Чем больше настаивала советская дипломатия на гарантиях прибалтийским государствам, тем больше опасений вызывала у них. В июне Финляндию посетил представитель британского Военного министерства адъютант короля Георга VI генерал Уолтер Кирке. Он встретился с Маннергеймом, посетил линию укреплений на Карельском перешейке, провёл ряд других встреч. По возвращению в Англию 22 июня он подал доклад о настроениях правительства и военных Финляндии. «Они не хотят иметь никаких дел с Германией, — говорилось в нём, — но они скорее примкнут к Оси, чем примут русскую гарантию». Между тем сразу после Кирке страну посетил генерал Гальдер. Поездка начальника Генерального штаба сухопутных сил вермахта, сопровождаемого группой офицеров, по перешейку и Лапландии вызвала в Москве обоснованные опасения, что выбор в пользу Германии уже делается. Из Хельсинки немецкая делегация прибыла в Таллин. Гальдер пробыл в этой стране с 26 по 29 июня, собирая информацию о состоянии советских Вооружённых сил и налаживая сотрудничество с эстонскими военными. Для связи с местным Генеральным штабом был прикомандирован представитель абвера фрегатен-капитан Александр Целлариус. В 1936, 1938 и 1939 гг. для налаживания сотрудничества Эстонию и Финляндию посещал и адмирал Канарис. Он встречался со своими коллегами полковниками Виллемом Саарсеном (Таллин), Ларсом Меландером и Антеро Свенсоном (Хельсинки). Созданное в Эстонии «Бюро Целлариуса» в сотрудничестве с финскими и эстонскими спецслужбами начало активный сбор информации о Вооружённых силах СССР.
6 июля посланники Латвии и Эстонии в СССР встретились для совещания в резиденции посланника Литвы Ладаса Наткявичуса. Обсуждалась проблема советской политики в регионе и общей позиции трёх республик. Латышский представитель Фрицис Коциньш подвёл итог: «Как эстонский, так и литовский посланники пришли к единодушному мнению, что если с началом войны наступят судьбоносные дни для Балтийских государств, то меньшим несчастьем всё же будет немецкая угроза. Запустив «русскую вошь» в шубу, её наружу больше не выбьешь, ибо там её жизненное пространство и витальные интересы». Германская ориентация трёх республик была очевидной и до этого, и Москва не собиралась уступать.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
- 16.12.24 Июль 1939 года – наступает время принятия решений
- 02.12.24 Май-июль 1939 года. Военное и политическое положение в Европе и на Дальнем Востоке
- 18.11.24 Начало боёв на Халхин-Голе
- 11.11.24 Олег Айрапетов: Китай и Япония в 1938 г.
13 июня «Правда» поместила передовицу, посвящённую проблемам переговоров с Англией и Францией. Позиция НКИД по вопросу о государствах Прибалтики была охарактеризована как абсолютно верная. Довод о том, что принятие советской помощи будет означать потерю суверенитета, был отвергнут ссылками на Польшу, Бельгию и Румынию, получивших гарантии Франции и Англии и ничего не потерявших. В ней, среди прочего, была помещена большая цитата из интервью Черчилля о Финляндии, Латвии и Эстонии: «Не подлежит сомнению, что если бы эти страны подверглись вторжению немцев или были бы взорваны изнутри фашистской пропагандой или интригами, то вся Европа была бы вовлечена в войну. Если их независимость или целостность подвергнется угрозе со стороны германских фашистов, Польша должна драться, Великобритания и Франция должны драться, СССР должен драться... В отношении гарантий балтийским странам требования Советского Союза абсолютно законны и вполне логичны. Франция и Англия вступают в соглашение с Советским Союзом, они должны быть заинтересованы в том, чтобы Советский Союз не пострадал в первые дни войны от германской интервенции через территории балтийских стран. Нужно, чтобы мы знали, к чему же мы стремимся: хотим ли мы или не хотим заключить союз с СССР?... Если мы хотим этого союза, мы должны сделать всё, чтобы Германия не обосновалась в Риге, Таллине и Хельсинки, а также на Аландских островах. Указывают, что ни Финляндия, ни Эстония, ни Латвия не желают франко-англо-советских гарантий. Что за чертовщина? Если они не желают этих гарантий, то это значит, что имеются лишние основания для беспокойства. Указанные балтийские страны, две из которых являются странами-лилипутами, не способны сами обеспечить свою независимость. И если они утверждают противное, это значит, что они вступили в германскую орбиту. Советский Союз желает этому противостоять. Мы должны поступить точно также».
