Март-апрель 1939 года. Приближение войны.

Ранее на ИА REX: Олег Айрапетов: После аншлюса

Тем временем обстановка в Европе менялась.

25 марта главнокомандующий сухопутными силами вермахта генерал-полковник Вальтер фон Браухич получил директиву Гитлера — тот не планировал решение проблемы Данцига силовым путём. Вскоре ситуация резко изменится. 29 марта посол Великобритании в Польше Говард Кеннард встретился с Беком и предложил ему гарантии своего правительства. По словам британского дипломата, тот колебался недолго, только две затяжки сигареты. Уже 31 марта Чемберлен заявил в Палате общин о предоставлении гарантий Польше. Лондон обещал «оказать польскому правительству всю поддержку, которая в его силах». Это решение далось кабинету весьма тяжело, ему предшествовало долгое обсуждение. Перед заявлением премьера на встрече с Майским Галифакс спросил полпреда, не показывая ему текст договора (!), может ли Чемберлен заявить, что Советское правительство его одобряет. Делалось это, разумеется, из соображений необходимости демонстрации единства перед германской угрозой. Изумление Майского было беспредельным, и он спросил Галифакса — как ему представляется подобное заявление при том, что Совнарком не знает содержания польско-английского соглашения. Лондон консультировался только с Парижем и Варшавой. В конечном итоге лорд согласился с тем, что доводы Майского обоснованны.

Секретность при подготовке соглашения с Варшавой глава Форин-офис объяснил «исключительно оппозицией со стороны поляков к участию СССР в какой-либо общей с ними комбинации». Дальнейшее поведение собеседника было не менее удивительным.

«По словам Галифакса, — докладывал Майский, — поляки выдвигали будто бы тот аргумент, что участие СССР вызвало бы такую реакцию в Германии, которая сделала бы открытый конфликт между Польшей и Германией неизбежным. Далее Галифакс стал спрашивать меня, готов ли был бы СССР в случае нападения Германии на Польшу оказать последней помощь, например, в такой форме, как снабжение поляков оружием, амуницией и прочее?»

Майский ответил, что СССР постоянно оказывает помощь жертвам агрессии, но Польша не желает её получать, и поэтому СССР не будет её навязывать, а займёт выжидательную позицию.

После оглашения декларации в парламенте Чемберлен пригласил для беседы Ллойд-Джорджа. Тот подверг критике позицию премьера, решившего пойти на столь рискованный шаг, не имея договорённости с СССР. Ссылки Чемберлена на то, что Германия не пойдёт на риск войны на два фронта, в то время как второй — восточный — обеспечит Польша, вызвали у Ллойд-Джорджа приступ смеха. Беседа закончилась следующим заявлением бывшего премьера: «В отсутствии твердого соглашения с СССР я считаю Ваше сегодняшнее заявление безответственной азартной игрой, которая может закончиться очень плохо». Разумеется, эти предупреждения уже не могли остановить действия Чемберлена. Британское правительство в это время всерьёз рассчитывало на то, что польско-румынский блок выдержит удар немцев на Востоке, а СССР при этом будет поддерживать своих антисоветски настроенных соседей военными поставками. 1 апреля 1939 года был подписан соответствующий польско-британский договор. При этом в случае военных действий англичане готовы были отправить во Францию две дивизии (Даладье настаивал на 20) и категорически отказывались переправлять на континент авиацию — она нужна была им для защиты Острова.

Было что-то символическое в первоапрельских гарантиях Лондона Польше. Сразу же после того, как они были предоставлены, Галифакс известил британского посла в Варшаве, что только «неспровоцированная» акция Германии вызовет вмешательство Великобритании. Что касается третьего члена правительственной триады, то Хор и после всего того, что случилось с Чехословакией, выступал категорически против сотрудничества с СССР, считая Польшу наиболее ценным союзником на востоке Европы. Это мнение разделялось Галифаксом. В тот же день, 1 апреля, Литвинов обратился к польскому послу в СССР с вопросом о причинах отказа Варшавы сотрудничать с Москвой. Посол высказал своё недовольство по поводу вопроса, но затем заявил, что Польша не собирается вступать в союзы ни с кем из своих сильных соседей и ни против кого-либо из них. Гжибовский напомнил, что во время сентября прошлого года, когда советские войска концентрировались у польской границы, Варшава не обращалась за помощью в Берлин. Также она намерена поступить и в настоящий момент. На следующий день эту позицию посла поддержал и Бек.

