Почти одновременно с конференцией Малой Антанты в Бледе, в августе 1938 года, Гамелен рекомендовал своему чехословацкому коллеге «изучить вопрос о советской помощи», однако генерал Крейчи отказался от подобного рода действий. Свой отказ он мотивировал возможностью для Берлина истолковать эти контакты как предлог для вторжения. Впрочем, воевать за Судеты во Франции и Англии никто не собирался. Что до Варшавы, то там были готовы к сотрудничеству с Германией. 25 августа граф Михал Любенский, директор департамента польского МИД, известил посла в Берлине о позиции Варшавы, которую нужно было довести до немецких партнеров. Прежде всего была заявлена позиция по отношению к союзнику Парижа и Праги: «…Польское правительство всегда будет противостоять Советскому вмешательству в Европейские дела». В отношении Чехословакии все было предельно ясно: «Мы не думаем, что эта страна в состоянии существовать; мы не видим никаких признаков перемен в ее политике». МИД рекомендовал Липскому подчеркнуть важность и ценность польской дружбы: «Особо отметьте, что предпринимались разные значительные усилия для вовлечения Польши в антигерманские сделки, но они были отвергнуты». Разумеется, за такую преданность нужно было заплатить, и цена была названа еще в конце предыдущего года.
Как и следовало ожидать, уступки Праги никого не удовлетворили. Судеты объезжал лорд Ренсимен. Уже 1 сентября газета берлинского гауляйтерства «Angriff» обратилась к британскому визитеру с открытым письмом, в котором призывала его защитить судетских немцев от средневековых форм преследования (накануне на границе чехословацкие власти арестовали несколько генлейновцев за попытку незаконного ввоза оружия). 3 сентября Генлейн занял отчетливо непримиримую позицию по отношению к Праге. Воинственные настроения германской прессы развивались по восходящей до 12 сентября, после чего началась форменная истерика. Тенденция развития кризиса становилась все более очевидной.
В Москве предвидели развитие ситуации. 3 сентября «Правда» опубликовала статью о положении в Чехословакии: «По сведениям из различных источников, среди руководителей генлейновской партии обсуждается вопрос о подготовке путча, чтоб спровоцировать вооруженный конфликт между Германией и Чехословакией... Вариант это состоит в следующем: генлейновцы начинают путч в горной местности, расположенной в Северо-Западной Чехии, близ саксонской границы, между двумя линиями оборонительных укреплений Чехословакии. Правительство и командование армии будут вынуждены бросить на подавление путча войска. Действуя партизанским методами, часть генлейновских мятежников, на помощь которым придут судето-немецкие легионы, сконцентрированные на германо-чехословацкой границе, будут отступать к германской границе и даже переходить ее, пытаясь спровоцировать нарушение чехословацкими войсками германской границы. Тогда в действия вступят германские войска, в первую очередь моторизованные части, сосредоточенные в Саксонии. Туда в последние дни непрерывно прибывают все новые и новые группы войск всех родов оружия. Германская армия попытается осуществить «молниеносный удар» на Прагу в северо-западном направлении в районе Усти над Лабем — Хомутов».
4 сентября в Прагу прибыли лидеры Судетонемецкой партии Эрнст Кундст и Вильгельм Себековский. Они были приняты Бенешем — тот предложил им чистый лист бумаги, на котором они должны были изложить свои требования. Президент обещал подписать эти предложения и принять проект сразу же. Кундст и Себековский были застигнуты врасплох и, опасаясь подвоха, не смогли решиться написать свои требования. Тогда Бенеш предложил им продиктовать условия, которые записал сам. После этого предложения были подписаны. 5 сентября программа официально была принята правительством. Фактически Прага согласилась с требованиями партии Генлейна, изложенными в Карлсбадской программе. Это был уже четвертый план правительства по судетонемецкому вопросу. 6 сентября К. Крофта известил о решении Града Лондон, Париж и Москву, добавив при этом, что на уступки правительство пошло «под непреодолимым нажимом Англии и Франции». Карл Франк, заместитель Генлейна по партии, был в отчаянии: «Боже мой, они дали нам все!» Франк известил о случившемся Генлейна, который немедленно уехал в Нюрнберг на открывавшийся 5 сентября съезд НСДАП. Здесь он получил приказ готовиться к выступлению.
