Запад ополчился на пекинские договорённости России и Китая

В западном экспертном сообществе никак не могут успокоиться поводу итогов государственного визита в Китай президента России Владимира Путина. Теперь в центр внимания попали якобы «военные» договоренности лидеров и посещение главой государства Харбинского политеха, тесно связанного с китайским оборонным комплексом. Одни обращают внимание на то, что этому вузу в санкционном режиме закрыт доступ к американским технологиям и образовательным обменам из-за «связей с НОАК». Другие опасаются, что китайские технологии, переданные нашей стране, могут транзитом очутиться в КНДР, что экспертов пугает. Напоминается, что по данным The Wall-Street Journal, именно в Харбине обучались ключевые фигуры северокорейской ядерной программы. И подчеркивают при этом демонстративный характер визита – от объятий Путина и председателя КНР Си Цзиньпина до, как они считают, открытия нам доступа к технологической базе университета. Угрозу военного сотрудничества наших ядерных держав западные аналитики видят в широком представительстве в составе российской делегации чиновников, связанных с оборонным ведомством, в частности нового главы Минобороны Андрея Белоусова. Поэтому в подписанных документах о сотрудничестве усматривается значительное «второе дно», которое не придается огласке. Отдельной темой спекуляций выглядит взаимодействие в сферах, связанных с двойным применением – гражданским и военным. Упор делается на станки и чипы, что, по мнению западных комментаторов, чуть ли не обесценивает «обещания» Пекина не поставлять Москве летальные вооружения.

Глядя на все эти интеллектуальные потуги, поневоле удивляешься тому, до какой глубины на Западе въелись принципы двойных стандартов, переплетенные с полной уверенностью в «нормальности» такого подхода. Дескать, всё, что делает Запад, правильно, а неправы все вокруг. Как-то не учитывается, что российский и китайский, а также северокорейский оборонный комплекс растут из одного советского корня, и их автономное развитие даже сейчас служит продолжением общих технологий и стандартов. Поэтому при сотрудничестве в его рамках речь может идти только о количественных, производственных, но никак не о качественных, инновационных параметрах. Сомнительна и возможная транзитная роль России; в ней просто нет смысла, ибо китайско-северокорейское сотрудничество вполне успешно может осуществляться и напрямую. Не приходит в голову? Что касается Белоусова, то Путин сам уточнил, что считает его одним из лучших экономистов, способным координировать деятельность Минобороны с другими ведомствами. Дополнительно в Харбине наш лидер подчеркнул, что у Китая и России имеется свое мнение о путях и целях развития – мирного и конструктивного.

Что на самом деле, и чего не видят критики российско-китайского взаимодействия, которые ищут не там, где потеряли, а под фонарём? Все документы и стенограммы выступлений в ходе визита, как с российской, так и китайской стороны делали акцент на стратегическом и комплексном характере нашего сотрудничества. Речь идёт не о поставках и/или торговле товарами и технологиями, что не является самоцелью, а, на наш взгляд, о кластерной модели, предполагающей формирование единого комплекса – не только в экономике, но и в сфере безопасности. Именно в этом направлении, похоже, сосредотачиваются основные усилия, с прицелом на общую, даже единую технологическую базу. По сути это означает курс на формирование новой технологической цивилизации; раньше, в советскую эпоху, единственной альтернативой Западу в этом плане был СССР, после его распада на эту роль успешно вышел Китай. А вот соединения усилий не было, период теснейшего партнерства в 50-х годах, во-первых, был очень кратким, во-вторых, для прорыва не созрели тогда условия. Сейчас они налицо. Обратим внимание: выступая в Харбинском политехе перед студентами и преподавателями, Путин неизменно, всякий раз, о чем бы ни рассуждал, возвращался к одной и той же мысли:

"…Объем сотрудничества увеличивается, предприятия, различные виды и направления деятельности требуют наличия специалистов, которые и знаниями обладают, и соответствующими языками обладают. Просто сама жизнь требует наличия таких специалистов. Мы со стороны государства будем делать все, чтобы этот процесс обязательно поддерживать, потому что без наличия специалистов, в том числе и со знанием языка, двигаться в развитии всех вопросов стратегического характера просто невозможно".

Это – о перекрестном расширении масштабов изучения языков. А вот – о науке:

"…Активные контакты поддерживаются не только при образовательных учреждениях двух стран, но и между нашими учеными, которые ведут изыскания на передовой технического прогресса, причем в самых разных областях: в медицине, биологии, в создании инновационных материалов, освоении космоса, в микроэлектронике".