Польский министр находился с визитом в Лондоне, и Литвинов решил воспользоваться этим, поручив Майскому уточнить ряд вопросов. Ситуация, в которой английский МИД ссылался на позицию Польши, Румынии и даже доминионов не казалась главе советской дипломатического ведомства убедительной. Оговорки Чемберлена вызывали подозрения относительно истинной цели его политики. Литвинов инструктировал советского полпреда в Лондоне: «Мы, конечно, не можем удовлетвориться английскими объяснениями и киваниями на Польшу, ибо встаёт законный вопрос, почему Англия должна так считаться с сомнениями и возражениями Бека. Речь как будто идёт пока о помощи не Англии, а Польше, и решающее слово должны были сказать Чемберлен и Даладье, а не Бек. Не в первый раз Англия даёт нам предложения о сотрудничестве и потом берёт их обратно со ссылками на действительные или возможные возражения то Германии, то Японии, а теперь Польши».

Между тем уже 3 апреля Верховное командование Вооружённых сил Германии издало директиву «О единой подготовке вооружённых сил к войне». Вермахт стал готовиться к нападению на Польшу. Планы действий должны были быть завершены к 1 мая, а готовности к их исполнению требовалось достичь к 1 сентября 1939 года. 4 апреля Бек на встрече с Галифаксом категорически выступил против соглашения с СССР, отметив, что Польша готова улучшить отношения с Москвой, но не расширять их. Возможности Красной армии оба политика оценивали низко. По их мнению, она годилась разве только для обороны, но никак не для наступления. В тот же день на встрече с Литвиновым в Москве Гжибовский отметил, что нет необходимости торопиться, так как в случае необходимости Варшава может обратиться за помощью к Москву. На это последовал резонный ответ — подобное обращение может и запоздать, а СССР не желает выступать в качестве автоматического резерва. В польском МИДе, очевидно, считали подобное поведение мудрым. Между тем 5 апреля фон Вайцзекер передал инструкцию фон Мольтке в Варшаву — предупредить Бека, что больше предложений из Берлина Польша не получит и что Берлин не намерен более терпеть дипломатические приёмы, имеющие целью исключительно одно — затянуть время.

Странно было бы, если бы Берлин не начал готовить провокацию в Глейвице, что подразделения СС и начали делать по образцу, который не понадобился в случае с Судетами. 6 апреля Чемберлен огласил коммюнике о польско-британских переговорах в парламенте. После этого Галифакс пригласил к себе Майского и стал уверять его в том, что никаких обязательных для его страны соглашений между Беком и им не было подписано, договор о взаимопомощи лишь планируется подписать в будущем. Бек, по словам Галифакса, последовательно выступает против привлечения к сотрудничеству СССР. При этом, как заявил британский министр Майскому, сам он хочет создать широкую коалицию, частью которой обязательно должен стать Советский Союз, а первым шагом к формированию такой коалиции должно стать польско-английское коммюнике.

В тот же день полпред СССР во Франции Суриц встретился с Боннэ — француз пытался доказать советскому дипломату, что для интересов Москвы чрезвычайно важно защищать Польшу и Румынию. Беседа убедила Сурица — французы хотят, «чтобы мы взяли на себя обязательства». Совершенно очевидно, что такую уверенность Парижа в интересах СССР разделяли не все — Варшава и Бухарест не желали, чтобы их защищала Москва. В то же время советская разведка докладывала об усилении польскими властями гарнизонов на восточной границе и о начале эвакуации из приграничных районов гражданского населения и скота. Могли ли такие новости настроить руководство Советского Союза на доверие к Лондону, Парижу и Варшаве?

