В 2013 году в Москве выйдет в свет специальный том научного альманаха «Русский Сборник», посвящённый 150-летия польского восстания в Российской империи 1863 года. ИА REX публикует сокращённую версию статьи диакона Гордея Щеглова, магистра церковной истории, доцента Минских Духовных Академии и Семинарии, которая вошла в состав сборника.
В начале 1863 г. на территории Царства Польского вспыхнуло национально-шляхетское восстание, охватившее затем частично территории Белоруссии, Литвы, Украины. Не имея достаточно сил и избегая открытых столкновений с русскими военными командами, отряды повстанцев действовали в основном методами партизанской войны. Между тем руководители восстания всячески старались привлечь на свою сторону простой народ – то заигрывая с ним и суля разные льготы, то запугивая и открыто угрожая расправой. Однако народ не только не сочувствовал восстанию, но с каждым днем все более проникался ненавистью к повстанцам, видя многочисленные злодеяния, совершаемые ими. Сотни ни в чем не повинных людей были убиты, искалечены и часто с изуверской жестокостью. Среди убитых повстанцами мирных жителей оказались поляки, русские, евреи, иностранцы, католики и православные, люди самых различных званий, профессий и положения. Их вешали, стреляли, забивали до смерти. Повстанцы грабили местечки, деревни, разоряли и поджигали церкви, жгли дома и целые поселения. Одним словом, принесли в край кровавую смуту.
Сколько именно мирных жителей погибло от рук повстанцев с достоверностью установить трудно. Например, по данным «Московских Ведомостей» на 19 сентября 1863 г. количество только повешенных достигало 750 человек. «Энциклопедический словарь» Брокгауза и Ефрона указывает число повешенных повстанцами ок. 2000, оговариваясь впрочем, что цифра неточная и спорная.
Приведем некоторые факты расправ над мирными жителями, в том числе и наиболее вопиющие.
В Вильнюсе в Пречистенском соборе сохранились установленные еще в XIX в. памятные доски с 349-ю именами жертв восстания 1863–1864 гг. Возглавляют список имена православных священников Даниила Конопасевича, Романа Рапацкого и Константина Прокоповича. Начнем с них наш краткий мартиролог и мы.
Священник Даниил Конопасевич служил в местечке Богушевичи Игуменского уезда Минской губернии. 18 апреля 1863 г. группа повстанцев во главе с местным помещиком-поляком Болеславом Свенторжецким явилась в богушевичское волостное правление. В присутствии нескольких крестьян Свенторжецкий «прочитал польский манифест и объявил крестьянам, чтобы они не платили никаких податей, не давали рекрут, и что землю отдает им в дар», заверив при этом, что все книги и бумаги в богушевичской канцелярии уничтожены. В это же время повстанцы устроили обыск в доме отца Даниила, разыскивая его, но не нашли, так как священник отсутствовал. В тот же день повстанцы уехали из Богушевич.
Вернувшись домой и узнав о случившемся, отец Даниил немедленно отправился в волостное правление, где нашел на полу разорванный портрет императора Александра II, а на столе – пачку прокламаций, в которых объявлялось о восстановлении Польши и ее прав, объявлялись льготы крестьянам и звучало воззвание к русским «хло́пам» вступать в число граждан будущего польского королевства. Недолго думая отец Даниил собрал прокламации, порвал их и бросил в топившуюся печь, а разорванный портрет государя забрал домой.
9 мая под селом Юревичи, недалеко от Богушевич, произошло сражение русских военных с повстанческим отрядом Лясковского. На другой день после сражения военные позвали отца Даниила исповедать и причастить раненых и отпеть павших воинов.
В это время посылаемые за припасами члены отряда Лясковского доложили ему, что «священник Конопасевич разъезжает с казаками и уговаривает крестьян преследовать мятежников». Тогда Лясковский созвал штаб, на совете которого отца Даниила приговорили к смертной казни.
