, является куратором Общественного совета по вопросам развития городского хозяйства, (без) действующего при исполкоме города практически уже два года.

Александр Лобов любезно пересказал мне историю Игнатьева, указав, что в 2012 году Гюльнара Зиннатуллина уже обращалась в суд с иском к исполкому Казани о признании за ней права пользования квартирой Игнатьева. Умолчав о том, что решение вопроса Гюльнары исполком отдал на откуп суду: представитель исполкома на судебное заседание попросту не явился.

Упомяну о речах К. 6 мая 2013 г. на судебном заседании по рассмотрению иска прокуратуры к исполкому Казани. К. лживо утверждал, что Игнатьев доводится ему отцом, что «отцу» осталось жить несколько месяцев. Что он, то есть К., не хочет оставлять «отца» с Зиннатуллиной. Что он переживает за исполком, которому, видите ли, придётся дать квартиру Зиннатуллиной.

Не думаю, чтобы казанский исполком можно было признать лицом, заинтересованным в деле Игнатьева. В отличие от судьи Каминского, отселившего от беспомощного инвалида его законную супругу и вселившего к нему совершенно посторонних людей. Не уверен в том, что судья Каминский отрабатывал соответствующий заказ, но слишком уж много он накосячил, занимаясь делом Игнатьева.

Посмотрим, согласится ли с иском прокуратуры ответчик — исполком Казани, которому я настоятельно рекомендовал бы не возражать против переселения Игнатьева в благоустроенную квартиру. И критически отнестись к сомнительному праву К. на муниципальное жильё. Все-таки он располагает собственным жильём, а в Казани, которую исполком, по-видимому, считает своей вотчиной, немало найдётся тех, кто действительно нуждается в жилье.

И последнее на сей раз. Не оказываю ли я давление на суд? Отрицать не стану, да, конечно, оказываю давление. А почему я — координатор Экспертного совета по вопросам ЖКХ Международной экспертной группы ИА REX не должен этого делать? Или мы можем рассчитывать на чиновников и, в том числе, облачённых в мантии?

Как я думаю, они защищают не нас. Они защищают государство. То самое государство, которое, по идее, призвано служить нам. Однако государство граждане интересуют мало. Оно по большей части озабочено укреплением государственных институтов. Пользы от которых единственному источнику власти в РФ, чем дальше, тем меньше.

И не надо колоть мне глаза ст. 294 УК РФ «Воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования». Знаю, что эта норма предусматривает наказание за вмешательство в какой бы то ни было форме в деятельность суда (в целях воспрепятствования осуществлению правосудия), а также в деятельность прокурора, следователя или лица, производящего дознание (в целях воспрепятствования всестороннему, полному и объективному расследованию дела). Но ведь я не препятствую. Более того, все это я написал с единственной целью: помочь правосудию всесторонне, полно и объективно расследовать дело Игнатьева. Чтобы восстановить попранную, как я считаю, справедливость.