С осени 1935 года французские представители в Германии и Швейцарии начали сообщать в Париж о готовящемся вводе немецких войск в Рейнскую область. По условиям Версальского мира долина реки и её восточный берег были лишены укреплений и гарнизонов, что давало возможность Парижу в случае необходимости быстро занять эти территории и вторгнуться в промышленное сердце Германии — Рур. Немецкие войска не имели права приближаться к границе Рейнской области ближе, чем на 30 миль (50 км.), любое нарушение этих требований объявлялось враждебным актом, угрожающим миру. Пока Франция удерживала это ограничение суверенитета соседа, её влияние в Восточной Европе оставалось весьма значительным. С другой стороны, в Варшаве со времени Локарно с решила — Польша будет выполнять свои союзнические обязательства перед Францией только в случае нападения на её территорию. Впрочем, для Парижа прежде всего было важно то, как в кризисной ситуации поведёт себя Лондон. Понимая это, поляки предпочитали занимать двусмысленную позицию при консультациях по вопросу о возможной реакции на действия Берлина. Сотрудничества не получилось.
7 марта 1936 года Гитлер решил ввести в войска в Рейнскую область, что стало очередным нарушением условий Версальского договора. На рассвете небольшая группа немецких солдат вошла на территорию Рейнланда. Примерно через три часа, в 09.45, разведывательное отделение Генерального штаба французской армии известило командование о том, что немцы входят в демилитаризованную зону. Командиры частей имели инструкции быть готовыми к возвращению на исходные позиции в течение часа. Первые три батальона получили приказ в случае контр-действий со стороны французов немедленно отступать. Вскоре после 10.00 7 марта было созвано экстренное совещание под председательством премьер-министра Альбера Сарро. Военные во главе с Гамеленом дружно выступили против вооруженного вмешательства. По их мнению, изолированно, без союзников, Франция действовать не могла. У французов попросту не было ударных и мобильных сил, которые могли двинуться к Майнцу, не говоря уже обо всем Рейнланде. Французский Генеральный штаб явно переоценивал силы немцев – по данным разведки, в феврале 1936 года Германия обладала 24 пехотными, 3 танковыми, 2 кавалерийскими дивизиями и 1 горнострелковой бригадой – всего около 500 тыс. чел., которые могли поддержать 30 тыс. полицейских в Рейнской области, а также 40 тыс. бойцов СС и 200 тыс. членов РАД. При этом разведка отмечала, что танковые дивизии не являются еще полностью боеспособными, а возможность СС и РАД выступить резервом армии сомнительна.
В случае мобилизации, Берлин мог увеличить армию до 1,2 млн человек, но к всеобщей мобилизации он ещё не был готов. Тем не менее, Генштаб опустил эти оценки при докладе о состоянии германской армии, а Военный министр ген. Луи Морин 27 февраля на заседании правительства заявил, что французская может действовать только в обороне. Для повышения её боеспособности необходима мобилизация промышленности, призыв резервистов и т.п. Генерал Гамелен полностью поддержал своего министра. На самом деле германская армия была еще не готова даже к войне с Францией, не говоря уже о ситуации, при которой Париж поддержали бы союзники — Польша и Чехословакия. Оценивая ситуацию, генерал-лейтенант (в 1936 г.) Кейтель вспоминал: «Наши соседи могли в любую минуту, без более или менее серьезных боев и вновь осуществленного вооружения, продиктовать нам свои условия! Армия не имела ни полного комплекта вооружения, ни танковых войск и тяжелой артиллерии; военно-морской флот никакой серьезной роли не играл, а люфтваффе пока находилась в процессе мучительных родов. Любая иностранная интервенция оказалась бы для противника детской игрой».
Прага, естественно, не могла действовать изолированно, что касается Варшавы — глава внешнеполитического ведомства Польши вел себя весьма оригинально. 7-9 марта состоялся обмен мнениями между Францией и Польшей, и 9 марта Бек инструктировал посла в Париже графа Альфреда Хлаповского, что «в случае агрессии против Франции по условиям, определенным в качестве casus foederis франко-польскими соглашениями, не может быть ни малейшего сомнения, что Польша будет уважать свою подпись и выполнит свое обязательство, как союзник». Это означало, что в случае самостоятельных действий Франции в Рейнской области этой поддержки не будет.