Прослышав, что повстанцы хотят расправиться с отцом Даниилом, управляющий имением Малиновский стал настоятельно советовать ему уехать из Богушевич в Бобруйскую крепость, но отец Даниил решил не оставлять паству в смутное время. По свидетельству родных страха смерти у него не было. Происходившие тогда события, видимо, подготавливали его к принятию любой ситуации. Незадолго до смерти, отец Даниил отправился к соседнему священнику и, исповедовавшись у него и причастившись, радостный вернулся домой со словами: «Вот я уже теперь совсем готов – причастился».
Для расправы над богушевичским священником Лясковский отправил отряд из 40 человек во главе со шляхтичем Альбином Тельшевским.
23 мая 1863 г. около шести часов вечера повстанцы окружили дом Конопасевичей с требованием, чтобы кто-нибудь вышел. Отец Даниил вышел с супругой на черное крыльцо, но повстанцы не сразу поняли, что перед ними священнослужитель, и спросили, где «ксендз», разумея под этим словом «священник». Дело в том, что отец Даниил хотя и носил, как священник, длинные волосы, был одет не в подрясник или рясу, а так, как обычно ходил дома – в старое семинарское пальто. На вопрос повстанцев он ответил: «Я и есть священник. Что вам нужно от меня?» Тогда к отцу Даниилу подступил шляхтич Тельшевский и направил в грудь револьвер, но супруга оттолкнула оружие. Повстанцы тут же втолкнули ее и выбежавшего на шум ребенка в кухню и подперли дверь. Несчастная женщина в истерике металась по дому, пока не упала в обморок. Она впоследствии рассказывала, что когда отца Даниила схватили, он не издал ни звука. Еще она слышала, как кто-то крикнул: «Веревок!», а что было после, не помнила.
Схватив священника, повстанцы вывели его на середину двора: Тельшевский зачитал постановление штаба и приказал повесить. Когда отец Даниил что-то возразил, его с бранными словами схватили за волосы, накинули на шею веревку и повесили тут же на воротах.
Когда супруга священника пришла в себя и вышла на улицу (двери дома уже были отперты), то увидела повешенного мужа. Рядом с ним, обняв ноги, сидел плачущий старик – «дед Иван», работавший в доме па́́робком. Он ничего не знал о расправе, пока не привел с выгона скотину, и потрясенный увиденным, горько оплакивал любимого батюшку. Из людей вокруг никого больше не было. Жители Богушевич, узнав, что в местечко вошли повстанцы, попрятались и боялись даже показаться на улицу.
Когда дед Иван стал снимать отца Даниила, тотчас прибежали повстанцы, бражничавшие неподалеку в корчме, и с угрозами запретили снимать повешенного, чтобы тело его висело подольше на устрашение всем русским, противящимся «польскому делу». И только после отъезда их из Богушевич тело отца Даниила сняли, омыли и положили в доме, как подобало умершему.
Для погребения мученика в Богушевичи к вечеру 25 мая прибыли священники Роман Пастернацкий, Иоанн Шафалович и Порфирий Ральцевич с псаломщиком. Из опасения попасть в руки к повстанцам им пришлось переодеться в крестьянскую одежду и даже обрезать волосы. В тот же вечер в Богушевичи пришли русские пехотинцы и казаки. Благодаря военным священники смогли безопасно совершить погребение. Из дома на церковный погост гроб мученика несли русские солдаты. Похоронили отца Даниила при фундаменте местной приходской церкви, сгоревшей при невыясненных обстоятельствах в 1862 г.
Другой священник убитый повстанцами – Константин Прокопович – служил настоятелем церкви заштатного города Суража Белостокского уезда Гродненской губернии. В дни восстания священника предупреждали, что повстанцы хотят убить его. Причиной было, по свидетельству его сына Льва, то, что отец Константин «принимал к себе войска, проходившие для стычек с мятежниками». За неделю до праздника Троицы, действовавший близ Суража повстанческий отряд разбила рота русских солдат, и после боя офицеры были радушно приняты и угощены в доме Прокоповича. После этого повстанцы, подстрекаемые ксендзами Крынским и Моравским, с ненавистью стали смотреть на священника Константина, посмевшего «принимать и угощать “пшеклентых москалей”».
