ИА REX публикует статью доктора философских наук, политолога, профессора МГУ Валерия Расторгуева.
Сегодня скандалы в политике всё чаще подменяют собой политический анализ. Возникают даже своеобразные симбиозы политскандала и политанализа, которые я называю скадализами. Если раньше о политиках, совершивших что-то откровенно мерзкое, глупое или противозаконное, говорили, что они оскандалились, то теперь это слово произносится скорее с уважением: да, оскандалились, но прибавили себе популярности, расширили своё политическое пространство, вошли в круг тех, о ком знают и судачат. К тому же оскандалившихся, как мы видим, не судят, а, следовательно, и не осуждают. В результате политики почти перестали заниматься не только долгосрочным политическим планированием, требующим хоть какой-то ответственности перед обществом, но даже «разбором полётов» для внутреннего пользования. Им некогда анализировать и прогнозировать события, от которых зависит будущее страны и мира, так как они меньше всего думают об этих отвлечённых категориях.
Чем же они заняты, чему отдают свои силы и души? Чаще всего всё сводится к производству денег и «производству событий» — всё новых и новых информационных поводов, призванных создать дискуссию на пустом месте, чтобы отвлечь внимание публики от дележа на высших этажах, заглушить споры о выборе политического курса на перспективу. А лучший вариант такого двойного производства — скандализация политики, поскольку только скандалы ещё как-то притягивают внимание толпы. Но не только в этом кроется причина того, что даже выборная страда не пробуждает интереса публики к противостоянию партийных программ. Подлинная причина в другом: какой смысл в условиях реально установившейся однопартийной системы сопоставлять конкурирующие позиции и стратегии, если они никогда не пройдут «через голову» единороссов? Поэтому самое большое событие нынешней предвыборной страды в РФ — не общенациональная дискуссия о выборе социальной перспективы России (дискуссию даже не планировали), а внутрисемейный скандальчик, связанный со сменой ролей в тандеме и сменой лидеров в правящей партии, когда никто кроме двух человек до последней минуты не знал о судьбоносном решении. Ситуация действительно пикантная, скандальная в бытовом смысле этого слова.
На этот скандал на днях предельно резко отреагировала незабвенная Кондолиза Райс — бывший госсекретарь США. Причём отреагировала тоже в весьма скандальной форме, столь характерной для темперамента «чёрной пантеры Белого дома». Её так называли не столько из-за цвета кожи, сколько из-за образа мыслей и особенностей политического поведения, среди которых не последнее место занимают увертливая ловкость и явная кровожадность по отношению ко всем потенциальным противникам курса США. Среди таких противников она уже давно выделила Путина как человека, недостаточно преданного интересам её хозяев, и с тех пор не сводила с него настороженных глаз, ожидая, когда тот подставится. По словам пантеры, Владимир Путин, наконец, не просто «подставился», а сделал «посмешищем принципы демократии», то есть покусился на главную святыню Запада. Что имела в виду Кондолиза? Да всё ту же милую «рокировочку», о которой не писал или не говорил только ленивый. И часть граждан при этом действительно смеялась, хотя по разным причинам.
Небольшая группа (её правильнее называть подавляющим меньшинством) публично ликовала. Люди, стоящие «при галерах», то есть близко к тандему, обнимались и лобызались даже со своей обслугой и политтехнологами (это надо было видеть...). На очередном съезде победителей, где им сообщили об их собственном решении, они потешались над конкурентами, то есть вели себя, как дети, которым удалось обмануть взрослых. И делали они это так самозабвенно, что и всем прочим смешно стало: с царём во главе вроде живут, а явно без царя в голове. Речь идёт, естественно, о ликовании «фронтовиков-единороссов», которые решили, что после рокировки воевать-то им и не придётся, а значит, и рисковать не надо. Страх отступил — чем не радость? В принципе, им всё равно было, кому скипетр вручат. Главное, чтобы от кормила их не отставили, а потому любой фокус с передачей полномочий из левой руки в правую они восприняли бы как праздник сердца — хоть Путина назначь партийным вождем, хоть Медведева, хоть принца Датского.
Некоторые аналитики тоже улыбались и даже потирали руки, но не от симпатий к Путину и его курсу (позиции ведущих экспертов и аналитических центров отличались радикально, но чаще всего были откровенно «антипутинскими», поскольку в экспертном сообществе доминируют либеральные установки), а от элементарного низменного чувства, которое сродни гордыне, — от самодовольства. Просто у них появился повод ещё раз убедиться в своей способности предсказывать неизбежное или возможное, ибо они давно предполагали, что «сдача Медведева» — вопрос времени. Автор этих строк тоже был удовлетворён (признаюсь): где-то полгода назад мы публично обсуждали тему возможного ухода Медведева из большой игры на данном этапе, ссылаясь на прогноз американской консалтинговой фирмы «Eurasia Group». И, как видим, не ошиблись.
