Очень интересная китайская статья вышла в Foreign Affairs - журнале Совета по международным отношениям (CFR); авторы – президент и два научных сотрудника Института международных и стратегических исследований Пекинского госуниверситета – Ван Цзыси, Ху Рань, Чжао Цзяньвэй. Тема: китайское видение проблем двусторонних отношений с США в контексте внутриполитической борьбы в этой стране и итогов предстоящих выборов. Те, кто принимал решение о публикации этого мнения, безусловно отражающего позицию китайского официоза, похоже, из глубин «Deepstate» решили охладить нагнетаемый и демократами, и республиканцами градус напряженности с Пекином. Учитывая влиятельность журнала, его читателям, в том числе сановным, настоятельно рекомендуется еще раз хорошенько обдумать стратегию на китайском направлении, ибо китайское видение, представленное в материале, не то, чтобы сенсационное, но опровергающее множество стереотипов, существующих на Западе.
Вводный тезис статьи выделяет Китай из числа внешних наблюдателей за политическими процессами в Вашингтоне. Большинство стран, подчеркивается в материале, видит между американскими партиями и кандидатами существенные различия как между «интернационалистами» (более точно было бы «глобалистами») и «изоляционистами», которые определят разные модели геополитики США после выборов. Для Китая главная перспектива, которая вытекает из американского раскола – не развилка, а неопределенность.
Пекин по-прежнему изображает мир состоящим как из развивающихся, так и из развитых стран, а не как западные и антизападные блоки, конкурирующие за влияние на глобальном Юге, — пишут авторы.
В статье подчеркивается, что видеть в Дональде Трампе конфронтационную угрозу только на том основании, что он в 2017 году начал обострение с Китаем, было бы неверно, ибо политика в США определяется двухпартийным консенсусом. И администрация Джо Байдена, раскритиковав Трампа, тем не менее не только продолжила его линию на китайском направлении, но и активизировала идеологический фактор, жестко противопоставив «демократию» «авторитаризму» и уточнив спектр межгосударственной двусторонней конкуренции. Более того, главным звеном подхода к Китаю в США считается принятие Пекина главным конкурентом и «ревизионистским» соперником Вашингтона, а также потенциальным противником и угрозой. Поэтому абсолютное большинство китайских наблюдателей считают двухпартийный антикитайский консенсус отражением внутренних проблем США, не видят между перспективами прихода в Белый дом Трампа или Камалы Харрис принципиальной разницы и не верят в возможность смягчения противоречий, путь к которому лежит в плоскости прагматизма, а не идеологии.
Для Трампа, считают авторы, главным вызовом выглядят проблемы, порожденные глобализацией, прежде всего неконтролируемая иммиграция. Байден же делает ставку на продвижение американских интересов с помощью внедрения экономических правил, диктуемых интересами американской промышленной политики. Здесь следует обратить внимание, что налицо очевидная опора демократов и республиканцев на разные электоральные и социальные страты, продиктованная обострением внутреннего раскола, но китайские авторы деликатно обходят этот вопрос, оставляя его внутренним комментаторам в самих США. На передний план выведена подчеркнутая корректность в оценке выборов как «внутреннего дела» самих США; при этом в статье содержится намек, что любая попытка повести себя иначе в сложившейся ситуации вызовет бурную ответную реакцию в Вашингтоне.
Вопреки официально признанному межпартийному делению, в отношении к Китаю в статье выделяются три группы. С одной стороны, они объединены общим представлением о центральном характере китайского направления для американской внешней политики, но с другой, предлагают разные ответы на этот единый вызов. Негативная риторика в адрес Китая связана с опасениями по поводу его глобальной роли, считают авторы, отмечая, что приоритет данному кругу вопросов США отдают даже перед горячими конфликтами в других регионах – украинским и ближневосточным, которые затрагивают американские интересы. Приводятся ссылки на тех представителей американского истеблишмента и экспертного сообщества, которые требуют от Вашингтона ускорить внешнеполитический разворот из Северной Атлантики в Азию. Первая группа, по мнению китайцев, — сторонники биполярной модели новой холодной войны (в качестве примеров приводятся экс-заместитель главы СНБ Мэтт Поттингер и экс-конгрессмен Майк Галлахер). Вторую группу составляют адепты управляемой конкуренции; сами авторы используют термин «менеджеры по конкуренции», среди которых выделяют действующих первого заместителя госсекретаря Курта Кэмпбелла и главу СНБ Джейка Салливана. Соперничество с Китаем, на их взгляд, — это «состояние, которым нужно управлять, а не проблема, которую нужно решать». Третья группа – «примирители», гнездо которых находится в научно-академическом и прикладном экспертном сообществе: Джессика Вайс, Джеймс Стейнберг и др.
Здесь следует еще раз подчеркнуть крайнюю осторожность китайских авторов, характерную обычно для официоза: «не сказать лишнего». Между тем, первые две группы вполне уверенно укладываются в прокрустово ложе внешнеполитических парадигм [либерального] идеализма и реализма, а третья, связанная с экспертным сообществом, продвигает нарратив глобального диалога с позиций американского лидерства. То есть эти группы, как и их китайская оценка, также принадлежат к официозу, только американскому, выступая в качестве различных «следователей», разное поведение которых подчинено общей задаче. Авторы, кстати, на эту коллизию мягко намекают:
В Вашингтоне, по-видимому, нет преобладающего мнения о том, какой подход является наилучшим или какой аспект проблемы — политический, военный, экономический или глобальное управление — является наиболее серьезным. Для Пекина эти неурегулированные дебаты означают, что крайне важно понять, как эти различные подходы влияют на политику США и, в частности, как они могут сформировать будущую администрацию США.