Ночью с 22 на 23 мая 1863 г. повстанцы через окно вторглись в дом Прокоповича и стали искать его, однако священник успел укрыться на конюшне. Бандиты «дубинами и прикладами» избили жену, 17-летнюю дочь и 16-летнего сына Льва – ученика Литовской духовной семинарии, угрожая повесить. Перепуганный юноша с веревкой на шее причитал: «Боже мой! Боже мой!» Но повстанцы с насмешками и ругательствами издевались: «Какой твой Бог? Какая твоя вера? Твоя вера – собачья, схизматическая … Подлец, собачья твоя кровь…».
Найдя отца Константина, повстанцы бросились к нему, вытащили на двор, «рвали волосы на голове и из бороды, нанесли более 100 ударов ружьями и кольями, толкали во все стороны, бросали на землю и топтали его ногами; потом один изверг выстрелом еще и ранил его в бок». Наконец, еле живого, окровавленного, истерзанного священника «повесили на тополе в пяти шагах от дома».
Когда перед смертью отец Константин просил дать ему помолиться, повстанцы с издевкой говорили: «Какой твой Бог? Вы ни что иное, как собаки, ваша вера тоже собачья, русская; ваш Бог – русский». При этом его не переставали бить, не давая выговорить и слова, и все время кричали: «Молчи!» Уже с веревкой на шее страдалец успел лишь сказать: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Палачи издевались над священником и после его смерти. Приведя сына к трупу отца, говорили: «Видишь, отец твой висит, как собака; то же и с тобой будет». Повстанцы избили юношу, затем ограбили дом и, уходя, стали выкрикивать: «Теперь у нас не будет схизматиков; теперь у нас настоящая Польша».
По свидетельству сына, главным вдохновителем убийства отца Константина был ксендз Моравский. А вообще в расправе участвовало около 100 человек, среди которых находились и жители Суража – католики.
Спустя пять лет после мученической кончины священника Константина, при устройстве на могиле памятника, был вскрыт гроб. Вот как описывал виденное священник Иоанн Котович: «Гроб сосновый, покрашенный голубой краской. Краска на гробе клеевая, несмотря на низменное место и сырость, постоянно поддерживаемую льющейся с церковной крыши водой, сохранилась в целости, не полинявшей. <…> Руки, крест, ризы и все в гробе покрыто нежной синевой, какая бывает на сливах (плодах); тело нетленное, желтоватое; на голове плешь от вырванных волос, сделанная мучителями – мятежниками». Как видим, тело священника было обнаружено нетленным, что бесспорно свидетельствует о его святости, как мученика за веру.
Другой священник-мученик – иерей Роман Рапацкий – служил настоятелем в селе Котры Пружанского уезда Гродненской губернии. Еще в начале 1863 г. его предупреждали об опасности и советовали куда-нибудь уехать с семейством, но отец Роман не пожелал оставлять прихожан. Он, кажется, предчувствовал кончину – 3 июля, уходя на сенокос, много молился и взял с собой молитвослов. А вечером его схватили повстанцы, и подвергли издевательствам: предлагали водку и папиросу перед смертью. Когда отец Роман стал просить о позволении проститься с женой и детьми, ему отказали. Повесили священника на груше, затем один из повстанцев выстрелил ему в грудь. Вместе с отцом Романом на груше повесили и местного крестьянина Константина Шведа, за то, что он открыто осуждал восстание и сообщал властям о местонахождении отрядов. Тело отца Романа висело на дереве три дня, так как испуганные крестьяне боялись запрета повстанцев снимать его. И только прибывшие священники сняли тело страдальца и погребли. Жил отец Роман в такой бедности, что в доме не нашлось даже средств на похороны. Доски на гроб привез священник соседней церкви, а собравшиеся на погребение люди вскладчину покрыли остальные расходы. «Никогда в жизни не забудем часов погребения страдальца, - вспоминал очевидец. - Каждая минута была горестна, но душа наша была преисполнена чего-то неземного. Не страх и трепет волновал душу нашу, но веял какой-то дух жизни, проявлявшийся в слезах и неземных размышлениях…».
