Синдром масонства: Виктор Аксючиц

Давно распространено мнение, что тайные масонские ложи наполнены невидимыми сценаристами и режиссёрами мировых процессов. Масоны были, конечно, определённой исторической силой, иногда важной, как были ею многие объединения людей, интегрирующие их усилия (тайные общества древности, рыцарские ордены, религиозные ордены, секты, партии, производственные корпорации, финансовые группы...). Но не масонство является движущей силой истории. Если масонство правит миром, то оно не может оставаться абсолютно тайной организацией, — всякая реализованная тайная программа перестаёт быть тайной. (Что не исключает возможности тайных действий и таинственных событий, ограниченных пространством и временем). Либо же масонство действительно есть род организаций и обществ настолько таинственных, что они, чтобы не потерять своей таинственности, почти не соприкасаются с исторической материей. И поэтому масонство не может быть решающей силой истории. Но почему, в таком случае, широко распространена масонофобия, — убеждение в вездесущности и всемогуществе масонства? Ответ на этот вопрос придётся искать не в области истории, а в области человеческого сознания и психологии. В данном случае интересен не исторический, а философско-феноменологичекий аспект этого явления, то есть наиболее существенные черты, следствия из них и обобщения.

Начнём с небольшого исторического экскурса. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона в статье «Франкмасонстово» описывает как масонские ложи выросли из строительных товариществ, которые возникли в Германии в XII-XIII веках. «Возведение громадных церковных зданий длилось целые годы, в течение которых рабочие и художники, поселявшиеся близ построек... постепенно вступали в тесное общение. Эти сообщества с течением времени приняли однообразную организацию: были выработаны правила касательно отношений между членами, приёма новых товарищей, разрешения возникавших между сочленами споров и пр. Вместе с тем был установлен известный церемониал на разные случаи товарищеской жизни. Таким путём образовались строительные ложи, централизовавшиеся впоследствии в главных ложах. В строительных ложах ревниво оберегались от посторонних взоров правила архитектуры, числовая мистика (особенное значение придавалось числам 3, 5, 7 и 9), орнаментная символика и пр. Чтобы эти основы искусства не были разглашаемы, было запрещено заносить их на бумагу, вследствие чего появилась необходимость в символическом языке; последний являлся ещё и потому нужным, что в то время вообще мало кто умел писать; по этой же, по-видимому, причине ученикам не выдавались ремесленные свидетельства, но зато были введены изустные удостоверения в форме вопросов и ответов, а также тайные знаки». К началу XVIII века строительные товарищества в Англии и Германии пришли в упадок. «Тогда-то у некоторых английских просвещённых сторонних каменщиков зародилась мысль воспользоваться оболочкой строительных товариществ, являвшихся в некоторых отношениях филантропическими учреждениями, и, вдохнув в неё новую жизнь, создать новое дело всечеловеческой любви... Союз ставил себе задачей нравственно влиять на своих членов, что должно было быть достигнуто как дружеским единением братьев в ложах, так и возложением на масонов обязанности относиться друг к другу братски и вне стен ложи; кроме того, задачей союза было оказание материальной помощи нуждающимся членам». Так зародилась новая традиция, ставившая «целью нравственно облагораживать людей и объединять их на началах братской любви, равенства, взаимопомощи и верности». В таком виде масонские ложи быстро распространились среди элит европейских стран. Этому способствовал один из главных принципов масонства — лояльность к государству. Ложи утверждали также и веротерпимость, основанную на распространённом в ту эпоху религиозном индифферентизме: «Признано более соответственным обязывать их иметь единственно ту религию, в которой все люди согласны». Ложи привлекали и тем, что впитали интеллектуальные увлечения того времени: «Характернейшей чертой умственной жизни Европы в XVIII в. является мирное сожитие крупных научных завоеваний со стремлением овладеть тайнами мистических знаний. Химия и алхимия, астрономия и астрология, физика и магия, свобода религиозных убеждений и теософские бредни в странном сочетании совмещались даже в лучших тогдашних умах». В конечном итоге оболочка строительных товариществ оказалась очень удобной формой для синкретического отстоя наиболее модных интеллектуальных веяний каждой эпохи. С тех пор и повелось, что идеология менялась со временем, становилась различной у разных лож, но форма их оставалась неизменной.

