Автохтонное население Русской равнины в перспективе «большого времени»: ответ на вопрос читателей ИА REX

Читатели ИА REX предложили экспертам очередную тему для обсуждения.

Незарегистрированный пользователь:

1. Я предлагаю посмотреть на демографический тренд в России через призму его этнической составляющей.

2. Сравнить этот тренд с дореволюционной Россией.

3. Попытаться ответить на вопрос какова же была государственная и национальная идея русских на протяжении тысячи лет.

4. Была ли разница между государственной идеей в терминах смысла и национальной идеей в этих же терминах.

5. Каково же нынешнее положение России, вытекающее из поставленных ранее вопросов.

Павел Крупкин, научный руководитель Центра изучения современности (Париж, Франция) ответил на вопросы:

Поставленные вопросы касаются рассмотрения автохтонного населения Русской равнины в перспективе так называемого «большого времени». Для начала несколько общих моментов. Миссия народа, живущего здесь, так сказать «замысел божий о нём», по всей видимости, можно вербализовать как «изобретение и освоение практик выживания в резко континентальном климате выше 50-й параллели». Уникальность нашего народа заключается не только в том, что такие практики были найдены и освоены — есть люди, которые выживают и гораздо севернее, а в том, что найденные практики позволили получать ту степень избыточного продукта, которая оказалась достаточной для довольно бурного роста народонаселения и для поддержания существования развитой городской цивилизации мирового уровня. Если посмотреть на оценки численности людей, которых можно привязать к возникшему гораздо позднее этнониму «русский», то в большом времени наблюдался уникальный рост данного параметра — с 7 млн в середине 17 столетия до 145 млн в 1989 г. Сейчас русских около 130 млн, из которых 110 млн живут в Российской Федерации.

Политическая сфера данной территории в течение всего этого времени характеризовалась сильным идентичностным отрывом правящего класса от остального народонаселения, его самоотделением от социальных низов, которые представлялись правящим чем-то вроде «скота в ландшафте», или, по-современному, ресурса. Но если романовская империя была достаточно «органической», то есть не перенадрывала воспроизводственные силы народонаселения империи, то большевистская диктатура развернула в низах широкое террористическое самоедство. Существуют разные оценки воздействия советской власти на численность русского этноса, но все они оперируют порядками «расточения населения» в виде десятков миллионов бездарно растраченных жизней. Потому в «большом времени» коммунистическая диктатура обычно представляется в виде «красной катастрофы».

Наряду с просто убиением людей, большевики преуспели и в своих социальных экспериментах. Фактически они добрались до каждой локальной общины, и, «оторвав» у неё обычную традиционную «голову», приставили к «трепыхающемуся тельцу» в качестве «головы» «уголовника с района». Понятно, что «глубинный социальный оптимизм» народа в виде его «витальной силы» после такой экзекуции был атрофирован. Далее оказываются возможными две веры в будущее атомизированного таким образом населения автохтонов Русской равнины — либо вера в чудо его «ре-витализации», обретения себя в какой-то своей традиции, либо «смерть народа», то есть прислонение индивидов к какому-то стороннему «потоку жизни». Обе точки зрения присутствуют в нашем обществоведческом дискурсе, причём доминирует первая.

Тут следует отметить, что общей нации на территории Русской равнины так и не сложилось, хотя большевики в своих экспериментах национализировали периферию своей империи. Потому после распада СССР все отколовшиеся куски с разной степенью успешности отстраивают свои национальные государства — за исключением России, в которой большевизм в какой-то своей реинкарнации увы продолжается. Характерной чертой большевизма является органичная ему русофобия, суть которой может быть сформулирована следующим образом: в нашем хорошо унавоженном саду цветут разные хорошие цветы. «Цветами» тут следует считать корпорации, и связанных с ними «социально-близких» людей, а навозом, соки которого питают «всё хорошее в стране», — автохтонное население — всех тех, кто оказался неинкорпорированным в отобранное «садовниками» множество хороших корпораций. Понятно, что «навоза» никому не жалко, потому, сколько бы не говорили о «сбережении населения», на смену трендов социальных изменений я бы надеяться не стал — до тех пор, пока большевизм в стране не будет деконструирован во всех его изводах.

Вы тоже можете предложить тему для обсуждения нашими экспертами.