От рук повстанцев пострадал псаломщик Крестовоздвиженской церкви села Святая Воля Пинского уезда Минской губернии Федор Яковлевич Юзефович. Хорошо зная местность, он сообщал представителям власти, где скрываются повстанческие отряды. А однажды сам догнал и отнял у некоего пана Кобылинского порох и провизию, предназначавшуюся для повстанцев. Узнав о таковых действиях Юзефовича, повстанцы решили расправиться с ним.
Все произошло в деревне Гать, где находились усадьба священника и дом псаломщика. Утром 1 июня 1863 г. в дом Юзефовича пришли два неизвестных человека и, сказавшись путниками, попросили поесть. Сам Феодор Яковлевич в это время находился где-то на огородах. Жена его приняла незнакомцев и приготовила угощение. За едой «странники» завели разговор с отцом Феодора, заштатным священником Яковом Юзефовичем, проживавшим в доме сына. Во время беседы хозяйка заметила, что эти люди «не здешней стороны» и, заподозрив в них повстанцев, послала за мужем.
Узнав о подозрениях супруги и, видимо почувствовав недоброе, Феодор Яковлевич, прежде чем идти домой, зашел к соседу-крестьянину, чтобы с его помощью при необходимости задержать подозрительных людей. Придя в дом, он стал расспрашивать незнакомцев, кто они и откуда. Во время беседы в комнату вбежал испуганный сын Феодора и сказал, что «в село идут поляки». Все выбежали из дома, чтобы разузнать, кто приближается к деревне. Меж тем находившиеся в доме незнакомцы, а это были «передовые» повстанческого отряда, стали убеждать, что это русские казаки и, сделав испуганный вид, просили спрятать их. Этой притворной игрой, видимо, хотели спровоцировать или сбить с толку Феодора Юзефовича и задержать его в доме. Однако когда все убедились, что в деревню вошли повстанцы, Феодор Яковлевич, понимая, что ничего доброго от встречи с ними не будет, хотел скрыться. В этот момент один из незнакомцев приставил к его груди револьвер и закричал: «Стой! Никуда не пойдешь! Ступай за мной в корчму!» К этому времени отряд повстанцев численностью около 400 человек уже вошел в село.
В корчме над псаломщиком стали издеваться и объявили, что ему осталось «всего полчаса времени до смерти». Командир отряда велел отправить пленника к местному священнику Николаю Стояновичу для исповеди. Между тем жена и пятеро детей Феодора Яковлевича со слезами умоляли повстанцев помиловать его. Отец – священник-старик ползал у них в ногах, прося пощадить сына. Но никакие уговоры не помогли.
Исповедь Феодора происходила в гостиной священнического дома, в присутствии нескольких вооруженных соглядатаев. После исповеди повстанцы в форме издевательства предложили отцу Николаю деньги «за труд», но тот естественно отверг постыдную мзду и именем Христа стал упрашивать пощадить жизнь своего сослуживца, хотя бы ради его малолетних детей. О том же умоляла и жена отца Николая стоя на коленях. Но как бы назло повстанцы заявили, что повесят Юзефовича у ворот священнического дома и уже стали делать к тому приготовления. С большим трудом отец Николай сумел убедить не делать его двор местом убийства. Тогда повстанцы согласились повесить Юзефовича на вербе, как раз напротив его дома, находившегося через улицу. Вместе с тем они потребовали, чтобы во время казни присутствовал и сам священник, но, услышав об этом, отец Николай впал в глубокий обморок, так что его оставили в покое.
Повесили Феодора Юзефовича на вербе возле его дома на глазах у всей семьи. К повешенному приставили стражу, чтобы тело оставалось так до третьего дня, и чтобы «не только десятый, но и двадцатый видел и знал, как противодействовать полякам». При этом, воображая себя «рыцарями-благодетелями» оставили жене повешенного 30 рублей «на воспитание детей».
