Урок Чавеса и исторические пределы России

"Помирать ложишься, а хлеб сей" (Русская поговорка)

Как это часто бывает с людьми, именно смерть президента Венесуэлы Уго Чавеса сделала его в глазах зрителей великим революционером. Как иногда говорят в России, «надо умереть, чтобы тебя признали и полюбили». Только так признание становится общественно безопасным. На этой комфортности признания, которое не требует личного подвига, стоит и массовое признание ценностей. Чавес принёс себя в жертву своей стране – и поэтому демократическое большинство на его стороне.

Отсюда, из России, издалека, видны и другие, несомненные причины того, как Уго Чавес своей смертью победил тех, кто все 14 лет его власти подвергал его насмешкам, тех, чьи собственные подвиги – колониализм, Бен Ладен, пропаганда, интервенции, гражданские войны, публичные изнасилования и казни, казни детей «неправильной» веры, расчленение пленных и заложников на органы - и риторика «прав человека».

Смерть Уго Чавеса не стала бы его очевидной победой, если бы за 14 лет власти он свою страну, униженную, проданную, превращённую в географического статиста, не превратил бы в народ, обретший страсть к справедливости, в государство, ведущее региональную и мировую борьбу за эту нериторическую справедливость. Такой Венесуэлы не было бы без старого-нового, государственного и христианского социализма и без дыхания Боливарианской революции, в которой главная ценность – надгосударственное, историческое, идейное и культурное единство наследников Боливара в Латинской Америке, справедливость и национальное освобождение.

Многим в России, так и не сумевшей в полной мере найти общий язык с Уго Чавесом, бездарно не использовавшей его политические и ресурсные подарки в адрес независимых Абхазии и Южной Осетии, его судьба психологически близка. Она становится всё ближе, хотя столь же многие в России ещё недавно свысока смотрели и на «новый социализм», и на боливарианство.

Урок Чавеса демонстрирует историческую силу культурного и ценностного единства, которое в испаноязычной Латинской Америке связано с именем Симона Боливара, а в России всё ещё ищет себе точного имени. Это имя колеблется между нейтральной этатистской «Исторической Россией» основных территорий Российской империи и СССР - и православной «Святой Русью», объединяющей не только канонические земли Русской Православной Церкви, но и особо выделяющей в них территории современных России, Белоруссии, Украины, Молдавии и Приднестровья. Когда новые государственные формы на пространстве Исторической России мучительно переходят из кризиса в кризис, только языковой и культурный фундамент исторической памяти даёт надежду на сохранение, так сказать, цивилизационного единства и выживание независимой идентичности.

Историческая память России, доведённой до минимума своих государственных границ, в ряде случаев отброшенной к пределам 400-летней давности, разделённой по линиям территориалистских экспериментов Ленина, Сталина и Хрущёва, консенсуальное чувство исторической судьбы, сконцентрирована вокруг символа 9 мая – Днём Победы над нацистской Германией и её многочисленными союзниками в Европе, а затем – и в Азии. Эта память ставит в центр исторического мифа приоритет общенационального выживания, то есть целостной безопасности народа как надэтнического единства.

Двадцать лет после распада СССР, российская власть и политическая мысль тщетно пытались найти терминологический ответ на новую реальность. Тогда традиционная русская диаспора дальнего зарубежья, восходящая к волнам политической миграции после Гражданской войны и Второй мировой войны, еврейской и немецкой миграции из СССР, численно и исторически ушла на второй план перед десятками миллионов интернациональных советских, русских и русскоязычных людей, от которых «отделилась Родина».

Эти люди представляли из себя не диаспоральный этнос, а аутентичную, природную, автохтонную основу Исторической России, в один момент, с распадом СССР, политически лишённую единства с исторической родиной и государством, полноты культурно-языковых прав и, главное, стратегической безопасности для свободного воспроизводства национальной идентичности. Называние диаспоральных сообществ и таких (по аналогии с терминологией, принятой в Сербии) «русских региона» или «русских континента», или «русских Евразии» - единым бюрократическим словом «соотечественники» до сих пор вызывает многочисленные проблемы непонимания и, главное, подвергает сомнению «коренной» статус этих людей вне Российской Федерации, но на территории Исторической России, делает их уязвимыми перед многочисленными этнократическими и шовинистическими проектами, расцветающими в Евразии под покровительством Европейского союза и НАТО.

Это значит, что - до тех пор, пока Историческая Россия в своём общенациональном сознании разделена на Российскую Федерацию и «русских Евразии», - она в целом остаётся объектом дальнейшего раздела, поражения в правах и переименования, принудительной смены идентичности и исторической памяти. И лишь – по примеру Уго Чавеса «боливарианское» - соединение традиционного для Святой Руси требования индивидуальной и социалистической справедливости с требованием общенационального освобождения и воссоединения – даёт ей шанс на выживание, а нам всем, для которых живая Россия – условие свободы, справедливости и преемственности – мир с собою на этой земле.