9 апреля Литвинов подал Сталину докладную записку, в которой оценивал предложение вступить в переговоры, сделанное французским министром иностранных дел. Предлагалось обсудить возможные действия на случай атаки Германией Польши и Румынии. «Боннэ, — отмечал нарком, — является наиболее последовательным и непреклонным сторонником, так называемой, «мюнхенской» политики. Я полагаю, что он и теперь ещё готов продолжать прежнюю линию, которая сводится к тому, что Франция отказывается от какого-то вмешательства в дела Европы, за исключением случаев прямого нападения на самоё Францию или близлежащую Бельгию и Швейцарию. Он готов пожертвовать всеми остальными странами Европы, включая Румынию и Польшу. Он несомненно поощрял Бека в его антисоветской позиции и вряд ли сочувствует даже тем заявлениям, которые делал Чемберлен в отношении Польши. К сожалению, с ним приходится иметь дело, как с министром иностранных дел, но необходимо всегда иметь в виду, что наши ответы и предложения он будет пытаться использовать в подкрепление своего тезиса о невозможности сотрудничества с нами и изменения мюнхенской политики. В таком же духе он использует и неполучение ответа от нас».

НКИД ответил согласием рассмотреть предложение Великобритании и предложил созвать конференцию о возможных действиях на случай германской агрессии. События развивались быстро. После перехода Мемеля к Германии и захвата Италией Албании большинство европейских стран спешно приступило к вооружению и частичной мобилизации. Разведывательное управление РККА считало возможной целью будущих ударов вермахта Румынию (через Венгрию) или Польшу, итальянской армии — Тунис, или Югославию как цель совместных действий Рима и Берлина. Варшава сумела под видом частных мобилизаций завершить к началу апреля сбор армии военного времени — 1,1 млн. чел. Безусловно, наличие такой массы укрепляло уверенность Бека в собственных силах. Только это может объяснить поведение министра в эти дни. Между тем 3 апреля британский Генеральный штаб подал свои оценки германской, французской, польской и румынской армий. Вывод был прост — Германия сможет уничтожить Польшу до того, как союзники смогут оказать той помощь.

13 апреля британские гарантии получили Румыния и Греция. В тот же день Франция, о согласованности с правительством которой Чемберлен говорил ещё 31 марта в парламенте, также предоставила гарантии Греции, Румынии и Польше. В мае гарантии союзников получила Турция. Румыния увеличила численность своей армии мирного времени втрое (с 251 до 730 тыс. чел.). Греция не проводила мобилизационных предприятий, но в случае необходимости её 100-тыс. армия мирного времени должна была быть увеличена в 6 раз. Активную подготовку к войне вели Литва и Латвия. Обе республики закупали современное оружие и пытались создать стратегические запасы сырья и продовольствия, расширяли сеть аэродромов и т.п. В Прибалтике были свои особенности — в отличие от Польши, балканских стран и Литвы Латвия всё более очевидно ориентировалась на Берлин и её военное строительство носило явный антисоветский характер. 25-тыс. латвийская армия мирного времени при мобилизации должна была быть увеличена до 167 тыс. 13 апреля 1939 года штаб Белорусского Особого Военного округа подал план действий на случай войны. В качестве потенциального противника рассматривались Германия, Польша и Латвия. К 20 дню мобилизации эта тройка могла выставить 83-91 пехотную, 10 кавалерийских, 5 танковых дивизий, 20-26 танковых батальонов.

Предложения штаба БОВО исходили из того, что при столкновении СССР с Германией и Польшей прибалтийские государства (Финляндия, Эстония и Латвия) останутся нейтральными. 19 апреля это предположение было подвергнуто критике штабом Ленинградского Военного округа. Там считали возможным создание дружественной Германии коалиции этих государств (особенно в случае активной поддержки со стороны Берлина) или изолированное выступление Финляндии при нейтралитете Эстонии и Латвии. Правому флангу Западного фронта, по данным советских военных, могли угрожать следующие силы: 1) со стороны Финляндии 10 пехотных дивизий, 1 кавбригада, 200-250 самолётов; 2) со стороны Эстонии 10 пехотных и 1 кавалерийская бригада, 100-120 самолётов; 3) со стороны Латвии 2-3 пехотные дивизии, 1-2 кавполка, до 80 самолётов. Предполагалось возможным усиление финнов 2-3 германскими пехотными дивизиями и авиацией, которая могла поддержать латышей и эстонцев с финских аэродромов. Для обеспечения нейтралитета соседей и безопасности советской территории предполагалось развернуть дополнительно Северо-Западный фронт в составе трёх армий.