Между тем в начале сентября ситуация в Европе резко изменилась. Берлин начал концентрацию войск на французской границе, что вынудило Париж к реакции. 4-5 сентября во Франции была проведена частичная мобилизация, в армию было призвано 300 тыс. резервистов. «Линия Мажино» была полностью укомплектована техническим персоналом. Как и следовало ожидать, уступки Чехословакии никого не удовлетворили. Уже 6 сентября «Times» сообщила о выступлении Гитлера 5 сентября в газете «Angriff», в котором он заявил, что нет такой цены, какую германский народ отказался бы заплатить за мир, — и именно этим объясняются его военные приготовления. В тот же день, 6 сентября, в газете «La Republique» вышла редакторская статья с рассуждениями о том, что кризис может быть решен только путем передачи Судетенланда Германии. Автор – Эмиль Роше(будущая звезда коллаборационистской журналистики) - задавал вопрос — может ли Прага рассматривать 3,2 млн. немцев как своих лояльных граждан? Если да, утверждал он, обо всем можно договориться, если нет – два народа должны быть разделены.
Выступление французского официоза прозвучало весьма громко. Ответ на вопрос, заданный Роше, пришел быстро. 7 сентября генлейновцы устроили волнения в Мариш-Острау (совр. Острава), которые закончились столкновениями с полицией. Задача провокации была совершенно очевидной — не допустить дальнейшего мирного развития кризиса и обратить внимание внешних сил на Судеты. Эта задача была решена. 7 сентября несколько статей на тему уступок немцам в Судетах вышли в «Times». Наиболее важная из них называлась «Нюрнберг и Аусиг (немецкое название нынешнего чешского города Усти-над-Лабем — А.О.)». Она с явным сочувствием перечисляла требования герра Генлейна устранить несправедливости, совершенные над немецким населением Судетенланда в Версале. Статья предлагала правительству ЧСР задуматься о добровольном отказе от Судет, что превратило бы Чехословакию в более однородное государство. Было очевидно, что речь шла уже не о реформах, а об отторжении немецкоговорящих районов.
Одновременно с этим алармистски звучала публикация в том же номере «Times» материала о готовности Советского Союза прийти на помощь Чехословакии, если та обратится к Москве с такой просьбой. Целый ряд французских газет поддержал публикации 6 сентября в «Times» и «La Republique». Чехословацкий посланник в Англии заявил решительный протест, на который последовал ответ лорда Галифакса: статья «Times» не отражает позицию правительства Его Величества. Объективности ради необходимо отметить, что рядом со статьей «Нюрнберг и Аусиг» было опубликовано письмо члена парламента от консервативной партии Вивиана Адамса — он категорически протестовал против предлагаемых уступок нацистам. Впрочем, это уже не имело значения. Через 12 дней Галифакс будет объяснять Яну Масарику, что эта программа уже отражает взгляды и английского, и французского правительств и что эти предложения на долгое время «принесут наибольшую пользу ЧСР».
7 сентября советский полпред докладывал в Москву: «Вызывал к себе Бенеш и сообщил, что Англия и Франция производят бешеный нажим с прямыми угрозами оставить Чехословакию на произвол Гитлера» Президент уверял, что намерен обороняться. Этот нажим обеспечивал Ренсимен, которого советник Чемберлена Г. Вильсон в разговоре с Майским описывал чуть ли не как имбецила: «Ренсимен очень ленив и мало подвижен интеллектуально. Когда с ним говорят, он все пропускает мимо ушей, но умеет сохранять при этом вид глубокомыслия и мудрости. В течение первого месяца в Праге Ренсимен только тем и занимался, что выслушивал длинные речи представителей различных групп и их точки зрения. Скучал он при этом невероятно и в памяти у него при этом ничего не задерживалось». Этот человек, якобы ни на что не способный, сводивший свою работу к просьбам составлять меморандумы, которые тут же передавал своим сотрудникам, 7 сентября добился успеха — чехословацкое правительство решило пойти на уступки генлейновцам.
8 сентября Галифакс на встрече с Майским попытался убедить советского дипломата, что ни имеет никакого отношения к заявлениям «Times» и что сделаны официальные опровержения. «Беда в том, — сказал лорд, — что никто не верит нашим опровержениям». Странно, если в них хоть кто-то верил. Уже 9 сентября в «Times» снова вышла статья о Судетах — она предупреждала об опасности военного решения проблемы. Отторжение области от Чехословакии должно было произойти без применения силы. В тот же день Рузвельт выступил с заявлением: слухи о том, что Франция, Англия и США заключили соглашение для того, чтобы остановить Гитлера, являются «100% неправдой». На следующий день Галифакс спросил у американского посла в Англии, каковой будет позиция США в случае нападения Гитлера на Чехословакию. Кеннеди ответил, что не знает точно, какой будет реакция, но убежден — его страна не будет вмешиваться в войну. 10 сентября Геббельс назвал Прагу «центром большевистских заговоров против Европы». Прежде всего это был посыл к британцам. В Лондоне ценили такие настроения.