Позиция Советского правительства была предельно ясна, оно хотело получить ответ на вопрос, заданный Черчиллем — действительно ли его партнёры по переговорам хотят заключить союз с СССР. Время было дорого. 2 июня советская разведка вновь представила информацию о готовящемся германском нападении на Польшу. Оно должно было быть подготовлено в конце июля 1939 года. Немцы планировали начать с внезапного воздушного удара, польскую армию планировалось разбить за 14 дней. В качестве предлога для начала войны готовилась инсценировка украинского восстания в Восточной Галиции. Гитлер, по источникам советской разведки, не ожидал вмешательства Англии и Франции в германо-польский конфликт. Он планировал сначала покончить с Польшей, затем с Францией и Англией, после чего вновь повернуть на восток и обрушиться на СССР.
Один из крупных функционеров СС открыто заявил: «В конце концов, большевики знают же, что в один прекрасный день и до них дойдёт черёд». Сомневаться в этом не приходилось, но весной и летом 1939 года вопрос стоял лишь о том, когда это произойдёт и при каких обстоятельствах. Интересно, что 15 июня два германских дипломата — братья Эрих и Теодор Кордты — на частной встрече сообщили Ванситарту о том, что Гитлером предприняты решительные шаги к улучшению отношений с СССР, что позволит ему сокрушить Польшу без эффективного вмешательства со стороны Запада. Ванситарт убедился — реализуются самые страшные его опасения. Остановить войну с Европой мог только союз Англии с СССР.
На Дальнем Востоке война уже шла. Сразу же после прилёта в Монголию Жуков перенёс свой командный пункт на гору Химар-Даба, вблизи от поля боя. Перемена командования сразу же почувствовалась в войсках. 13 июня Советское правительство заключило очередной договор с Китаем о предоставлении республике займа в 150 млн. долларов. Москва была очевидно заинтересована в расширении помощи китайскому союзнику. Японское командование заявило о полном уничтожении советской авиации в районе боев и 23 июня поставило перед своими ВВС задачу уничтожить советские аэродромы. Японская пропаганда усилила рекламу своих успехов в воздушном пространстве Монголии. Необходимо было противопоставить этой кампании советскую версию событий.
26 июня впервые было опубликовано подробное сообщение ТАСС о вторжении значительных японо-маньчжурских сил при поддержке бронетехники, артиллерии и авиации, которое началось вслед за пограничными инцидентами после 13 мая 1939 г. ТАСС упоминал и о неудачах советско-монгольских войск и, в частности, авиации в этих боях, но в целом, как отмечалось, они были успешными. Этого было мало, и Ворошилов потребовал от Жукова и Смушкевича конкретных данных, с указанием имён и званий сбитых лётчиков противника. Ответы не были детальными. Очевидно, об успехах говорить было ещё рано.
В это время в районе конфликта стороны наращивали силы, а в воздухе шли бои с переменным успехом. Японцы заявили об уничтожении в бою 27 июня от 140 до 150 самолётов И-15 и И-16 — гораздо больше, чем их числилось в Монголии. На самом деле к 27 июня советская авиация потеряла 53 самолёта, 37 летчиков было убито и 6 ранено. В строю оставалось 95 истребителей и 122 бомбардировщика. Но в этот день противник действительно достиг существенного успеха, нанеся ранним утром бомбовый удар по нашему аэродрому. Вслед за первым сообщением ТАСС последовали новые, хоть и не столь подробные, сообщения, из которых явно следовало — идёт тяжёлая борьба за господство в воздухе. В воздухе и на земле было уничтожено 20 советских самолётов, японская авиация потерь не имела. Весьма плохо в боях, по оценкам Смушкевича, показали себя И-15 и И-16.29 июня «Правда» опубликовала статью, высмеивавшую хвастовство японских сообщений о победах над советской авиацией в небе Монголии. Автор заверял: «ложь и хвастовство — оружие слабых».
