Последствия Мюнхенского сговора

Раздел Чехословакии не был ещё окончен и делить ее собирались не только немцы. В Варшаве были очень недовольны своим неучастием в Мюнхенской конференции и решили напомнить о своем величии и способности действовать самостоятельно. 30 сентября в 23:30 польский посланник в Праге Казимеж Папее вручил ультиматум главе МИД Крофте — с 1 октября начать передачу Польше Тешинской Силезии и закончить её в течение 10 дней. Накануне польского демарша варшавское телеграфное агентство распространило лживое сообщение о том, что чехи обстреляли поляков на границе. Требования Польши были изложены в традиционно высокомерной и оскорбительной форме и имели форму ультиматума, целью которого, по мнению Варшавы, было улучшение отношений между двумя странами: «…нормализация отношений между Польшей и Чехословакией может осуществиться, в первую очередь, только путем территориальной уступки в пользу Польши территорий, где проживает польское население…»

Варшава понимала, что чехи не смогут защищаться и использовала момент для самовыражения. Ответ требовался к 14:00 1 октября. В тот же день Бек встретился с послом Германии в Польше для того, чтобы поблагодарить его за поддержку польских требований в Мюнхене. Кроме того, он сообщил Мольтке об условиях польского ультиматума Праге и поинтересовался, займет ли Германия дружественную по отношении к Польше позицию в случае, если в дело вмешается Советский Союз. 1 октября Липский докладывал в Варшаву — Риббентроп заверил его в дружественном отношении Германии к Польше в случае польско-чехословацкого конфликта и в «более, чем дружественном». — в случае конфликта с СССР. Необходимости во вмешательстве не было. Чехословацкое правительство приняло польские требования за час до истечения срока действия ультиматума, как отметил в ответной ноте Крофта — «вынуждаемое обстоятельствами». 1 октября 1938 года Крофта согласился на переговоры по венгерской проблеме на основе решения ее по судетскому образцу. Министр уже понимал — часы Чехословакии сочтены. 1 октября из Берлина в Варшаву пришла телефонограмма. Липский сообщал о разговоре с Герингом, который поведал, что немцы уже приступили к занятию территорий в Судетенланде и вскоре смогут оказать эффективную поддержку полякам в ЧСР. Самым важным было это обещание: «В случае осложнений с Россией Польша может рассчитывать на самую эффективную помощь со стороны Германии».

БУДЬТЕ В КУРСЕ

• 17.09.24   Мюнхенский сговор 1938 года
• 10.09.24   Конец сентября 1938. Решающие дни для ЧСР
• 03.09.24   Мюнхенский раздел. Такие разные союзники Чехословакии
• 22.08.24   Мюнхенский раздел Чехословакии. Интернационализация Судетского вопроса

1 октября Бек выступил по радио с речью, в которой возвестил о справедливейшем завершении территориального спора с соседом. «Воссоединение с родиной одной из древнейших её территорий воистину есть событие великого значения… Честь и родина начертаны на знаменах армии. Они же определяют мышление каждого ответственного за политику поляка. Они высечены в сердце каждого человека — поэтому нас и уважают», — сказал министр. 1 октября немецкие войска начали переходить границу в Судетах. На следующий день поляки вошли в Тешин. «Делая по указке Гитлера все возможное для того, чтобы усилить фашистскую Германию в Центральной Европе, — отмечала статья «Правды» от 1 октября 1938 года, — варшавские паны своими руками копают могилу польской независимости. Вряд ли можно сомневаться в том, что недалеко то время, когда фашистская Германия, опьяненная своей безнаказанностью, поставит в порядок дня вопрос о разделе Польши». Вскоре этот прогноз оправдается, но несколько неожиданным для осени 1938 года образом.

Пока что ясно было, что чешско-словацкое независимое государство уже прекратило существование и что это еще не конец. 2 октября Крофта в разговоре с советским полпредом сказал, что «…Чехословакия превращена в фикцию, государство без всякого значения, без собственной линии поведения. Недалеко то время, когда она превратится в безвольный придаток Германии. Фактически вся её внутренняя политика уже отменена в Мюнхене. Она будет нейтрализована при гарантии четырех, которой не может верить». 3 октября чехословацкий военный атташе в Германии полковник Грон беседе со своим советским коллегой помощником атташе полковником А.В. Герасимовым откровенно признался — в ближайшем будущем Чехословакия превратится в немецкую провинцию. Чехословацкие военные были более решительны в оценках случившегося, чем политики. «Мюнхенское соглашение, — докладывал Герасимов, — они объясняли страхом 4-х держав перед ростом коммунистического движения; этого же испугались и некоторые богатые люди Чехословакии. Некоторые состоятельные люди, однако, говорят сейчас, что они готовы на принятие Советской власти, на то, чтобы в ЧС были коммунисты, лишь бы не немцы».