10 сентября Боннэ сделал запрос относительно поведения Лондона в случае войны. 11 сентября Робер Кулондр, французский посол в СССР, на встрече в НКИД заявил, что Париж видит в союзе с Англией «одну из существеннейших гарантий мира и как свое надежнейшее обеспечение в случае войны с Германией». Дипломат добавил: «Это не означает, однако, что Франция приносит в жертву этому свои договорные обязательства в отношении Чехословакии и СССР». Тем не менее в тот же день министр иностранных дел Франции известил Литвинова в Женеве, что на предложение Москвы провести англо-франко-советское совещание по вопросу о Чехословакии и издания совместной декларации последовал отказ.
12 сентября Галифакс ответил на запрос Боннэ — безопасность Франции не будет поставлена под угрозу никогда, но будущие действия глава Форин-офис обсуждать не захотел. Ответ пришел именно тогда, когда в Париже особенно хотели бы иметь уверенность относительно будущего. 12 сентября 1938 года выступая на съезде партии в здании Спортпалас в Нюрнберге Гитлер обрушился на Чехию с обвинениями в отношении чешской политики в Судетенланде. Фюрер германской нации предпочитал не называть это государство Чехословакией. Его речь содержала весьма эмоциональные обвинения и недвусмысленные предупреждения: «Когда три с половиной миллиона, принадлежащие к народу в восемьдесят миллионов, не могут петь своих любимых песен только потому, что это не нравится чехам; когда их избивают до крови карабинами только за то, что они носят такие чулки, вид которых раздражает чехов; когда их терроризируют и истязают за то, что они приветствуют друг друга таким способом, который чехам не угоден; когда их за проявление своей национальности травят и гонят как беззащитную дичь, — тогда пускай это безразлично представителям наших демократий, может быть, им это даже приятно, так как речь идет о трех с половиной миллионах немцев! — но я должен сказать представителям этих демократий, что нам это не безразлично и что если эти замученные создания не добьются справедливости и помощи сами, они получат ее от нас. Бесправие этих людей должно найти себе предел».
Гитлер объявил о значительном усилении армии и авиации и о начале строительства укреплений на западных рубежах Германии. На самом деле оно уже было в разгаре. В речи было сказано практически все необходимое для объявления войны, кроме самого ее объявления. С конца мая немцы активно строили «линию Зигфрида». Работы не прерывались даже ночью. Они шли под освещением прожектором. В темное время суток над франко-германской границей стояло зарево и шум от строительной техники. Работало около 450 тыс. чел. С мая по октябрь было построено и намечено к постройке до 5 тыс. блиндажей, но до окончания строительства линии было весьма далеко. А в Нюрнберге Гитлер заверял своих слушателей в том, как сильно он желает мира с западным соседом. Эти рассуждения последовали после обвинений Чехии. «Для нас, немцев, — сказал он, — Страсбургский собор значил очень много. Если мы, тем не менее, на этом окончательно поставили крест, мы это сделали, чтобы оказать услугу европейскому миру. Никто не мог заставить нас отказаться от притязаний, если бы мы этого не сделали добровольно. Мы от них отказались потому, что имели твердую волю навсегда покончить вечный спор с Францией». Эти слова имели своих благодарных слушателей в Париже.
Тем временем попытки Праги застраховаться хотя бы с одной стороны не имели успеха. 8 сентября Бухарест официально опроверг слухи о заключении советско-румынского соглашения о пропуске РККА и транзите советских военных грузов через территорию Румынии. Попытки Франции сдвинуть румын с места были почти безрезультатными. Гора французских усилий родила мышку. 11 сентября 1938 г. глава МИД Румынии Петреску-Комнен доверительно сообщил Боннэ, что у его страны нет средств ПВО, которые могли бы остановить пролет самолетов на высоте более 9 тыс. футов (2 743,2 м), а потому не сможет препятствовать такому перелету. Он просил проинформировать об этом Литвинова. Одновременно официально король заверял Берлин в неизбежности его симпатий к матери-Германии. 11 сентября Литвинов встретился в Женеве с Боннэ. Их беседа по Чехословакии выявила абсолютную неизменность французской политики. Но министр все же сообщил наркому приятную новость. Литвинов сообщал в Москву: «Коснувшись Румынии, он сказал, что Комнен недавно говорил также французскому посланнику, что Румыния не может пропускать Красную Армию, но что если советские самолеты будут летать высоко над Румынией, то их видно не будет. Румыния в этом вопросе связана только пожеланиями Польши».