Пока шла война в воздухе и пропаганде, готовились бои на земле. 19 июня японское командование приняло план разгрома наших войск в районе Номон-гана — так японцы называли Халхин-Гол. 2 июля генерал Камацубара отдал приказ по 23-й дивизии — перейти Халхин-Гол и «уничтожить противостоящего врага». Японское командование планировало осуществить окружение советско-монгольской группировки. Японцы имели около 22 тыс. штыков и 5 тыс. сабель, против 11 тыс. штыков и 1 тыс. сабель оборонявшихся, существенно превосходили их в артиллерии и уступали лишь в танках — 130 против 186 танков и 266 бронеавтомобилей. В ночь на 3 июля они перешли в наступление и, оттеснив части 6-й кавалерийской дивизии МНР, овладели горой Баин-Цаган. Наступавшие остановились и немедленно начали укреплять захваченные позиции и готовить противотанковую оборону.
Прочный плацдарм на восточном берегу реки был создан. Возникла угроза выхода противника в тыл оборонявшихся. В сложившейся обстановке Жуковым было принято абсолютно верное решение — бросить все резервы на ликвидацию прорыва. Ударный кулак составила подходившая с марша 11-я танковая бригада комбрига М.П. Яковлева, 24-й мотострелковый полк полковника И.И. Федюнинского, усиленный дивизионом артиллерии, 7-я мотоброневая бригада и бронедивизион 8-й кавдивизии МНР. 3 июля около 200 танков 11-й бригады двинулись в атаку без поддержки пехоты. Это был риск. Статья 6 Боевого Устава механизированных войск РККА 1932 года гласила: «От начальствующего состава требуется исключительная быстрота и чёткость в оценке обстановки, простота и ясность в принятии решения, бесповоротная решимость в проведении его в жизнь — непреклонная настойчивость и твердость в исполнении». Решение об атаке было принято в духе этого положения. Преимуществом была внезапность. Японцы не ожидали этого удара. Противник имел около 100 орудий и до 60 противотанковых ружей.
Позиции на Баин-Цаган атаковала авиация, вслед за ней артиллерия начала обстрел горы и подступов к ней со стороны японского тыла. Наступление бригады Яковлева было внезапным, и противник открыл огонь только через 10 минут после его начала. Тем не менее японцам удалось отбить несколько атак, перелом в бое наступил во второй половине дня. В ходе боёв бригада потеряла 77 танков из 133 и 37 бронеавтомобилей из 59. На жаре бензиновые двигатели перегревались, в танках концентрация испарений горючего приводила к самовозгораниям. При отсутствии надёжных противопожарных средств наиболее доступными были песок и брезент. Двигатели после этого приходилось перебирать.
Еще в 15:00 4 июля Камацубара отдал новый приказ: «Наступление дивизии продолжается успешно, особенно на фронте части Ясуока, приближается момент уничтожения армии противника на правом берегу р. Халхин-Гол». Через два часа обстановка на плацдарме полностью изменилась. В 17:30 Жуков сообщал о том, что упорные бои продолжаются, но, главное — они привели к успеху. Он был очевиден: «Группировка в районе горы Баин-Цаган на западном берегу р. Халхин-Гол в основном ликвидирована. Сейчас добиваем остатки, которые считаю не более двух рот, с большим количеством снайперов». 11-ю танковую бригаду пришлось отвести в тыл — слишком велики были потери. Даже касательный удар снаряда по броне приводил к искре и пожару. Остальные части, участвовавшие в атаке, потеряли почти половину своих бронеавтомобилей. Общие потери наступавших составили 173 танка и 143 БА разных типов. Тем не менее успех был полным, противник был частично окружён и уничтожен, частично принуждён к отступлению Уже 5 июля оно превратилось в бегство. Для того, чтобы не допустить прорыва советских танков, японские сапёры взорвали переправу через Халхин-Гол до перехода через неё основной группы своих войск.