10 марта в разговоре с немецким послом фон Мольтке Бек напомнил о немецкой задолженности за транзит по «коридору» и недвусмысленно намекнул, что польская позиция по Рейнланду должна быть оплачена ликвидацией этой задолженности. Публично Бек заявлял, что соглашение Франции, Чехословакии и Советского Союза вызвало естественную реакцию Берлина. В конечном итоге польское полуофициальное агентство «Искра» опубликовало коммюнике о правах Берлина на занятие Рейнланда. На собравшемся в Лондоне Совете Лиги Наций Бек последовательно выступал против введения санкций против Германии, о чем информировал германского посла в Англии. С такими партнерами Парижу трудно было рассчитывать на поддержку на востоке Европы. С другой стороны, занятие немецкими войсками Рейнланда в первую очередь это касалось интересов Парижа. Немецкая армия вновь появилась на границах Франции и Бельгии. В тот же день, как это произошло, 7 марта, Париж и Брюссель возобновили договор о военном сотрудничестве.
Тем временем немецкие военные с тревогой ожидали, какой будет реакция Англии, Франции и её союзников. Военный министр генерал-фельдмаршал фон Бломберг предложил отвести германские войска, но Гитлер не счел необходимым прислушаться к этому совету. Бронетанковые части вермахта не были использованы для движения в Рейнланд. Гитлер не хотел раньше времени нервировать соседей. Сам он очень беспокоился, сомнения в первую очередь вызывало поведение англичан. А Гамелен в Париже убеждал правительство, что если французские войска будут направлены в Рейнланд, за первыми успехами последует большая война со всеми силами Германии, и нужно будет ожидать даже налетов Люфтваффе на Париж. На самом деле в случае выступления французских войск германские получили категорическую инструкцию — отступать. Но в целом Берлин был уверен — Франция не выступит. И он не ошибся. «Идя на подобный риск, — отмечал де Голль, — он мог проиграть все разом. Он выиграл в этой игре все».
Впрочем, французское правительство также не было готово к активным действиям. Всего за два месяца до выборов в Палату представителей оно не решилось пойти на военные меры, которые могли привести к необходимости мобилизации. Все, что позволила себе республика, — это ратификация 12 марта 1936 г. Сенатом договора с СССР 1935 года (231 против 52 голосов). В тот же день Гитлер заявил: «Ничто, абсолютно ничто не заставит нас отказаться от этого восстановленного суверенитета.» Немцы были гораздо более убедительны в своих действиях, чем их потенциальные противники в Рейнланде. 23 августа 1936 года срок службы в германской армии был продлен с 1 до 2 лет, по всей стране развернулось строительство стратегических дорог и аэродромов.
Что касается Великобритании, то её позицию на дискуссии по Рейнланду прекрасно разъяснил постоянный защитник Гитлера и не менее постоянный антисоветчик Филипп Генрии Керр, маркиз Лотиан: «Британское общественное мнение говорит, что что на стороне Германии значительная справедливость, и что на стороне Франции закон, что мы находимся в особенно тяжелом положении, потому что являемся гарантами одностороннего договора, и что прежде всего мы хотим, чтобы начались переговоры.» Правительство колебалось и, со своей стороны, не было уверено в том, что партнеры на континенте и, в первую очередь, Франция, готовы действовать. Единственным способом остановить Гитлера, по мнению Идена, была организация международного выступления в защиту существующего порядка вещей: «Но никто не был готов к действиям. Растущая тенденция найти объяснение этому была удобрена провалом в Абиссинии».
Война в Абиссинии весной 1936 года подошла к концу. Большая часть европейских инструкторов покинула страну, с негусом остался только его личный советник — бывший русский военный летчик полковник Ф.Е. Коновалов. По его словам, армия императора была полностью лишена дисциплины и, ввиду отсутствия организованного тыла, была неспособна к длительным действиям. 30 марта — 2 апреля произошло генеральное сражение у Май-Чоу. Итальянская радиоразведка перехватила сообщение о подготовке атаки противника. Бадольо получил возможность подготовиться и максимально использовать преимущества в обороне. Главное сражение произошло 31 марта – в день особо почитающегося в Эфиопии Св. Георгия. 37 тыс. абиссинцев, включая императорскую гвардию, атаковали и были разбиты итальянскими войсками в составе 2 туземных и 3 итальянских дивизий — до 40 тыс. чел.