Одним из системообразующих принципов масонских лож стала «тайна» и таинственность сами по себе. Поэтому, начиная с XIX века о масонстве «некаменщиков» достоверно известно только то, что о нём ничего достоверного не известно. Но в истории нет ничего тайного, что рано или поздно не стало бы явным. Поэтому кое-что определённое о масонстве сказать можно. Прежде всего, известно, что разные масонские ложи имели различные мировоззренческие ориентиры. Так, были ложи либерального толка, но были и консервативного; были с социальной, политической ориентацией, а были сугубо мистические; были атеистические масонские движения, но были и религиозные, христианские и антихристианские. Большинство деятелей Великой Французской революции, например, были масонами. Но все цели и методы революции открыто декларировались властителями тогдашних умов. Сама революция была результатом столкновения вполне известных идей и социальных слоёв, а не выполнением какой-либо тайной доктрины масонского заговора. И здесь большинство масонов объединяли не идейные установки или мировоззренческие платформы, а слепое чувство приобщения к чему-то решающему, но таинственному. Конечно, тогдашнее масонство своей антихристианской направленностью воспитывало потенциальных ниспровергателей существующего положения вещей. Но ещё больше революционеры всех мастей использовали масонские организации для духовного разложения и революционного разрушения. Что и окрасило французские масонские ложи тех лет в революционный цвет. О том, насколько профанированной, социально и духовно бездейственной оказывается любая осознанная и реализованная масонская «тайна», показывает новая религия Французской революции — масонский культ Разума.

Известно, что многие декабристы были масонами. Но они вступали в масонские ложи, будучи уже убеждёнными заговорщиками, а не становились таковыми по тайному наущению тайной организации. Их цели и методы тоже вполне известны, а не таинственны. В то же время, масонами были не только враги империи, но и Александр I, и Сперанский, и Чаадаев, и какое-то время — Пушкин. То есть — и те, кто боролся, и те, с кем боролись, и те, кто не принимал в этом участия. В наше время некоторые полагают, что революция 1917 года — дело рук в основном масонов, в то время как Сталин проводил прорусскую политику и боролся с жидо-масонами. Но компетентный Адольф Гитлер квалифицировал сталинизм как «жидовско-коммунистическое масонство». Надо признать, что масонские ложи различной ориентации играли некоторую историческую роль, но после первой мировой войны и русской революции их реальное влияние сошло на нет. Таким образом, в масонстве как целом нет общего мировоззренческого, идейного или идеологического основания. Но что, в таком случае, объединяло масонов в масонские ложи? Почему совершенно различные люди разных стран и эпох, с несхожими установками могут приобщать себя к организациям с единым названием — «масонские»?

Можно заметить, что за отсутствием общего содержания в масонстве наличествует неизменность форм. Масонство есть, прежде всего: 1) закрытая тайная организация, или общество, 2) которое имеет жёсткую тайную иерархию, 3) со строжайшей дисциплиной, покоящейся на неких тайных принципах и таинственных ритуалах 4) с тайными целями и методами деятельности. То есть организующим принципом масонства как такового являются тайна и таинственность сами по себе. Не столь важно, какое мировоззрение скрывается от глаз, но очень важно, чтобы оно было совершенно засекреченным. Причём таинственность заходит в масонстве так далеко, что этим оно не только отгораживается от остального мира, но на этом выстраивается и структура масонской ложи. Большинство масонов принадлежит к низшим ступеням посвящения, при этом они никогда не смогут достигнуть высших ступеней, никогда не узнают главную тайну и, следовательно, основную скрытую цель ложи, хотя должны всецело и безоговорочно выполнять все указания для достижения этой цели. Абсолютное большинство вступающих в масонскую ложу никогда не узнает смысл существования своей организации. Это для большинства масонов (как и для не-масонов) тоже является тайной. Но, в отличие от простых смертных, рядовые масоны, не зная тайны, тем не менее, к ней приобщаются через разного рода таинственные посвящения, ритуалы, систему тайных знаков и символов. Все известные масонские ритуалы заимствованы из различных культов, при этом эти ритуалы настолько грубо несакральны, что кажутся пародией. Но они живучи, ибо отвечают неким глубинным запросам непросвещённой души: служат средством эмоциональной связи со сферой таинственного, не раскрывают тайны, но призваны формировать чувство приобщения к ней. Типичный психологический настрой рядового масона, в котором он сам вряд ли осознаёт, можно было бы выразить словами: я не знаю и не могу знать главную тайну ложи, но во мне растёт чувство приобщения к ней, и этого мне достаточно, более того, это-то мне и нужно.