В результате боёв на Баин-Цаган японцы потеряли все танки и до 10 тыс. чел. К вечеру 5 июля советско-монгольские войска полностью восстановили контроль над утраченными ранее позициями, но задачу полного окружения и уничтожения японцев на западном берегу реки им осуществить не удалось. Успехи весьма положительно сказались и на монгольских войсках. На первом этапе боёв они часто действовали слабо — сказывалось отсутствие боевого опыта, особенно тяжёлое впечатление производило на цириков господство противника в воздухе. Было принято решение резко активизировать работу инструкторов и политработников. Она имела успех. 10 августа главный военный советник в МНРА комбриг М.П. Поздняков и главный инструктор Политуправления монгольской армии бригадный комиссар Я.И. Воронин докладывали: «Бои показали, что боец МНРА драться может и дерётся устойчиво там, где им твёрдо руководят». Недостатком армии был назван слабо подготовленный комсостав.
То же самое можно было сказать и о РККА. Её части и командиры также нуждались в подготовке. Этому способствовал и короткий перерыв в активных действиях. 12 июля Ворошилов и Шапошников направили директиву, подводившую итог боям. Нарком и начальник Генштаба отметили: «Японцы в бою действуют организованнее и тактически грамотнее, чем мы». Особо было отмечено то, что противник выходит из боя, прикрываясь группами снайперов, постоянно наносит беспокоящие удары, изматывает советско-монгольские войска, которых не жалело командование. «Об отдыхе людей вы не заботитесь, — гласила директива, — а это — один из главнейших факторов успешных действий на фронте». Ворошилов и Шапошников призывали командование корпуса беречь своих подчинённых, особенно ввиду неизбежной попытки противника взять реванш: «Японцы из кожи вон лезут, чтобы показать свою силу. Мы должны быть умнее и спокойнее. Поменьше нервничайте, не торопитесь «одним ударом» уничтожить врага, и мы разобьём противника с меньшей затратой крови». Это были правильные рекомендации, но опасность представлял не только Камацубара.
Проблемы создавал и прибывший во главе комиссии командарм 1-го ранга Г.И. Кулик. Он вмешивался в командование войсками, что приводило к самым печальным последствиям. В известной степени деятельность Кулика не была лишена смысла — он обратил внимание на слабый уровень подготовки территориальных дивизий, имевших много слабо обученных бойцов, части не были слажены. Командарм предлагал вывести войска за реку, прикрывшись ею, активно подготовить войска к действиям и 20-22 июля перейти в наступление.
В конце концов Главный Военный Совет обязал Кулика ограничиться инструкторской миссией в артиллерии и перестать вмешиваться в управление сражением. Более того, Ворошилов известил его: «Правительство объявляет Вам строгий выговор за самоуправство, выразившееся в отдаче без ведома и санкции Наркомата обороны директивы командованию 57 ск. об отводе сил с восточного берега реки Халхин-Гол». В конечном итоге Кулика отозвали, к несказанной радости подчинённых. «Все облегчённо вздохнули, когда самолёт взмыл в воздух, — вспоминал начарт РККА комкор Н.Н. Воронов. — Кулик вносил много путаницы». Последствия её прекращения были самыми положительными. Но, вернувшись в Москву, Кулик начал делиться паникёрскими настроениями с руководством — если в Монголию срочно не перебросить 5-7 дивизий, то японцы через неделю будут в Чите. Наркомат обороны ограничился более скромными подкреплениями — 5-6 запасных батальонов.
Успехи дали возможность в очередной раз ужесточить публичную позицию. «Безопасность границ МНР, — заявляла 10 июля «Красная звезда», — находится в надёжных руках. Наглые вылазки японских провокаторов закончатся для них полным крахом». 14 июля сообщение ТАСС известило о значительных успехах советско-монгольских войск. Сообщалось, что с 6 по 12 июля был сбит 61 самолёт, с начала боев — 199 самолётов, в то время как РКВВС потеряли только 52 самолёта. Назывались имена сбитых и захваченных в плен японских лётчиков, со ссылкой на трофейные документы утверждалось — противник готовится к новым провокациям. В ответ на заявления японской прессы и официальных лиц вновь следовали публикации, разоблачающие ложь японской пропаганды.