Поражение войск негуса было полным. Вновь сказалось господство итальянцев в воздухе. С 31 марта по 5 апреля 150 самолетов сбросили 73 тонны бомб и расстреляли 27 тыс. пулеметных патронов. Потери атакующих были очень велики. Было проведено три массовые атаки, на ряде участков абиссинцы добились успехов. Бадольо ставил вперед колониальные части, которые принимали на себя первый удар. Итальянцы потеряли 68 офицеров, 332 солдата европейских контингентов и 873 аскари., абиссинцы – от 5 до 8 тыс. чел., точного учета потерь не велось. 1 апреля итальянцы взяли Гондэр – древнюю столицу Эфиопии. Сопротивления уже не было.
Битва при Май-Чоу имела не только военное значение. Армией Абиссинии здесь командовал её император. Его авторитет был серьезно поколеблен. «Итальянская стратегия в течение нескольких месяцев метила больше по негусу, — отметил британский наблюдатель, — чем по его армии, — в этом нет сомнения». Предложение о перемирии образованного Лигой Комитета 13 не вызвало интереса, дискуссий не было. Итальянский представитель заявил, что «единственным условием перемирия была бы оккупация всей страны». Сессия Лиги Наций закончилась безрезультатно, к глубокой радости Рима. Там не скрывали как удовлетворения, так и своих планов завершить войну в ближайшее время, до 11 мая. На этот день была назначена очередная сессия Лиги.
29 апреля 1936 года император обратился к мировой общественности: «Неужели народы всего мира не понимают, что, борясь до горестного конца, я не только выполняю свой священный долг перед моим народом, но и стою на страже последней цитадели коллективной безопасности? Неужели они настолько слепы, что не видят, что я несу ответственность перед всем человечеством? Если они не придут, то я скажу пророчески и без чувства горечи: Запад погибнет…» Остатки абиссинской армии отходили к столице. 30 апреля негус прибыл с ними в Аддис-Абебу. Среди его окружения возникла мысль использовать сезон дождей для поездки в Европу для того, чтобы найти там поддержку. 30 апреля император решил покинуть страну, 1 мая был собран императорский совет, члены которого единодушно выступили за то, чтобы монарх отправился в Женеву для того, чтобы выступить в Лиге Наций. 2 мая вместе с семьей он отправился поездом в Джибути. Управление страной негус передал Временному правительству во главе со своим двоюродным братом расом Имру. 3 мая Хайле Селассие прибыл в Джибути, где 5 мая его вместе со свитой и частью казны погрузили на два английских корабля, взявших курс на Палестину. Император с семьей находился на крейсере «Enterprise».
Тем временем итальянцы преследовали разбитую под Май-Чоу армию. Единственной защитой столицы Абиссинии стали теперь плохие дороги. Итальянские саперы шли на острие наступления и строили мосты и шоссе. За ними шла передовая часть итальянской армии — 10 тыс. эритрейских аскари и 10 тыс. европейских солдат и 1600 грузовиков. Утром 5 мая в Аддис-Абебе, которую оставили остатки армии, чиновники и часть населения, началось истребление маленькой европейской колонии, во вторую половину дня в город вошли передовые части итальянской армии. Они заняли город, вслед за передовыми частями сюда на своем форде-лимузине въехал Бадольо. Маршал отправил Муссолини телеграмму: «Сегодня в 16:00 победоносные войска вошли в Аддис-Абебу». Двумя часами позже Муссолини в Риме с балкона Palazzo Venezia обратился к толпе, собравшейся перед его резиденцией с речью — он объявил войну оконченной и мир восстановленным.
9 мая был издан декрет о присоединении Абиссинии к Итальянской империи, король Виктор-Эммануил III присоединил к своему титулу императорский «для себя и своих наследников» (Ст. 1). 10 мая этот декрет был вручен итальянским представителем в Лиге Наций её генеральному секретарю. Была образована новая колония = Итальянская Восточная Африка в составе пяти провинций, в каждой из которых власть принадлежала назначаемому Римом генерал-губернатору. Первым генерал-губернатором итальянской Эфиопии был назначен маршал Бадольо. Когда представитель Абиссинии в Лиге Наций Волде Мириам попытался выступить, барон Алоизи перебил его, выкрикнув: «Единственная власть в Эфиопии – итальянская власть!»