Парижская и пражская пресса предприняли попытку возложить ответственность за случившееся на Советский Союз. В связи с этим 4 октября ТАСС сделал заявление о том, что СССР не имеет никакого отношения к решениям Мюнхенской конференции. В тот же день наркомат иностранных дел обратился к представителям Советского Союза во Франции, Англии, США и Чехословакии с телеграммой, обязывающей их активно распространять его в дружественной печати. Телеграмма гласила: «Нужно разоблачить англо-французские комбинации, имеющие целью обелить Англию и Францию нашим мнимым соучастием в их расправе с Чехословакией, либо скомпрометировать нас этой инсинуацией перед международным общественным мнением и, особенно, в глазах демократических масс».

После уступок Берлину и Варшаве Прага потеряла 3,5 млн. чел., из них немцами было 2,7 млн. чел. Германия получила около 30 тыс. кв. км. территории. Польша получила 1871 кв. км. из 2282 кв. км. Тешинской Силезии. Район был чрезвычайно развит в промышленном отношении. Ежегодная добыча угля здесь (а он был более качественный, чем тот, который добывали в Польше) равнялась 9 млн. тонн, показатели добычи по Польской республике сразу выросли на 20%. Выплавка стали в приобретенном районе равнялась 500 тыс. тонн в год, что равнялось 1/3 показателей Польши. В Варшаве было чему радоваться. 12-13 октября специальный поезд привез «освобожденным соотечественникам» маршала Рыдз-Смиглы. 12 октября 1938 года Гамелен подал на имя Даладье записку с оценкой произошедших после Мюнхена изменений. По его мнению, Германия значительно усилилась в военном отношении, её победа значительно укрепила ось Берлин — Рим, что создавало угрозу интересам Франции не только на её западных европейских границах, но и в Средиземном море и Алжире.

2 октября Вавречек, уже министр без портфеля, заявил: «Советская Россия, вне всякого сомнения, готова была вступить в войну. Но воюя вместе с Россией, мы воевали бы не только против Германии. Вся Европа, включая Францию и Англию, рассматривала бы это как войну большевизма против Европы. Возможно, вся Европа поднялась бы на войну против России и против нас». 3 ноября посол Польши в США граф Ежи Потоцкий попытался получить одобрение от американского правительства методам действий своего, которое так убедительно подняло свой престиж и так явно продемонстрировало готовность бороться за мир, избегая крайних мер. Халл отказался сделать это.

Экономические потери Праги были весьма велики. Она потеряла в Судетах 2/3 площадей, используемых под хмель, 1/3 ремесленного производства и производства керамики, 7 из 19 табачных фабрик, половину текстильного производства, 80% производства стекла (он давал до 600 млн. крон экспорта ежегодно), абсолютное большинство бумажных фабрик (в республике сразу же проявился недостаток бумаги) и 100% производства фарфора. Из 12,233 млн. тонн ежегодной добычи каменного угля была потеряна половина, и это при том, что потребности республики в этом виде топлива равнялись 20 млн. тонн. Ежегодная добыча бурого угля до Мюнхена равнялась 15,949 млн. тонн, после — в распоряжении Праги осталось 1,05 млн., из них 598 тыс. тонн добывалось в Словакии. Были потеряны треть машиностроения и до 40% налоговых поступлений. Новая граница проходила в 35 км. от Праги, 3 км. от Пльзеня, 15 км. от Брно, 1 км. от Моравской Остравы.

После потери Судет чешский централизм был обречен, идея чехословакизма доживала последние месяцы. 6 октября 1938 года образовалось автономное правительство Словакии во главе с католическим священником Йозефом Тисо. Судьба единой республики фактически была решена. 8 октября в Ужгороде на заседании представителей Русского и Руського (т.е. украинского) Народных блоков был избран глава правительства Подкарпатской Руси — лидер Автономного Земледельческого союза Андрий Бродий. В состав его правительства вошли 3 русофила и 2 украинофила. Настроения в этом районе ЧСР также были напряженными. Активная поддержка украинофилов Прагой стала приносить плоды. С начала 1930-х годов украинские организации стали ориентироваться на Германию и одновременно активизировали свою деятельность в Подкарпатье, со второй половины 1930-х начался рост их влияния. Чехословацкие власти к концу существования страны начали разочаровываться в своих клиентах, но было уже поздно.