После убийства Феодора Юзефовича весь отряд собрался на дворе священнической усадьбы. «Гости» стали хозяйничать в доме, амбарах, конюшне и забрали съестные припасы, а также муку, овес, повозки, упряжь и т. п. Затем частью там же на дворе, частью на кладбище, расположенном при усадьбе – за сараями, разложили костры и почти до вечера харчевались. После этого они взяли отца Николая и повезли в лес, в урочище под названием «Млыно́к», где была мельница, и там хотели повесить, для чего на одной из сосен уже приготовили веревку. Но неожиданно появившийся какой-то помещик, знакомый повстанцам, с большим трудом упросил их не вешать священника. Тогда повстанцы «на память» остригли отцу Николаю голову и бороду, переодели в жупан и отправили едва живого домой на телеге проезжавшего мимо крестьянина.
21 апреля 1863 г. трагедия случилась в селе Новоселки Игуменского уезда Минской губернии, куда пришел отряд повстанцев. Местные жители, решили не впускать его в Новоселки, а в соседние селения послали верховых с известием об опасности. В 11 часов вооруженные двустволками, пистолетами и саблями повстанцы вошли в село и направились прямо в усадьбу местного помещика Крупского, который, впрочем, отсутствовал. Крестьяне потребовали у пришедших объяснения кто они и чего хотят. Те назвались «воинами царства польского и сказали, что хотят рассчитаться только с попом, а им, крестьянам, ничего худого не сделают».
Священником в Новоселках служил отец Фома Русецкий. Еще до восстания он препятствовал распространению в местной приходской школе польских идей. В 1861 г. помещик Крупский неожиданно начал оказывать материальную помощь школе, и вскоре там появился учитель, студент Киевского университета, некто Легенза – протеже помещика. Как-то раз, во время отсутствия в школе отца Фомы, Легенза принес в класс картины из Священной истории и при объяснении одной из них – «Распятия Спасителя», указывая на римских воинов, сказал: «Тo są moskale» (это москали). Случай этот стал известен и вызвал возмущение священника, запретившего Легензе преподавать все, кроме русской грамоты. В 1862 г. помещик Крупский открыл школу в своем доме, где Легенза начал учить детей на польском языке и в польском духе. Однако эта школа по ходатайству Минского архиепископа Михаила (Голубовича) в том же году была закрыта, а Крупский попал на несколько месяцев под арест. И вот видимо по наущению Крупского отряд повстанцев пришел расправиться со священником.
Отец Фома уже подвергался нападению еще в самом начале восстания. Вечером 2 февраля 1863 г., когда он по делам проезжал мимо местечка Дукора на него напали несколько повстанцев. Спасся он тогда благодаря лишь тому, что испуганные лошади помчали повозку, подмяв при этом под себя одного из нападавших. И вот новая угроза нависла над священником.
Узнав о намерениях повстанцев, крестьяне закричали: «Не пустим!» и дружно бросились на непрошеных гостей. К сожалению, эта храбрость дорого обошлась безоружным селянам. В их сторону сперва раздался ружейный залп, а затем в дело пошли сабли. В результате столкновения четверо крестьян были убиты и десять ранены, однако их мужество заставило повстанцев уйти в лес. Среди убитых жителей Новоселок были: Петр Казак, Антон Варивончик, Дорофей Горбачик и Герасим Андросик. Всех их похоронили в одной могиле на кладбище при Мариино-Горской Успенской церкви.
После второго покушения на жизнь священника, власти распорядились приставить к нему охрану из 15 солдат и 20 вооруженных крестьян.
28 мая 1863 г. в 11 часов утра в селе Великорита Брестского уезда Гродненской губернии появился небольшой отряд повстанцев, одетых в красные рубахи, верхом на лошадях и вооруженных ружьями и пиками. Пришли они из села Пожежина, где перед тем жестоко избили плетьми нескольких крестьян и еврейку. Прискакав с шумом в Великориту, повстанцы с ходу влетели на священнический двор с криком: «Где поп, где поп, где сельский старшина?» Великоритский священник Куханович успел спрятаться в церкви. Изнутри он слышал шум и крики жителей. До четырех часов дня повстанцы громили селение. Когда все стихло, священник вышел из церкви и вернулся в дом. Родные рассказали, что повстанцы искали его, угрожая семейству повешением и поджогом дома. Бандиты говорили, что хотят повесить самого Кухановича и еще настоятеля дывинской церкви Пиотровского. Разыскивая священника, повстанцы все в доме перевернули, в амбаре выбили окошко и выбросили все вещи, а в поисках ключей от церкви, выломали двери в колокольне. Начали даже пилить засов церковных дверей, но поломав пилку, оставили эту затею. Кроме того, повстанцы устроили погром в сельском правлении, наказали плетьми волостного старшину Евдокима Хомычука, дав ему до 300 ударов. Повесили сборщика податей Василия Хомычука. Еще двух крестьян жестоко избили плетьми, посыпая раны песком и поливая водкой.