Негус планировал принять участие в заседании Лиги Наций. Ему нужно было попасть в Европу из Палестины. Существовала опасность того, что, если Хайле Селассие отправится к берегам Англии или Франции на обычном лайнере, его перехватят корабли итальянского флота. Поскольку с юга Африки домой возвращался крейсер «Capetown», Адмиралтейство приказало кораблю следовать в Хайфу, и оттуда с негусом на борту в Англию через Гибралтар. Здесь крейсер вынужден был остановиться на текущий ремонт, что вызвало беспокойство монарха – он явно не доверял европейцам. 30 июня 1936 года Хайле Селассие прибыл в Женеву.
В этот день он выступил с трибуны Лиги. Как только он появился в зале, итальянский консул покинул дипломатическую трибуну, а итальянские журналисты начали «кошачий концерт». Их поддержали многие. Присутствовавший представитель Румынии Титулеску закричал: «За дверь дикарей!» Сохраняя спокойствие, негус обратился к Великим Державам, обещавшим защиту малым странам с вопросом — что они предприняли для защиты его страны? Ответа не было, если не считать за таковой свист итальянской делегации и журналистов и предписание покинуть Женеву в течение 4 часов после своей речи. Многие в зале Дворца Наций смеялись. Изгнанный монарх попытался посетить США, чтобы обратиться к американской общественности, но ему отказали в получении визы. При этом Вашингтон отказывался признавать титул императора Эфиопии за итальянским королем. До 1939 года Хайле Селассие с семьей прозябал в эмиграции в Англии. Местом его пребывания поначалу был выбран курортный городок Бат на юге Англии.
4 июля 1936 года Лига Наций постановила отказаться от дальнейших санкций против Италии. Итальянцы потеряли 2313 чел. убитыми, умершими от ранений и болезней, что составило 0,66% из числа задействованных сил. Потери колониальных войск были сравнимы в общих цифрах — 2493, но при этом достигали почти 3% из их общего числа аскари. Затраты на военные действия к 20 мая 1936 года составили гигантскую для Италии сумму в 12 111 млн. лир. При этом по первоначальным планам на экспедицию должно было быть потрачено 4 850 млн. лир. Формально война в Абиссинии была окончена, и в Риме началось головокружение от успехов. Уже в ноябре 1935 года Муссолини дал распоряжение губернатору Ливии Итало Бальбо готовиться к нападению на Египет и Судан. Тот подготовил план сосредоточения для атаки 5 дивизий, 300 орудий, 256 танков и 3500 грузовиков. 71 тыс. итальянцев должна была атаковать 75 тыс. британцев, численный перевес потенциального противника планировалось должны компенсировать превосходством в технике. Уверенность в собственных силах также была результатом опыта войны в Абиссинии. Между тем сопротивление в этой стране продолжалось и приняло характер партизанской войны. Несмотря на то, что здесь была размещена 200-тыс. итальянская армия, 10 тыс. грузовиков, 300 самолетов, а интенсивность боевых вылетов которых в «мирное время» была выше, чем в период войны, — полностью поставить страну под контроль так и не удалось.
Интервенты контролировали не более 40% завоеванной территории. 28 июля 1936 года несколько партизанских отрядов вошли в Аддис-Абебу с четырех сторон. Одновременно в городе началось восстание. Для его подавления пришлось использовать все наличные силы, включая авиацию. Активные боевые действия с применением химического оружия продолжались до декабря 1936 года, когда был окружен и вынужден сдаться рас Имру. Эта победа не принесла спокойствия. С мая 1936 по декабрь 1937 года итальянцы потеряли больше убитых в Абиссинии, чем во время активных военных действий. Резко упали цифры итальянского ввоза в Абиссинию — за тот же период 1936-1937 гг. он дал дефицит в 3,5 млн. лир, при том что каждый месяц оккупации обходился Риму в 1 млрд. лир.