Здесь в пояснении нуждается термин «глобальное управление», ибо его «компромиссное» китайское толкование существенно отличается от принятого в глобалистике представления о том, что это – теория и практика деятельности определенных (элитарных) кругов по трансформации международного порядка в узких корпоративных интересах. Авторы по-видимому исходят из определения, согласно которому глобальное управление – это:
Система институтов, принципов, политических и правовых норм, поведенческих стандартов, которыми определяется регулирование по проблемам транснационального и глобального характера.
Упор в таком видении делается на вторую часть – якобы «коллективный» характер регулирования; мы бы тем временем обратили внимание на первую, где говорится об институтах, принципах и правовых нормах, содержание и деятельность которых, включая характер регулирования, определяются теми, кто их контролирует. Китайский подход, связанный с трендом многополярности, обусловлен стремлением Пекина за счет экономического веса получить доступ в эти институты и через них – к коррекции принципов и норм. Позиция же автора этих строк заключается в том, что это если и возможно, то лишь в управляемом режиме компромисса с глобализмом, который на деле обернется капитуляцией перед ним. Ибо на глобализацию, которую Китай поддерживает с приставкой «экономическая», неизменно отбрасывается проекция политического глобализма. Еще Гитлер, принимая в ноябре 1937 году британского эмиссара лорда Ивлина Галифакса, сформулировал эту дилемму как выбор между «игрой свободных сил» и «высшим разумом», то есть между господством неуправляемой стихии и элитарным «договорняком» с распределенными ролями. Не забудем: глобализация (без разделения на «хорошую» экономику и «плохую» политику) – это, по определению самих глобализаторов, «глобалистская фаза развития» западной цивилизации. И завершение этой фазы, естественное или в результате поражения в конкуренции, завершит и глобализацию, которая уже на подступах к этому моменту, в условиях кризиса западного лидерства, прямо сейчас начинает давать откровенные сбои. По статье видно, что китайские авторы это понимают, но умышленно смягчают оценки, сводя борьбу за глобальные тренды к попыткам США изобрести глобальную модель логистики, альтернативную «Поясу и пути». Называются инициатива B3W (Build Back Better World) и Партнерство по глобальной инфраструктуре и инвестициям.
В целом оценивая выбор между Трампом и Харрис, статья в Foreign Affairs не делает принципиальной разницы между демократической и республиканской перспективами, ибо как подчеркивается со ссылкой на историю, на веку семи тех и семи других администраций США, сменившихся с появления КНР, взлеты и падения двусторонних отношений были и с одними, и с другими. Тем более такая разница исключена и упомянутым сохранением двухпартийного консенсуса.
Китайские стратеги не питают особых иллюзий относительно того, что политика США в отношении Китая может изменить курс в течение следующего десятилетия. …Поэтому у Пекина вряд ли будет четкое предпочтение. Более того, у Китая есть сильные стимулы поддерживать стабильные отношения с США и избегать конфронтации или серьезных сбоев.
Однако китайские авторы, во-первых, признают наличие рисков конфронтации и их дифференцируют. В случае с республиканцами к таковым относится эгоизм курса на восстановление американского доминирования, который вновь не позволит Трампу сколотить против Китая международную коалицию, а в случае с демократами, главную угрозу как раз такая коалиция и представляет. Во-вторых, главный риск в Китае видят в системно-двухпартийной политике вмешательства США во внутренние дела, особенно в наиболее чувствительном региональном аспекте: Тайвань, Гонконг, Синьцзян, Тибет. Признается, что в силах США при желании спровоцировать конфронтацию в любой момент:
Китайское руководство будет придерживаться заявленного принципа мирного объединения с Тайванем и «одной страны - двух систем», если только его не спровоцируют радикально и необратимо.
В-третьих, и здесь анализ впервые затрагивает российский аспект, обнаруживая беспокойство Пекина. Угрозой со стороны Трампа считается компенсация невозможности договориться с европейскими сателлитами попыткой «добиться отдельного соглашения США с Россией, верным стратегическим партнером Китая». С нашей же стороны представляется, однако, что ввиду экзистенциального характера российско-западного противостояния такое соглашение невозможно. Очень сомнительно оно и по другой причине. Именно в связи с тем, что и Россия считает Китай главным стратегическим партнером и, добавим, выстраивает под это партнерство систему стратегических коммуникаций, объединенных темой евразийской безопасности взамен евро-атлантической, в Москве очень хорошо понимают, что для Запада оптимально разбираться с нами и с Китаем поодиночке. И проделать это за рамками созданного нашими общими усилиями глобального стратегического баланса, разрушение которого – прямой путь к стратегическому поражению. Это понимание – общее и для Москвы, и для Пекина. Сам факт подобной постановки вопроса, позволяя нашим странам дистанцироваться от проблемы американского выбора, вновь подтверждает по сути безальтернативную приоритетность «треугольной» модели будущей многополярности. Для нас она ценна уже тем, что напрочь ломает прожектерские стереотипы в разработках Римского клуба, рассчитанных на разведение России и Китая по разным «мировым блокам». И на встраивание нас в чуждые и враждебные системы соответственно с европейским и японским лидерством, в свою очередь, замкнутым на единый центр в США. Поэтому с основными выводами китайской статьи можно согласиться; более того, имеется надежда, что она послужит инструментом охлаждения и приведения в чувство в США некоторых чересчур «перегревшихся» и «озабоченных» голов.
Павленко Владимир
Комментарии читателей (0):