Ожидания новой атаки японцев имели очевидные основания. 19 июля Камацубара отдал приказ снова готовиться к наступлению. Теперь командование Квантунской армии готовило реванш, а советское планировало добить врага и изгнать его с территории Монголии. В воздухе в это время продолжались бои между японской и советской авиацией. В район Халхин-Гола было собрано четыре японских пехотных дивизии — 71-я, 26-я, 64-я и 72-я, а также артиллерия и дивизионные части разгромленной 23-й дивизии, два инженерных полка, три полка баргутской кавалерии. Кроме того, были подтянуты и два танковых полка — 3-й и 4-й, 69 средних танков разных типов и 16 танкеток. Штабы двух армий планировали наступление с целью уничтожения основных сил противоборствующей стороны. Для советско-монгольской группировки оторванность от железных дорог и баз снабжения стала сложнейший проблемой. Для проведения наступления требовалось 18 тыс. тонн артиллерийских боеприпасов, 6,5 тыс. тонн боеприпасов для авиации, 15 тыс. тонн ГСМ, 4 тыс. тонн продовольствия, 7,5 тыс. тонн топлива и 4 тыс. тонн прочих грузов. Всё это по открытой степи перевозили на машинах. Без прочного контроля над небом это было бы невозможно. Исход сражения был далеко ещё не ясен. Ещё менее ясными были перспективы развития ситуации и в случае поражения, и в случае победы японцев. Между тем внешнеполитическое положение Японии резко усложнилось.
22 июня Берлин известил своего партнёра, что в случае дальнейшей задержки заключения формального союза между двумя странами Германия пойдёт на заключение договора о ненападении с Советским Союзом. Это сделал статс-секретарь фон Вайцзеккер в разговоре с японским послом в Германии генералом Осима. Тот был в шоке от рекомендации улучшить отношения с русскими. Тем не менее генерал взял себя в руки. То же самое чувство, по донесениям советских дипломатов, испытывало практически всё японское общество. Но в Японии были уверены — вот-вот наступит победа над русскими. Из Монголии шли радостные новости. 7 июля командование Квантунской армии заверило Токио: «это только вопрос времени, когда мы сокрушим врага на правом берегу» Советская разведка докладывала о подготовке к переброске крупных подразделений японской пехоты (до 20 тыс. чел.) из района Нанкина в Дайрен и далее в Маньчжурию, туда же направлялись и зенитные батареи, а также значительное число истребителей и бомбардировщиков, как из Китая, так и из Японии.
Серьёзным внешнеполитическим успехом Токио в этот момент стали секретные японо-английские переговоры. Британские посланники в этой стране — сэр Роберт Клайв (1934-1937) и сэр Роберт Крейги (1937-1941) были последовательными сторонниками англо-японского диалога. Крейги к тому же был убеждён в необходимости компенсировать успехи германской политики в Азии и был сторонником политики реализма, примером каковой считал соглашение в Мюнхене. 22 июля 1939 года Крейги и министр иностранных дел Японии Арита подписали соглашение. Текст его гласил: «Английское правительство полностью признаёт нынешнее положение в Китае, где происходят военные действия в широком масштабе, и считает, что до тех пор, пока будет существовать такое положение, у японских вооружённых сил в Китае будут особые нужды, вытекающие из необходимости обеспечить свою безопасность, поддерживать общий порядок в районах, находящихся под их контролем, причём перед ними стоит задача пресекать или устранять любые причины или акты, которые будут мешать им». Британское правительство, кроме того, заявляло, что «не имеет намерения поощрять любые действия или меры, препятствующие достижению японскими вооружёнными силами упомянутых выше целей». 24 июля соглашение было опубликовано.