Объясняется сдача лидерства многими причинами, но главная из них — непопулярность ультралиберального курса, которая становится всё более очевидной, а сам курс начинает серьёзно раздражать электорат. Дразнить «русского медведя» себе дороже, кому нужны серьёзные предвыборные осложнения? Замечу, к слову, что русского медведя не стоит путать с «медведями» на политической арене — между ними мало общего. Как бы ни относиться к предстоящим выборам и к риторическому вопросу «возможны ли честные выборы в криминальном государстве?», какие-то приличия лукавым выборщикам соблюдать придётся. «Падёж партийного престижа» заставил Путина переложить на плечи своего протеже ответственность за партию власти, чтобы не дискредитировать саму власть. Я согласен с довольно нелицеприятной оценкой Сергея Миронова, по мнению которого ларчик открывается просто: «Путин последовательно дистанцируется от партии, начал он тогда, когда не стал членом „Единой России“, став её лидером. Он не хочет быть связанным с партией. Он хочет этим монстром управлять. Он всегда использовал и будет использовать партию как приводной ремень для решения тех задач, которые считает необходимыми».
Третья и тоже немногочисленная группа — сверхлиберальные либералы, которые либеральнее самого Едра, то есть вообще раздружились с логикой. Они тоже смеялись, но со слезами на глазах — смеялись от собственного бессилия. Некоторые из них после этой истерики собирают пожитки. И понять их при желании можно: они поверили было в либерализацию без края и границ, без контроля и конфискации имущества (это главное) и произвола властей, а на их пути встал Путин, от которого всего можно ожидать. Ещё вчера они были свидетелями крепкого и многообещающего рукопожатия ярого антипутинца Бжезинского и Медведева (Ярославский форум), что сулило вхождение «варварской страны» в мир подлинной цивилизации путём демонтажа государства (этот демонтаж ультралибералы и называют модернизацией), а на следующий день все надежды ушли в песок. Нельзя же оставаться далее в столь «дикой стране», где «сегодня» и «завтра» так легко меняются местами...
Не смеялся народ: посмешище не всегда бывает смешным для нормального человека. Чаще всего у него посмешище вызывает чувство брезгливости. Народ в очередной раз безмолвствовал. Он не думал о демократии, у него и без неё забот хватает. Единственная реакция, которую несложно было предсказать — инстинктивное нежелание почти всех слоёв общества смотреть и слушать политиков. Даже телепрограммы, считавшиеся рейтинговыми, начали проседать. У людей вырабатывается стойкий рефлекс неучастия, что только на руку монопартийному правлению. Если такая реакция — закономерная и ожидаемая оценка навязываемых моделей демократии без народовластия, то можно предположить, что здесь и кроется причина выбора именно этих нежизнеспособных моделей... Демократия как удавка народовластия — изобретение нашего времени. Не жизнь строим, а вертикаль — и социальную, где обнищавшие низы уже не соприкасаются с верхами, и политическую, где верхи уже не соприкасаются с реальностью.
Так что в каком-то смысле Кондолиза права: то, что вызывает смех, может быть названо посмешищем. Даже если это «что-то» — демократия. К слову, роль посмешища — далеко не единственная роль, которая присуща названной модели демократии — и демократии по-русски, и по-американски. О том, насколько комично со стороны выглядят выборы в США, не раз говорил всё тот же Путин с присущим ему сарказмом. Думается, в данном случае сарказм вполне обоснован: разве это не смешно, когда в результате всенародного голосования побеждает вовсе не тот президент, за которого проголосовало большинство? Только сами американцы смотрят на это демократическое чудо без смеха: попривыкли как-то...
Но беда не в том, что демократия вызывает смех. Это полбеды. Беда в том, что демократия в её современных модификациях всё чаще несёт смерть, вызывает ужас и омерзение. Сегодня она приходит вместе с крылатыми ракетами, бомбовыми ударами по жилым кварталам. Именно так ворвалась демократия в дома жителей бывшей Югославии, политическая система которой не понравилась демократизаторам. Цена демократизации — полный развал страны, вражда народов, санкционированный мировым сообществом геноцид косовских сербов... Так же постучалась демократия в двери Ирака, гражданам которого пришлось пережить мучительную блокаду, а позднее хоронить сотни тысяч своих близких. Та же судьба постигла и уже бывшую Ливию, потерявшую сразу всё — и право распоряжаться ресурсами, и социальные гарантии, которые не снились гражданам сопредельных стран, и шансы на восстановление мира. О гробах не говорю, поскольку нынешняя демократия на них не скупится. Мы помним реакцию Кадолизы, которая ещё в роли «пантеры Буша» демонстрировала зубы в широкой улыбке, восхищаясь зверствами своих силовиков в процессе «принуждения к демократии». Её не смущала предельно бесчеловечная казнь Хусейна, как не смутила нынешнею госсекретаршу зверская публичная казнь пленённого Кадафи. У всех в памяти надолго останется почти оргазмический всплеск радости госпожи Клинтон, которая воочию увидела момент казни.
Если демократия такого пошиба ведёт к тотальному человеческому вырождению, то возникает вопрос: почему демократические режимы живьём хоронят собственную и чужую демократию? Может быть, они это делают потому, что сами устали возиться со столь дорогой и небезопасной игрушкой? Может быть, они уже готовы назвать своим именем ту геополитическую систему, которую строят не на словах, а на деле?
Комментарии читателей (0):