В ночь с 12 на 13 сентября партия Генлейна выдвинула ультиматум правительству. Он был отвергнут. После этого в Судетах начались выступления сторонников Генлейна. Были захвачены общественные здания, совершены нападения на полицейские участки. Наиболее массовыми беспорядки были в Карловых Варах и Хебе. В ряде городов прошли погромы чехов и евреев, штурмовикам удалось захватить железнодорожные вокзалы. 13 сентября правительство ввело закон об обороне страны. Было срочно призвано 3 срока резервистов, в укрепленные районы введены войска. Для наведения порядка в Судеты была брошена моторизованная дивизия. Наличие у правительственных сил броневиков и танков решило судьбу противостояния. Бронетехника быстро сломила сопротивление немецких националистов. Часть боевиков перешла на немецкую территорию, войска и жандармы захватили склады с оружием немецкого производства. За время столкновений с двух сторон было убито 23 и ранено 75 человек. По другим данным было убито 27 человек (из них 16 чехов). Из 75 раненых 61 был чехом. Статистика потерь довольно точно указывает, кто был организатором и инициатором столкновений. Часть боевиков перешла на немецкую территорию, войска и жандармы захватили склады с оружием немецкого производства.
13 сентября французское правительство собралось на совещание. Министр авиации Ги ля Шамбр сделал доклад, из которого следовало, что Франция безнадежно отстала от Германии в области авиации. По его данным, производство самолетов в Третьей республике равнялось от 45 до 50, а в Третьем рейхе — от 500 до 800 в месяц. Правительство раскололось: большинство — шесть министров — выступали за то, чтобы оказать сопротивление политике Гитлера, а четверо — за уступки. Тем не менее раскол правительства привел к тому, что Даладье, поначалу склонявшийся к мнению большинства, решил не рисковать. Французские общественные организации в это время направляли в адрес секретариата Даладье многочисленные телеграммы с призывами любой целой найти мирное решение кризиса.
Французское правительство не собиралось выполнять свои союзнические обязательства перед Чехословакией. В этот тяжелый момент позиция советского руководства осталась неизменной. 13 сентября чехословацкий посланник докладывал в Прагу: «Советский Союз противопоставляет политике соглашательства и уступок политику энергичного отпора; этот отпор, учитывая силу агрессора, не может быть оказан каким-либо отдельным государством, поскольку сегодня для этого его сил не хватило бы. Поэтому, по мнению Советского Союза, всем государствам, выступающим за мир, против войны, необходимо объединится и своими действиями принудить агрессора отказаться от войны как средства осуществления своих целей». Но в это время агрессор не мог рисковать и идти на открытое и тем более изолированное выступление.
Даже Рим не готов был поддержать своего союзника силой. 14 сентября советские дипломаты докладывали из Италии о том, что Муссолини явно стремится избежать войны. Сопротивление непокоренной полностью Абиссинии, экспедиционный корпус в Испании — все это очень дорого обошлось итальянским финансам, а аншлюс Австрии сделал Берлин весьма непопулярным в общественном мнении. Прогноз был однозначен — далее дипломатических мер поддержки Берлина Муссолини не пойдет. К 15 сентября чехословацкие полиция, жандармерия и войска восстановили порядок по всему Судетенланду. Большая часть населения в эти дни осталась пассивной. 15 сентября Генлейн выступил с заявлением: «Мы хотим домой в Рейх!» — в ответ правительство распустило партию Генлейна и все связанные с ней организации и отряды.