Иначе говоря, Лондон признавал захваты, произведённые Японией в Китае и обязался не препятствовать их дальнейшему развитию. Чан Кай-ши поначалу попросту отказался поверить в новость о подписании такого соглашения. Он заявил, что попытки организовать «второй Мюнхен» на Дальнем Востоке обречены на провал. «Англия не может пойти на соглашение с Японией, — заявил президент Китая. — Англия знает, что сегодняшняя Япония — это не та Япония, которая 20 лет назад служила Англии в качестве сторожевого пса. Япония теперь является бешеной собакой, которая хочет укусить своего хозяина. Как бы Англия не стремилась к мирному исходу, её уступки Японии не могут идти против интересов Китая или в нарушение пакта девяти держав. Иначе Англия оказалась бы не только пособником Японии в агрессии, но и в уничтожении пакта девяти держав. Англия приняла бы на себя роль агента Японии в её агрессии против Китая и противопоставила бы себя странами — участницам пакта девяти держав. Спрашивается, может ли Англия пожертвовать исторически сложившимся положением в Китае? Мы убеждены, что японская пропаганда в отношении этого не заслуживает доверия».
Оценки Чан Кай-ши были в целом верные, но тем не менее японо-британское согласие стало фактом, и это не могла не учитывать и Москва в своей политике. Ещё накануне подписания англо-японского соглашения, при назначении нового торгпреда в Китае, Сталин инструктировал его — А.С. Панюшкин должен был заверить китайские власти в том, что Москва выполнит все свои обязательства по советско-китайскому договору о ненападении и соглашениям о поставках вооружения и материалов. В Китае по-прежнему работали советские военные советники — в 1939 г. их было 81. Между тем серия энергичных наступлений японцев на Халхин-Голе, несмотря на радужную отчётность, не привела к успеху. После последних попыток переломить ситуацию 23-24 июля, они вынуждены были 25 июля перейти к обороне. На следующий день последовало важное выступление Вашингтона.
С весны 1939 года в США наметилась тенденция к изменению отношения к политике нейтралитета. Еврейские погромы в Германии осудило 94%, а преследования немецких католиков — 97% американских граждан. Правительство повысило тарифы на немецкие товары на 25%, и запретило бартерные сделки с германскими гражданами. Нарастающее недовольство против Японии привело к изменениям в торговле между США и островной империей. В Вашингтоне решили, что «манчжуризация» Китая и островов Тихого океана не будет соответствовать американским интересам. 15 апреля 1939 года Рузвельт приказал флоту, который демонстрировал флаг в Атлантике, вернуться на Тихий океан. 26 июля государственный секретарь Халл предупредил японского посла, что с 26 января 1940 г. США прекратят действие японо-американского договора о торговле и мореплавании от 1911 года.
Было очевидно, что этот шаг будет иметь самые негативные последствия для экономики Японии. США поставляли в Японию железный лом (в 1936 г. поставки составили 1,905 млн. тонн, в марте 1939 года они выросли до 2,6 млн. тонн, до 50% всего американского экспорта этого продукта шло в страну Восходящего солнца), медь (99 тыс. тонн в 1938 г.), хлопок (до 3,25 млн. пикулей* из 9,38 млн. пикулей ввозимого в Японию хлопка) и т.д. США были важным покупателем японского шёлка и продуктов из него (8,282 млн. иен из 49,352 млн. иен, вырученных за экспорт этих товаров в 1938 г.). Последовала самая острая и самая негативная реакция японского биржевого рынка. Правительство также реагировало весьма болезненно. Оно хотело знать, что будет дальше. Вашингтон, со своей стороны, ограничивался введением морального эмбарго, отказывался давать Токио кредиты и в политическом отношении придерживался неопределённости. Она позволила японцам резко увеличить закупки в США. В результате показатели японского ввоза из США в 1939 году в 10 раз превысили таковые за 1938 год.
При таких обстоятельствах японская империя не могла затягивать войну в Монголии, к тому же не окончив войны в Китае. 1 августа 1939 года Ворошилов отдал приказ о приведении всех войск на Дальнем Востоке в повышенную готовность. Они должны были быть готовы к войне: «Всем войскам быть готовыми по приказу главного командования перейти в наступление на всех участках маньчжурской границы».
Олег Айрапетов
Айрапетов Олег
Комментарии читателей (0):