Зверь вырвался из-под контроля, да и действовать самостоятельно чехи уже не могли. С 1937 года в Берлине было принято решение активизировать контакты с ОУН (организация, запрещенная в России) и её главой Евгеном Коновальцем. Глава абвера адмирал Канарис с симпатией относился к лидеру украинских националистов. Подготовка кадров этой организации в Германии стала очевидной. В результате Советское руководство приняло решение обезглавить ОУН (организация, запрещенная в России). Сталин при принятии этого решения сказал: «Это не акт мести, хотя Коновалец и является агентом германского фашизма. Наша цель — обезглавить движение украинского фашизма накануне войны и заставить этих бандитов уничтожать друг друга в борьбе за власть». 23 мая 1938 года Коновалец был ликвидирован в Роттердаме по распоряжению советского руководства разведчиком П.А. Судоплатовым. Лидер украинских националистов любил конфеты — ему подложили коробку шоколадных «цукерок» с динамитом. После смерти Коновальца немецкие спецслужбы продолжили контакты с конкурентами покойного за лидерство в ОУН (организация, запрещенная в России) Андреем Мельником и Степаном Бандерой. С 1938 года абвер приступил к обучению кадров украинских националистов подрывным и диверсионным действиям, которые им весьма пригодились в действиях на территории ЧСР.

По польской программе в отношении Праги начали действовать и власти Венгрии. Собранные на венгерской территории отряды чернорубашечников с 5 октября начали проникновение в Словакию и Подкарпатье. 6 октября в пограничном дунайском городе Комарно начались венгерско-чехословацкие переговоры. 8 октября Хорти обратился с письмом к Чемберлену с просьбой поддержать Венгрию. Лондон не возражал против ревизии границы. Будапешт требовал уступок, речь шла о 12 940 кв. км. с венгерским населением свыше 50%. Первоначально чехословацкая делегация была готова обсудить передачу 1 838 кв. км. с 105 тыс. жителей, но венгры требовали больше. Прага тянула время, но в последний момент вмешалось словацкое правительство, что привело к обострению противоречий. Чехословаки согласились уступить 5200 кв. км. с 345 тыс. жителями, но и этого венграм было мало. 13 октября переговоры были прекращены. По просьбе Хорти в дело вмешался Гитлер. Пограничный спор должен был быть решен при посредничестве Рима и Берлина.

В октябре 1938 года Троцкий не без злорадства заметил: «Крушение Чехословакии есть крушение международной политики Сталина за последние пять лет. Московская идея «союза демократий» для борьбы с фашизмом оказалась безжизненной фикцией». Естественно, что в Москве этот провал политики «коллективной безопасности» не вызывал таких эмоций. 16 октября Литвинов встретился с покидавшим Москву французским послом. На вопрос Кулондра, что можно сейчас предпринять, нарком заметил: «Мы считаем случившееся катастрофой для всего мира. Одно из двух: либо Англия и Франция будут и в дальнейшем удовлетворять все требования Гитлера и последний получит господство над всей Европой, над колониями, и он на некоторое время успокоится, чтобы переварить проглоченное, либо даже Англия и Франция осознают опасность и начнут искать пути для противодействия дальнейшему гитлеровскому динамизму. В этом случае они неизбежно обратятся к нам и заговорят с нами другим языком. В первом случае в Европе останется только три великие державы — Англия, Германия и Советский Союз. Вероятнее всего, Германия пожелает уничтожить Британскую империю и стать ее наследницей. Менее вероятно нападение на нас, более для Гитлера рискованное». Перспектива на ближайшие 2 года была обрисована исключительно верно. Никаких перемен в политике руководства Великобритании вплоть до осени 1939 года не наблюдалось.

19 октября Майский докладывал в Москву о своей беседе с противником германской ориентации лордом Бивербруком. Тот заявил, что премьер-министр готов и далее отступать перед внешнеполитическим натиском Берлина. Чемберлен, по словам Бивербрука, готов был даже поступиться колониями, но, разумеется, не британскими — бельгийским Конго или португальской Анголой. 20 октября британское правительство информировало чехословацкого посланника о том, что не видит препятствий к урегулированию венгерских претензий путем арбитража Италии и Германии. 24 октября Галифакс на выступлении в Эдинбурге вновь заявил о верности решения, принятого в Мюнхене: «Требование довольно однородного немецкого населения Чехословакии иметь возможность выбрать свою собственную политическую судьбу было одной частью дела. И британскому народу, который стоял за него в той или иной форме в большей части мира, трудно было отвергнуть это требование». Разумеется, трудно было отрицать это право и для венгров. Глава Форин-офис отметил и начавшиеся переговоры между Венгрией и Чехословакией по территориальному вопросу, сказав, «…мы надеемся на то, что будут найдены способы их урегулирования».