9 января 1863 г. в деревню Санники Гостынского уезда Варшавской губернии прибыли несколько повстанцев и стали уговаривать народ идти в отряд, призывая вооружаться «чем попало». 11 января набранных волонтеров, отчасти пришедших добровольно, частью насильно собранных, отправили в местечко Жихлин, под надзором ксендза Стефана Скупинского из Щавинского монастыря. Будучи в Санниках этот ксендз стал допрашивать одну крестьянку относительно местонахождения ее мужа, которого он хотел увести вместе со всеми. Женщина долго и упорно отговаривалась незнанием, пока не вывела из себя Скупинского. Разъяренный ксендз приказал одному из своих подручных, Юзефу Стржичковскому, убить женщину. Тот ударил ее пикой, но удар оказался не смертельным. Несчастная вскрикнула и едва успела проговорить: «в стодоле» (в сарае), как ксендз в порыве бешенства, выстрелил в нее из револьвера, велев Стржичковскому добить. Сам меж тем поджег дом женщины и сарай, намереваясь живьем сжечь ее мужа, который к своему счастью успел скрыться. Приведенный в ужас народ оставался безмолвным зрителем этой сцены. Однако когда, через два дня, ксендз Скупинский вновь появился в Санниках, толпа около 200 человек набросилась на него, обезоружила и растерзала на месте.
Крестьянин деревни Клепачей Слонимского уезда Матфей Макаревич, старшина Озерницкой волости, отличаясь честностью и трезвостью взглядов, не сочувственно отзывался о польском восстании, открывал повстанцев властям, почему и был особенно ненавидим ими. 1 июля 1863 г. повстанцы схватили Макаревича на служебном месте и, не дав ему даже помолиться, о чем тот усиленно просил, повесили на воротах священнической усадьбы, прямо напротив церкви, вблизи волостного правления.
Учитель Лысковского народного училища Волковысского уезда Гродненской губернии Фридрих Вишгольц, несмотря на угрозы помещиков-поляков, учил детей по-русски. Не подчинившись требованию снять портреты императорских особ в училище и ввести польский язык, он был убит выстрелом из револьвера средь бела дня на базарной площади помещиком Засуличем. Тело Фридриха три дня лежало на площади, так как никто не осмеливался нарушить приказ повстанцев, запретивших под угрозой смерти поднимать тело, делать гроб и участвовать в погребении. Только на четвертый день вдова убитого под большим страхом похоронила мужа на поле за местечком. Так распорядился начальник повстанческого отряда, местный помещик Здислав Быховец, сказавший вдове: «Закопай там, где псы воют».
Был убит и православный сельский учитель местечка Субочь Поневежского уезда Ковенской губернии Викентий Смольский. Когда повстанцы вербовали в отряд жителей местечка, то насильно забрали с собой и Викентия. Однако тот, улучив момент, убежал и вернулся домой. Уход из отряда естественно грозил Смольскому неприятностями. В то время русские военные, расположенные близ Субоча, узнав о появлении в окрестных лесах большого отряда повстанцев, двинулись туда, зайдя по дороге в местечко. Смольский явился к русским офицерам, рассказал обо всем с ним случившемся и о грозящей ему опасности, а также указал место, где располагались повстанцы. Подсказка Смольского помогла военным найти и разбить повстанческий отряд. Однако поступок этот стоил Смольскому жизни. Повстанцы догадались, кто мог выдать место расположения их лагеря. Когда военные ушли, оставшиеся повстанцы пришли в Субочь, захватили Смольского и после пыток повесили в лесу.