Таким образом, несмотря на то, что организующий принцип масонства мог бы звучать, как абсурдный призыв пойти туда, неизвестно куда, и делать то, неизвестно что, именно это и является основным привлекающим началом масонства. Ибо феномен масонства способствует удовлетворению извечной потребности человека, во-первых, в приобщении к тайне и таинственному самим по себе, и, во-вторых — в приобщении к реальности, которая решает судьбы человека и мира. Связь с Высшей Реальностью и есть то, что называется религиозной потребностью человека. Неискоренимая и не удовлетворённая впрямую духовная потребность ищет обходных и потому искажённых форм удовлетворения. Веками христианская Церковь, плохо или хорошо, но выражала стремление европейского человека к тайне бытия и к её источнику. С началом секуляризации и распространением атеистического мировоззрения в европейских элитах традиционная («простонародная») сакральность — Церковь — подменяется новой секуляризованной сакральностью — масонством. Не случайно процесс дехристианизации европейской цивилизации совпадает с появлением и ростом масонства. Очевидно, масонство — это форма болезни христианского сознания.

Неискоренимое ощущение, что всем в мире правит нечто таинственное, а также извечная потребность человека в приобщении к сверхъестественному — неуничтожимы и могут реализовываться в различных формах даже тогда, когда в обществе господствует атмосфера отрицания самого и самого сверхъестественного — Божественного. Поэтому феномен масонства и появляется в Европе с атеистической эпохи Просвещения как суррогат религиозности. Как бы не декларировал человек безграничность своего познания и возможности освоения мира, он всегда чувствует, что за пределами познанного есть некая неведомая и непознаваемая (то есть принципиально тайная) сила, которая-то и является источником всего происходящего. У каждого человека в глубине души есть это ощущение, сознаёт он его или нет, признаёт или отрицает. Подсознание человека никогда не согласится с тем, к чему его приговаривает атеистическое и материалистическое мировоззрение: что он представляет собой конгломерат вечно текущей материи, который полностью и окончательно рассыплется после смерти; что такое же случайное и временное сцепление материи представляет собой и всё, что окружает человека, вплоть до вселенной в целом, которая погибнет полностью и окончательно, так же, как и всё в ней. Человек в глубине души никогда не согласится с абсолютной бессмысленностью своего существования, даже если сам себя настойчиво будет убеждать в бессмысленных мифах. Поэтому, чем настойчивей будет заглушаться в человеке религиозная потребность связи с Вечным и Таинственным Источником Бытия — с Богом, тем интенсивнее будут плодиться суррогаты религиозной веры.

Новоевропейский «культурный» и «цивилизованный» человек «знает», что существование Бога — недоказуемо, а все религиозные представления — недостоверны. Но, вместе с тем, его в глубине души не удовлетворяет вся «достоверность» современной науки и её плоды — научно-техническая цивилизация. Ему хочется приобщиться к чему-то запредельному и повлиять на законы развития природы и общества посредством каких-нибудь таинственных и мистических связей и действий. Масонство и является одной из форм реализации этой псевдорелигиозной потребности.

Вместе с тем, принадлежность к масонству даёт компенсацию потребности духовной и социально-политической активности. Человек как бы приобщается к таинственной мощной организации, невидимо влияющей на ход событий. Причём, чтобы ощущать себя в гуще истории и в центре принятия решений, достаточно только числиться масоном и выполнять таинственные ритуалы. Псевдомагизм масонских обрядов вытесняет необходимость какой-либо творческой активности человека в социальной сфере. Так человек удовлетворяет ещё одну свою неискоренимую потребность: снимает с себя бремя ответственности за историческое делание, при этом, будучи убеждённым, что он активно принимает в нём участие.

Следующей формообразующей мотивацией масонства является ощущение принадлежности к братству, объединённому борьбой за историческое торжество идеала, содержание которого в каждом конкретном случае может быть совершенно различным. Главное — это чувство приобщённости к сообществу борцов за истину. Этому не мешает размытая идеология, а также сокрытие её большей части от рядовых членов масонской ложи. Напротив, неопределённость и таинственность идеалов только расширяет возможности для привлечения людей с различными взглядами. В глазах масонов ложи объединяют всех лучших, совершенных, истинно сориентированных людей. Сам факт принадлежности к масонской ложе, выполнение условных обрядов компенсируют необходимость духовного и нравственного самосовершенствования. Принадлежность к масонству наделяет и чувством уверенности в себе, ибо сложные критерии добра и зла, истины и лжи становятся ясными и простыми: истинным и добрым является всё, что исходит от масонской «братии», ложью и злом — всё, что находится вне и является антимасонским. Эмоциональное приобщение к «источнику истины» подавляет интеллектуальную самокритичность и вытесняет потребность в осознании духовных критериев, норм, идеалов самих по себе, в многотрудном соотнесении их с жизненной реальностью. Всё, наконец, становится доступным и ясным (хотя и непонятным вполне), ибо граница между добром и злом и есть граница, отделяющая масонов от остального человечества. Такого рода душевное облегчение притягивает к масонству множество сторонников.