Разумеется, активность Будапешта была связана с действиями Берлина. Немцы предприняли и другие шаги в регионе. В октябре 1938 года в Берлин был вызван глава филиала ОУН (организация, запрещенная в России) в Подкарпатской Руси. Костяк организации и боевиков составляли галицийцы. Ими были организованы в октябре 1938 г. беспорядки в Галицком воеводстве Польши. Акция имела задачу создать прикрытие для перехода польско-чехословацкой границы сторонниками ОУН (организация, запрещенная в России), которые должны были осесть в Подкарпатской автономии. Эти боевики и составили основу военизированной организации националистов — «Карпатской сичи». Бродий был недоволен хозяйничаньем галичан и пытался бороться с ними. Это и стало причиной его смещения. 26 октября 1938 года он был арестован чехословацкими властями по требованию немцев, формально — по обвинению в связях с венгерской разведкой. В конце октября 1938 года второе правительство автономии возглавил украинофил Августин Волошин.

Новое правительство сразу же ввело второе название территории — Подкарпатская Украина — и установило режим наибольшего благоприятствования для украинских националистов, что вызвало массовое недовольство в регионе. 2 ноября Прага, которая ранее была вынуждена согласиться на арбитраж Италии и Германии в своем пограничном споре с Венгрией, получила ответ арбитров, представленных в Вене министрами иностранных дел Чиано и Риббентропом: ЧСР должна была передать часть Южной Словакии и Подкарпатья — 12 тыс. кв. км. с населением 1 млн. чел. Венгрии. Венгерское население составило здесь 54%. На уступленных Будапешту территориях проживали 587 558 венгров, 288 611 чехов и словаков, 51 578 евреев, 35 250 русинов, 13 841 немец и 34 858 представителей других народов.

2 ноября Хорти издал прокламацию к жителям переходящих под власть Венгрии территорий: «Вы снова свободны. Дни горести и бедствий прошли. Ваши страдания, ваша непоколебимая убежденность и наша совместная борьба принесли победу в нашем общем деле. Снова свет славы сияет вам со Святой Короны[1]». 6 ноября регент лично отправился на облагодетельствованные таким образом земли. Он обратился по-словацки к новым венгерским гражданам словацкой национальности, обещая им защиту и равноправие. Власти приступили к делимитации новой границы. В Словакию и в то, что осталось от Подкарпатья, потянулись беженцы из районов, переходивших к венграм. Начались столкновения с применением оружия. Очаговое сопротивление ни на что уже не влияло. 30 сентября территория ЧСР составляла 54 тыс. квадратных миль (140 тыс. кв. км), население — 14,5 млн. чел.; 30 ноября: 38 тыс. квадратных миль (99 тыс. кв. км), население — 9,6 млн. чел. Вместе с территориями Прага теряла и значительную часть своих железных дорог. Из 13 560 км. дорог, имевшихся в ЧСР, было потеряно 4758 км., а из 3502 железнодорожных построек — 1418. Германия получила 3525 км. (74,1% уступленного), Венгрия — 1060 км. (22,3%) и Польша — 173 км. (3,6%).

Польские политики чувствовали себя на вершине успеха. Их достижения были очевидны — сам Гитлер похвалил польскую дипломатию и выразил уверенность: «Пилсудский гордился бы ими». Среди очевидных проблем были существенно испорченные польско-советские отношения. Польский посол в Москве Вацлав Гжибовский отвечая на вопрос заместителя наркоминдела В.П. Потемкина, настроена ли Варшава серьезно улучшить контакты с Москвой, выбрал оптимистично-шутливый тон. «Мне приходится напомнить послу, — отметил Потемкин, — двадцатилетнюю историю советско-польских отношений — нашу войну 19-20 гг., трудности, встреченные нами при заключении с Польшей пакта о ненападении, отказ Польши от опубликования совместно с СССР Балтийской декларации в 1933 г., сближение Польши с гитлеровской Германией в 1934 г., активное противодействие Польского правительства осуществлению Восточного регионального пакта, защиту Польшей позиции Италии, Германии и Японии в Лиге Наций, агрессивное выступление её против Литвы и Чехословакии. Все эти факты приводят к заключению, что Польша связала свою судьбу с агрессивными державами, угрожающими общему миру, и что она активно поддерживает их политику, направленную против СССР».