В Ковенском уезде в местечке Эйраголь повстанцы убили сельского учителя Константина Котлинского.
Крестьянин местечка Лыскова Волковысского уезда Игнатий Кулеша, служивший при винокуренном заводе имения Харовщина, в мае 1863 г. повешен в лесу повстанцами по жалобе поляка, управлявшего заводом. Кулеша обозвал управляющего «глупым мятежником», что и послужило поводом к убийству.
Крестьянин села Новоселки Кобринского уезда Григорий Полетило, волосной старшина, открыто осуждал восстание и уговаривал крестьян «не бояться бандитов и быть верными царю и родине». О действиях местного повстанческого отряда он сообщил военному начальнику в Кобрин. Через чиновников-поляков это стало известно повстанцам. 30 мая 1863 г., когда Полетило возвращался домой из церкви, его схватили люди из отряда Казамира Нарбута и повесили на вербе.
Крестьянин деревни Подбельск Брестского уезда Иероним Седун служил сторожем Беловежской пущи в местности Грани. В ночь с 18 на 19 августа 1863 г. его повесили в сарае повстанцы из отряда Рогинского, рассеявшегося в пуще после поражения. Видимо они опасались, что Седун, зная прекрасно местность, может сообщить об их местонахождении военным. От тяжелых побоев, нанесенных повстанцами, вместе с Иеронимом умерла и его жена Анна.
В ту же ночь, в той же деревне и по той же причине люди Рогинского повесили и затем сожгли вместе с сараем крестьянина Иосифа Седуна.
Аналогичную смерть приняла и крестьянка Анна Седун, жительница той же местности. В ночь с 18 на 19 августа ее повесили и сожгли люди Рогинского – вместо мужа Викентия, приговоренного к смерти, но в тот момент не оказавшегося дома.
Крестьянин деревни Сороки Гродненской губернии Иван Макаревич отказался вступить в ряд к повстанцам, после чего те решили с ним расправиться. В ночь на 1 июля 1863 г. два шляхтича из местечка Щуки вызвали Макаревича из дома и под предлогом указать дорогу в местечко Мосты, увели с собой. Придя в Щуки, все трое зашли в дом, в котором в ту ночь праздновалась свадьба. Повстанцы заставляли Ивана есть, приговаривая: «Ешь, легче будет идти на тот свет». Потом отвели его в отдельную комнату, где подвергли жестоким истязаниям: обвязав веревками и привязав за шею к стене, отрезали нос и уши, содрали с обеих ног кожу, разорвали правую щеку. Затем истерзанного страдальца вывели за деревню, бросили в картофельную яму вниз головой и еще живого забросали землей, а само место, чтобы скрыть следы, забороновали. Только на десятый день тело Макаревича случайно обнаружил один крестьянин: труп лежал вниз головой, руки и тело были связаны, шею обвивала веревка, на ногах полосами висела содранная кожа. Родные опознали Макаревича, оплакали и погребли на ближайшем кладбище.
Пристав второго стана Бельского уезда Гродненской губернии титулярный советник Иосиф Курганович повешен на дверях комнаты гостиницы, в которой намеревался разместиться.
В начале лета 1863 г. колонист Генрих Дерер казнен близ города Лодзи. Содрав кожу с головы, повстанцы перебили ему одну за другой все конечности, после чего несчастного, имевшего еще признаки жизни, повесили.
………………………………………………………………………………..
Этот скорбный список можно продолжать еще долго – подобных свидетельств сохранилось немало. И ни в коем случае нельзя забывать об этих невинных страдальцах, ставших жертвами фанатичной жестокости.
Для сравнения укажем, что на территории Северо-Западного края при генерал-губернаторе М. Н. Муравьеве, подавлявшем восстание, было казнено по суду, с соблюдением всех юридических процедур, 128 повстанцев. Как видим, в сравнении с убитыми мирными жителями, цифры несопоставимые.
Комментарии читателей (0):