Похожая «психология» сопутствует принадлежности к любой организации. Но масонство отличается от остальных человеческих объединений тем, что построено только на этих психологических мотивах. Если масонские массы вслепую рекрутируются подобными мотивами, то принципиальная непрозрачность предоставляет широчайшие возможности масонскому руководству реализовывать авантюристические амбиции разного рода.

Итак, масонство образуется не столько благодаря социально-политическим программам (которых может быть множество даже в рамках одной масонской организации, а может и вообще не быть), сколько некоей общей душевной потребностью. Поэтому это историческое явление можно назвать «синдромом масонства», который сочетает различные симптомы, имеющие общие механизмы возникновения, и который характеризует определённое болезненное состояние человеческого сознания. Механизм возникновения масонства — это психологическая установка на приобщение к сфере таинственного и к инстанции жизненно важных решений. Болезнями же сознания европейского человека являются секуляризация, тотальный натурализм и рационализм, патологически суживающие сознание, отрывающие от его духовных основ и порабощающие разного рода маниям.

Вместе с тем, синдром масонства поражает и не-масонов, мифы о масонах создаются в основном не-масонами. Ибо у многих людей перечисленные психологические мотивации складываются в потребность представлений о существовании неких тайных всемогущих организаций, правящих судьбами мира. Во-первых, не-масонам нужны масоны для того, чтобы оправдать свою интеллектуальную беспомощность и общественную пассивность и безответственность: если всё в мире решают масоны, то нам незачем напрягаться, чтобы думать и «суетиться». Представления о мировом масонстве нужны людям, для которых религиозная вера становится прибежищем от жестокой и взыскательной жизни. Пытаясь войти в Церковь, они жизнь за её пределами оставляют во власть князя мира сего и его слуг, самой организованной фалангой которых и видятся масоны. Это по существу безрелигиозное сознание под религиозным обличием проецирует зло во вне: во всём виноваты не «мы», а «они». Настроенность на поиск тайных заговоров позволяет снять с себя духовную и нравственную ответственность за историческую и общественную пассивность. Источник и природа зла при этом мыслится натуралистически: мировым злом является некая группа людей, объединённая тайным заговором против человечества. Хотя, как уже говорилось, это невозможно по природе вещей, ибо всё таинственное перестаёт быть таковым в той степени, в которой оно «правит», то есть соприкасается с действительностью. То есть, либо полная таинственность, а значит и недейственность, либо могущество, а значит извольте демонстрировать своё могущество — тут не до таинственности. Представления о тайной организации с тайными задачами компенсируют потребность секуляризованного сознания не-масонов в таинственном.

Таким образом, масонофобия — оборотная сторона масонства — является одной из форм иллюзиосозидающего сознания — создал себе иллюзию, и на душе спокойнее. Современными формами магически-терапевтических иллюзий являются и преставления о «Галактическом Совете», который зрит на развитие человечества, периодически посылая пришельцев и «тарелки», будучи готовым на смертельном витке «откорректировать» земную цивилизацию. Этот диагноз можно установить и распространённому мнению о том, что планетой правит «Мировое правительство», одной из акций которого является внедрение в России идентификационного кода. В подобных представлениях сказывается всё то же стремление снять с себя ответственность за исторические свершения и внушить себе «индульгенцию безгрешных».

Вместе с тем, критика синдрома масонства не исключает того факта, что есть мировые силы, неосознанно либо сознательно стремящиеся причинить зло большинству человечества или России. Но все без исключения человеческие сообщества являют собой не воплощение добра и зла самих по себе, а борьбу жизненных интересов, в которых критерии светлого и тёмного переплетены. При этом в бесконечной борьбе всех против всех происходит непрерывная смена интересов, положений, состояний противоборствующих сил. Неизменными остаются только нормы добра и зла, через призму которых можно оценить конкретный исторический феномен или субъект.

Господствующее с Нового времени натуралистическое сознание (к которому склонны и многие верующие люди) не способно представить, что в мире дьявол с Богом борется, а линия разделения добра и зла проходит не между людьми, а по сердцам человеческим. Натуралистическое сознание не способно обнаруживать инфернальную духовность, обличать явных духов зла, но увлечённо ищет тайные человеческие организации, являющиеся центрами мирового зла, — при этом человек демонизируется, а зло натурализируется. Демонизация же тех или иных участников мировой борьбы искажает сознание и восприятие реальности, ложно ориентирует жизненную энергию на агрессию против своих, демобилизует перед лицом реально враждебных сил.

Виктор Аксючиц