Формально о нормализации отношений было заявлено 28 ноября 1938 года, после встречи Гжибовского с Молотовым, когда обе стороны отметили, что договор 1932 года, продленный до 1945, продолжает действовать, а оба правительства заинтересованы в заключении торгового договора. О настроениях Гжибовского можно судить по его беседе с заместителем Бека Яном Шембеком. Посол по непонятной причине пришел к выводу о том, что СССР ослаб, и даже более того: «Ослабление Советской России возрастает и русская проблема назревает. Польша должна иметь влияние на судьбу этой проблемы и при её решении сохранить самостоятельность, не допуская Германию в Россию». Посол советовал «создать видимость нормального сосуществования с Советами» и был уверен, что наступает время лучшего варианта решения восточного вопроса — достижения Польшей границ 1772 года. Между тем, пока польские политики витали в царстве грез, на земле происходили важные перемены.

В октябре 1938 года Липский получил от Бека недвусмысленный ответ относительно немецких предложений по Данцигу — город должен остаться в таможенных границах Польши, а любая попытка его инкорпорации в состав рейха приведет к конфликту. В ноябре 1938 года поляки издали ряд марок с изображением Грнюнвальда и Данцига, заявили о создании польской почты в городе и т.п. Обстановка ухудшилась. Уже в ноябре 1938 года Объединенное командование вермахта получило приказ Гитлера разработать план возвращения Данцига. Для немецких военных это было давно ожидаемое решение.

«Польша была для нас источником горьких чувств, — вспоминал фон Манштейн, — так как по Версальскому договору она приобрела немецкие земли, на которые не могла претендовать ни с точки исторической справедливости, ни на основе прав народов на самоопределение, она стала для нас незаживающей раной. В те годы, когда Германия была слаба, Польша оставалась постоянным источником раздражения».

А тем временем в Европе праздновали окончание Первой мировой войны. 12 ноября 1938 года, выступая перед ветеранами, Даладье рассуждал о важности уроков войны и мира: «Но мы знаем, что мир никогда не может быть обеспечен и что он избегает тех, кто только наслаждается его благами и не согласен сражаться за него. Ибо мир, который мы хотим, не может быть просто отказом от риска. Он не может быть гарантирован тем простым фактом, что мы откажемся воевать. Он может быть основан на мужественной убежденности. Для него необходимо столько же моральных сил, как и для самой войны, потому что это может быть только мир с честью и свободой. Моральная сила Франции, следовательно, есть главное условие мира». А пока весьма своеобразный союзник упражнялся в красноречии, потери Праги продолжались. 17 ноября 1938 был принят закон «Об автономии Словакии». С этого дня ЧСР стала называться Чехо-Словакией. 22 ноября был принят закон «Об автономии Подкарпатской Руси».

Ведомство адмирала Канариса активно готовило выступление активистов ОУН (организация, запрещенная в России) под руководством полковника Мельника в Прикарпатье. Мельниковцы должны были захватить здесь власть и создать основу «Украинского легиона». Планировалось, что в нем будет состоять до 1300 офицеров и 12 000 рядовых бойцов. Это были кадры, необходимые германской разведке для будущих акций против Польши в Галиции. В ноябре 1937 года Провод Украинских националистов, созданный при Организации Украинских националистов и занимавшийся координацией действий ОУН (организация, запрещенная в России) с немецкими спецслужбами, создал особый штаб по подготовке действий в Чехословакии.

Столица автономной «Подкарпатской Украины», после того как по результатам Венского арбитража важнейшие ее города — Ужгород, Мукачево и Берегово — перешли к Венгрии, переместилась в город Хуст. Правительство Волошина получило поддержку из Берлина — 100 тыс. рейхсмарок. Поддержка Германией украинских националистов очень беспокоила Варшаву. Вице-директор Политического департамента Польского МИД Тадеуш Кобылянский объяснял советнику посольства Германии в Польше Рудольфу фон Шелии — только передача Закарпатья Венгрии сделает возможным дальнейшее сотрудничество с Берлином против СССР. Предупреждение было недвусмысленным: «Не делайте для нас невозможным проведение нашей политики. Если Карпатская Русь отойдет к Венгрии, то Польша будет согласна впоследствии выступить на стороне Германии в походе на Советскую Украину. Если же Карпатская Русь остается очагом беспокойства, то такое выступление вы сделаете для нас невозможным. Поймите, о чем идет речь!» Украинский национализм в Закарпатье действительно поднял голову. В середине ноября 1938 года «сичевики» получили право на ношение униформы и немедленно приступили к формированию гарнизонов по селам Подкарпатья, фактически создавая двоевластие в автономии.