Звучала и отраслевая тематика. Совместная работа Харбина с Росатомом, в том числе по строящимся в Китае с российским участием АЭС – Тяньвань и Сюйдапу. Предпринимаемые вместе усилия в сфере искусственного интеллекта, которые продвигает кооперация вузов путем создания совместных учебных заведений, а также развертывания филиалов уже действующих; был приведен пример такого взаимодействия между головными вузами - Московским и Пекинским госуниверситетами, между СПбГУ и тем же Харбином и т.д. Совместная работа научных организаций – не просто обмены, которые тоже важны, но именно взаимное переплетение, прежде всего в высокотехнологичных областях, а также не только в исследовательской, но и в прикладной, производственной сфере. Невооруженным глазом видно, что курс взят на создание российско-китайских больших макроколлективов, занятых общей тематикой. Присутствует и региональный аспект, связанный с углубленной интеграцией российского Дальнего Востока с китайским северо-востоком – Хэйлунцзяном, Ляонином, Цзилинем. Речь идет не только о взаимном преференциальном режиме с обеих сторон границы. Очень похоже, что у этого проекта имеется центр – своего рода «Силиконовая долина» будущего – остров Большой Уссурийский. Уже есть результат, приведенный Путиным в качестве отнюдь не конечного, а задела на будущее – трехкратное увеличение объемов инвестиций в дальневосточные проекты, в первую очередь, надо полагать, логистические, по сравнению с другими российскими регионами. И обратим внимание: в России Дальний Восток долгое время в полной мере был именно «дальним»; в Китае бывшая Маньчжурия тоже не рассматривалась локомотивом экономики, функции которого отводились побережью – от Тяньцзиня и Шанхая до Шэньчжэня и Гуанчжоу. Речь, возможно, идет о создании нового гигантского центра, причем, межгосударственного.

Красной нитью проходит мысль о том, что ограничения против нас и против Китая со стороны Запада – не краткосрочная кампания, а долговременный стратегический тренд. Взаимное отчуждение Запада и Востока – очень надолго. Поэтому курс – на обладание собственными компетенциями, прежде всего высокотехнологичными, именно под это и готовятся определенные мероприятия, уверены, что и по части организации совместных коллективов. Ощущение, что мы находимся в самом начале этого большого пути, на стадии организационного оформления принятых больших политических решений.

Обсуждались ли вопросы военно-технологического характера? Думается, да, безусловно. В итоговых материалах визита имеется важная подсказка. Путин в Харбине, в университете:

"Китайская «Бэйдоу» работает очень хорошо. И мы, конечно, дополняем друг друга, можем обмениваться информацией. Это очень важно для движения судов, для движения самолетов, для движения автомобильного и железнодорожного транспорта. Это существенным образом сокращает издержки, это снижает использование энергетических ресурсов на транспорте и по другим направлениям".

Идёт ли речь о соединении систем навигации, которое – военные специалисты хорошо знают – имеет важное значение для координации и оперативной совместимости войск и боевого планирования и управления, скоро узнаем. Уже поэтому критический подход Запада к итогам российско-китайских переговоров либо поверхностный – «не догоняют», либо понимают, но просто не хотят наводить панику в своих собственных рядах. Хотя о совместных учениях соединений, частей и военно-морских группировок российской армии и НОАК в западных материалах упомянуто.

В заключение – о политических установках для этих процессов, которые содержатся в Совместном заявлении двух лидеров от 16 мая.

"Стороны полны решимости отстаивать свои законные права и интересы, противодействовать любым попыткам помешать нормальному развитию двусторонних связей, вмешиваться во внутренние дела двух государств, ограничить экономический, технологический или внешнеполитический потенциал России и Китая".

"[Намерены] укреплять технологическую и производственную кооперацию. …Продвигать инвестиционную кооперацию и создание совместных промышленных и высокотехнологичных производств в преференциальных режимах на территории Дальнего Востока России".

"Стороны отвергают попытки подменить изначальные цели режима нераспространения ложными политическими задачами, политизировать международное сотрудничество в области экспортного контроля и использовать соответствующие механизмы и инструменты в качестве для давления и технологического сдерживания других государств".

Двух мнений быть не может. Альтернативой внешним ограничениям Москва и Пекин считают свою теснейшую кооперацию, включающую все научную триаду: фундаментальные исследования – производственные КБ – вузовская наука. Похоже, что важная роль отводится диверсификации сектора двойного назначения, что распыляет силы потенциального противника, предельно усложняя ему не только военную, но и политическую часть задачи. Не допустят наши стороны и ослабления нашего совокупного потенциала, в который включаются, дай Бог не ошибиться, и возможности КНДР, развитие которых служит общим ответом на фактический подрыв режима нераспространения соглашениями в рамках блока AUKUS и трехстороннего альянса Вашингтон – Токио – Сеул. Словом, все идет путем. Вот Запад и срывается. Но, пытаясь дискредитировать наше взаимодействие без «железобетонных» фактов на руках, уходит на территорию домыслов, заведомо упрощающих и ослабляющих критический анализ, обесценивающих его.