19 февраля 1937 года в Аддис-Абебе произошло покушение на маршала Грациани, сменившего Бадольо на посту вице-короля после формального окончания войны. Резиденция Грациани представляла из себя настоящую крепость и охранялась несколькими линиями из колониальных и итальянских войск и карабинеров. Во время празднования рождения наследника престола принца Виктора-Эммануила Неаполитанского происходила раздача милостыни нищим во дворе бывшего императорского дворца. Здесь собралось около 3 тыс. чел. Грациани сказал речь, после чего в толпу начали бросать талеры, люди бросились вперед. Воспользовавшись этим два молодых эфиопа — Абрахам Дэбоч и Могэс Асгэд — бросили бомбы в группу официальных лиц. Многие, включая Грациани, получили осколочные ранения. Грациани немедленно отвезли в госпиталь, где из него извлекли 365 осколков. Покушавшиеся были убиты на месте, началось избиение людей. Сначала были убиты стоявшие во дворе, потом в т.н. «круге смерти» вокруг резиденции, а потом убивать эфиопов стали и по всему городу. На улицы были выведены танкетки и бронемашины, над пригородами барражировали итальянские боевые самолеты. За три дня было убито от 17 840 до 20 538 чел. Вслед за этим власти развернули репрессии против служителей православной церкви. К 28 марта колониальные власти объявили о 1469 казнях. 20 мая 1937 года произошли массовые убийства монахов и священников. С 1938 года начался рост партизанского движения. Все, что мог сделать Советский Союз в этот период, — это морально осудить репрессии интервентов в прессе.
В декабре 1937 года Грациани был смещен генералом авиации Амедео Савойским герцогом д’Аоста. Новый вице-король Эфиопии зафиксировал следующее состояние дел на завоеванной территории: «Положение поистине ужасное, влияние итальянцев распространяется лишь в радиусе пушечного выстрела, но никак не дальше». Он попытался улучшить управление колонией, но не вмешивался в военные операции. Ими руководил генерал Уго Каваллеро. В январе 1938 г. он начал ряд операций, которые завершились установлением в 1939 г. контроля над большей частью страны. Впрочем, к этому ни Лига Наций, ни европейская дипломатия не имели уже никакого отношения. Крушение основ послевоенного устройства мира стало очевидным, и малые государства, даже, казалось бы, прочно прикрытые системой англо-французских гарантий, почувствовали себя в опасности. Надежда на вмешательство международного права и Лигу Наций исчезла. «Политические институты Лиги продолжали существовать как администрация, но они более не были хранителем моральной власти».
5 июля 1936 года Начальник Генерального штаба РККА маршал А.И. Егоров подал Наркому обороны доклад о результатах своей поездки в Чехословакию и беседах с начальником Генерального штаба ЧСР генералом армии Людвигом Крейчи. Переговоры проходили в отдаленном отеле в окрестностях Праги. Изменения в Европе и, в частности, занятие вермахтом Рейнланда весьма беспокоили Крейчи. Было очевидно и другое — он не особенно надеялся на помощь французов. Генерал сообщил своему советскому коллеге о начале масштабного строительства пограничных укреплений. За 3-5 лет предполагалось выделить на них 10 млрд. крон. Неукрепленным оставался участок границы с союзной Румынией. Ожидалось, что именно через него придет помощь Красной армии. Чехословацкая дипломатия проводила работу в Бухаресте, надеясь получить согласие на это. Надежды чехов отражались опасениями в Берлине. А их, в свою очередь, развеивали поляки. 19 июня 1937 года Липский в разговоре с Герингом успокоил рейхсмаршала на предмет Бухареста — Красная армия не пройдет через территорию королевства. «Я заметил, — торжествующе сообщал он в Варшаву, — что наше сотрудничество с Румынией направлено на то, чтобы укрепить эту страну против России».
Абиссинский кризис продемонстрировал, что надежды на коллективную безопасность и Лигу Наций не оправданы, англо-французский союз почти полностью провален. Италия, находившаяся ранее в составе этого союза, или бывшая партнером Англии и Франции, была отчуждена от них. В Лондоне её впервые стали рассматривать в качестве возможной угрозы. Что касается Парижа, то надежды на него постепенно растаяли не только в Праге. Бельгия, страна, имевшая важнейшее значение для безопасности Франции и Англии, вышла из системы Локарно. 14 октября 1936 г. король бельгийцев Леопольд III выступил на заседании Совета министров королевства. Ввиду того, что было названо «крушением основ международной безопасности», и «невозможности в нынешних обстоятельствах принять положения устава Лиги Наций» — было принято решение отказаться от Локарнского договора и вернуться на путь «абсолютного нейтралитета».
Айрапетов Олег
Комментарии читателей (0):