24 апреля свой план представил и штаб Киевского Особого Военного округа. Он также исходил из того, что в будущей войне СССР будет противостоять коалиция Германии (90 пехотных, 5 танковых и 5 кавалерийских дивизий) и Польши (65 пехотных дивизий), к которой присоединится и Италия. Появление армии Муссолини на фронте, развёрнутом против СССР, считалось маловероятным, зато признавалась возможность прохода итальянского флота в Чёрное море. Маловероятным признавался и нейтралитет Румынии (31 пехотная и 4 кавалерийских дивизии) в случае такой войны. Ожидалось, что и Венгрия также поддержит антисоветскую коалицию. Это требовало прикрытия всего участка советско-польско-румынской границы. Эту задачу должен был взять на себя Юго-Западный фронт в составе четырёх армий (27 пехотных и 8 кавалерийских дивизий, 7 танковых и 5 авиационных бригад, Черноморский флот — всего 3335 орудий, 2487 танков, 1362 танкетки, 1138 самолётов).

Военная опасность была очевидна для всех, и центрами её были Берлин и Рим. 15 апреля 1939 года Рузвельт обратился к Гитлеру и Муссолини: «Три независимых государства в Европе и одно в Африке прекратили своё существование. Огромные территории некогда самостоятельной страны на Дальнем Востоке оккупированы соседним государством. Есть информация, которую мы, однако, не считаем достоверной, что подобные акты агрессии будут в скором времени направлены и против других независимых государств». Президент призывал дать гарантии ненападения на ряд стран (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Швеция, Норвегия, Дания, Нидерланды, Бельгия, Великобритания и Ирландия, Франция, Португалия, Испания, Швейцария, Лихтенштейн, Люксембург, Польша, Венгрия, Румыния, Югославия, СССР, Болгария, Греция, Турция, Ирак, Аравийские государства, Сирия, Палестина, Египет и Иран) в настоящий момент и на будущее. «Руководители крупных правительств в этот час, — говорилось в нём, — являются в буквальном смысле слова ответственными за судьбы человечества в грядущие годы».

Одним из первых откликнулся на призыв президента США формальный глава Советского государства М.И. Калинин. Он полностью поддержал эту инициативу. Уже 17 апреля советское правительство заявило своей готовности принять предложения Англии и Франции о начале переговоров о заключении соглашения. По инициативе Литвинова срок его действия определялся в 5-10 лет, в течение которых Франция, Англия и СССР были обязаны прийти на помощь друг другу в случае агрессии против любого из них. Польско-румынский союз, как направленный против СССР, предлагалось отменить или пересмотреть в сторону гарантии от любого нападения. Кроме того, Англия, Франция и Советский Союз должны были вступить в переговоры с Турцией о её присоединении к их соглашению.

В Германии встретили инициативу президента США прохладно. Перед зданием американского посольства в Берлине прошла небольшая, но агрессивная демонстрация. В Берлине больше всего обсуждали разные варианты возможного решения данцигской проблемы. Один из них, к ужасу дипломатического корпуса прибалтийских республик, предусматривал обмен Данцига на Либаву. Дипломатическое положение Германии ухудшалось. Впервые за многие годы часть дипломатического корпуса (представители США, Великобритании, Франции и, разумеется, СССР) отказалась участвовать в сборе средств для подарка главе германского государства. С другой стороны, представители малых государств не последовали этому примеру, несмотря на призывы британского посла. Демарша не получилось. 20 апреля в Берлине шумно праздновалось 50-летие Гитлера. Это была демонстрация достижений нацистского режима. К этому времени было ясно — отказ от силового решения польской проблемы уже в прошлом.