Сбежав в Германию, глава Судетской Немецкой партии вновь заявил о том, что Судеты должны соединиться с немецким Отечеством. Было убито 27 человек (из них 16 чехов) и 75 ранено (из них 61 чех). 15 сентября Гитлер одобрил предложение начальника Имперской канцелярии Ганса Ламмерса об аресте на территории Германии такого же количества чехословацких граждан — чехов и евреев, — сколько было арестовано немцев в Судетенланде. МИД получил распоряжение довести до Праги — в случае вынесения смертных приговоров арестованным будет расстреляно точно такое же число граждан ЧСР. Попытки организовать провокации на границе точно указывали на цель акции — Германии нужен был повод для войны. Лето командование вермахта провело в активной подготовке к действиям. Было ясно, что армия к войне еще не готова. Гитлеру пришлось вновь сбавить обороты. Противостояние вновь перешло от действий к пропаганде. После провала выступлений в Судетах в Германии начали писать о репрессиях против немцев и о тысячах беженцев, спасающихся от чехословацкого террора. Париж продолжал смотреть в сторону Лондона, а там надеялись на диалог с Берлином. 15 сентября Чемберлен отправился на встречу с Гитлером в его летнюю резиденцию в Берхтесгадене в Баварии. Известие о том, что его самолет приземлился в Мюнхене, вызвало в Праге шок. Ради встречи с Гитлером премьер и его советник Вильсон впервые в жизни решились на полет. Чемберлен прилетел уставший, но настроенный действовать — «я жесткий и жилистый» отшутился он на летном поле.
В Германии высокого гостя бурно приветствовали жители — все надеялись на мирный исход дела. Лондон шел на переговоры именно в тот момент, когда правительство ЧСР впервые за время кризиса контролировало положение в Судетах. Дорога к резиденции руководителя Германии настраивала на тревожный лад: «На протяжении почти всей трехчасовой поездки мимо проезжали армейские транспорты, с солдатами в новой форме, со стволами винтовок, нацеленными в небо, что создавало драматический фон. «Посланец мира Чемберлен», как прозвали его потом в Германии, составлял любопытный контраст с этой воинственной картиной». Встреча премьер-министра Великобритании и рейхсканцлера длилась около трех часов и была очень насыщенной. Проходила она, по словам Риббентропа, «в весьма дружественной атмосфере». Впрочем, сам министр иностранных дел не принимал в ней участие, но, судя по свидетельству переводчика Пауля Шмидта, особых разногласий на переговорах действительно не было.
Гитлер начал беседу с рассуждений о расовой близости немцев и англичан и сразу же отметил недопустимость положения, в котором оказались судетские немцы. По его словам, чехами было убито уже около 300 немецких жителей Судет и несколько сотен было ранено — и это он считал недопустимым. Канцлер добавил, что Германия уже пошла на значительные уступки, преодолела сложные противоречия с Польшей и подписала с ней договор о ненападении, гарантировала границы Нидерландов и Бельгии, добровольно согласилась на ограничение своего флота по соглашению с Англией, но проблема Австрии и Чехословакии не может стать объектом для уступок. Чемберлен соглашался с необходимостью исправления несправедливостей, совершенных по отношению к Германии, но при условии отказа от применения силы. Премьер интересовался — является ли исправление положения, в котором пребывают 3 млн. немцев, финальным требованием Берлина к Праге? Гитлер ответил на это, что существуют также проблемы словаков, венгров, украинцев — и все они, несомненно, проявятся в Чехословакии. Кроме того, Германию волновала проблема Мемеля, но, по словам, Гитлера, он хотел только строгого выполнения статуса Мемельской области. В конечном итоге разногласия закончились на предложении признания принципа права народа на самоопределение. Чемберлен предложил встретиться еще раз. Ему нужно было обсудить результаты переговоров с коллегами.
«Фюрер сказал мне потом, — вспоминал Риббентроп, — Чемберлен совершенно открыто высказался за то, что требование судетских немцев за предоставление им права на самоопределение и свободу должно быть в какой-нибудь форме выполнено». Казалось, что опасность военного столкновения отошла на задний план. Уже ровно через сутки после своего прилета в Мюнхен Чемберлен отбыл в Лондон. Результаты и даже содержание встречи глав правительств почти сразу же стали преданы гласности. По сути дела, особого секрета из них не делали. «Благородный почин Невилла Чемберлена», отметило парижское «Возрождение», встретил «немедленный сочувственный отклик Адольфа Хитлера». Чемберлен заявил, что отдает должное «замечательным успехам в деле возрождения германской нации». Гитлер не дал удовлетворить себя комплиментами и потребовал решительного решения вопроса Судет путем воссоединения с рейхом, в противном случае он грозил денонсацией морского договора 1935 года. Премьер заверил канцлера, что Англия не имеет интересов в Чехословакии, но хочет, чтобы все было решено мирным путем.
Айрапетов Олег
Комментарии читателей (0):