Это стало понятно даже Липскому. Советский поверенный в делах в Германии Астахов констатировал изменение поведения польского дипломата — тот стал исключительно любезен и перестал обрывать, как делал ранее, любые разговоры о возможной германской опасности. Липский был категоричен в определениях:

«Внезапный захват Данцига немцами стратегически невозможен. Вообще же нельзя ручаться за будущее — от немцев всегда можно ждать сюрпризов. Однако, позиция Польши о Данциге тверда и неизменна. По пути чехов, не оказавших немцам ни малейшего сопротивления, Польша не пойдёт».

По сообщениям советской разведки, к апрелю 1939 года британское правительство отказалось от старого курса, который предусматривал участие в возможной войне только силами флота и авиации. Весной 1939 года экспедиционный корпус, подготавливаемый для действий вне метрополии, составлял (по открытым источникам) от регулярной армии 4 пехотные и 2 броневые дивизии и от территориальной армии 9 пехотных, 3 моторизованные и 1 броневую дивизию — всего 19 дивизий, 250 тыс. чел. 2 пехотных и 1 моторизованную дивизии планировалось оставить в Египте и Палестине. Все части, и особенно регулярная армия, испытывали проблемы с некомплектом личного состава и вооружением.

27 апреля Великобритания восстановила всеобщую воинскую повинность в стране. Введение всеобщей воинской повинности исправило некоторые проблемы. Имевшихся сил было явно недостаточно для наступательной войны с Германией, но вполне хватило бы для поддержки обороны Франции. Через день Гитлер выступил с речью в рейхстаге. Ещё 19 апреля временный поверенный в делах СССР предупреждал Москву о её направленности:

«Бешеная кампания прессы против Рузвельта в связи с его обращением (в котором, кстати, Данциг не упомянут) создаёт у читателей настроение, что речь фюрера будет на редкость резкой и вызывающей. Возможно, она таковой и будет. Но напрашивается и другое предположение. Фюрер может сказать речь, где, помимо обычных криков и угроз, будут елейные фразы о стремлении его к миру, об ужасах войны, о возможности разрешить вопросы мирным путем».

Прогноз Г.А. Астахова оправдался полностью. Речь Гитлера была демонстративно издевательской. Он начал с того, что довольно откровенно высмеял письмо Рузвельта, после чего перечислил изменения в Европе (Австрия, Чехословакия, Мемель), охарактеризовав их, как «необходимый вклад в дело мира».

Гитлер также призвал Польшу дать населению Данцига возможность воссоединения с рейхом и, кроме того, согласиться с проведением железной дороги, которая связала бы через польский коридор Восточную Пруссию с остальной территорией Германии. В обмен предлагалась 25-летняя гарантия границ Польши. Кроме того, он заявил о денонсации англо-германского морского договора 1935 года. Польско-германский договор о ненападении был также расторгнут. Формальным основанием для этого шага послужил польско-английский договор о гарантиях границ. Между тем, уже в январе 1939 года была в целом утверждена программа строительства нового флота, разработанную командованием флотом. Предлагалось до 1948 года построить дополнительно 6 линкоров по 50 тыс. тонн, 8 броненосцев по 20 тыс. тонн (позже их заменили на 3 линейных крейсера по 29 тыс. тонн), 4 авианосца по 20 тыс. тонн, 5 тяжёлых крейсеров по 10 тыс. тонн, 16 лёгких крейсеров по 8 тыс. тонн, 6 лёгких крейсеров по 6 тыс. тонн, 22 разведывательных крейсера по 5 тыс. тонн, 68 эсминцев, 90 миноносцев, и 233 подводные лодки разного водоизмещения – всего около 300 кораблей. Гитлер внёс уточнение – т.н. план «Z» должен был быть выполнен за 6 лет. Даже этот флот нужен был ему только для того, чтобы иметь лучшие позиции для переговоров с Лондоном, для давления на Великобританию. Ещё в конце июля 1939 года главнокомандующий ВМФ гросс-адмирал Редер объявил офицерскому составу подводного флота, «что о войне против Англии не может быть и речи».

Олег Айрапетов