О доказательстве существования феномена биологической трансмутации

К 30-летию исследований ядерных превращений в биологических и геологических системах на Физическом факультете МГУ имени М. В. Ломоносова, начатых физиком-ядерщиком Аллой Корниловой с постановки решающего эксперимента, в котором дрожжи и другие микробы продемонстрировали способность синтезировать необходимое им для жизни железо из марганца.

Питер Брейгель Старший. Алхимик (1558)

Одно дело изобретать гипотезы, другое — доказывать их.

Исаак Ньютон

Введение

В этой статье мы хотим рассказать историю эксперимента, проведенного на физическом факультете МГУ в 1992 году, которому суждено было сыграть роль Experimentum crucis (решающего эксперимента) в более чем двухвековом споре о существовании феномена биологической трансмутации, то есть способности живых организмов превращать одни химические элементы в другие.

Понятие о решающем эксперименте, позволяющем определить истинную гипотезу среди нескольких конкурирующих, впервые сформулировал в своем грандиозном незаконченном труде «Великое восстановление наук» современник Шекспира философ Френсис Бэкон, широко известный своим афоризмом «знание — сила». Латинским выражением Experimentum crucis в Средние века называли ритуал «испытания крестом», для выявления нечистой силы. Считается, что впервые это выражение для обозначения решающего эксперимента использовал последователь Бэкона — Роберт Бойль. Результат такого эксперимента должен, с одной стороны, быть следствием проверяемой гипотезы, а с другой — противоречить общепризнанным теоретическим представлениям.

Крупнейший философ науки XX века Карл Поппер также считал, что такой эксперимент является критерием достоверности научного знания и необходимым условием для принятия гипотезы или теории в состав общепризнанного корпуса научных знаний.

Об истории исследований биологической трансмутации

Что касается понятия трансмутации элементов, то оно также досталось современной науке от Средних веков, точнее, от средневековой алхимии, запрещенной в католической Европе в начале XIV века декреталем Папы Римского Иоанна XXII Spondent Pariter — «Они обещают то, чего не могут». Странным образом, запрет был на удивление мягким по сравнению с современными законами против фальшивомонетчиков — пойманный должен был оплатить штраф равным фальсифицированному по весу природным золотом. Тюремное заключение допускалось в исключительных случаях. На производителей настоящего алхимического золота закон не распространялся, самые строгие санкции применялись в отношении священников и монахов, занимавшихся алхимией. Причина такой «толерантности» выяснилась после смерти Иоанна XXII — он сам был алхимиком.

Впрочем, и экспериментальный метод вырос из ритуалов магии и алхимии. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Фрэнсис Бэкон и многие сторонники его эмпирического подхода были алхимиками.

Технические достижения Ордена Соломона островного государства Бенсалем из утопии Фрэнсиса Бэкона «Новая Атлантида» (1623), чье могущество построено на превосходстве в знаниях о природе. Среди технических чудес мы видим телефон, световой телеграф, селекцию растений и животных, летательный аппарат, подводные лодку и огонь, селекцию растений и животных, «НИИ механики», и пр.

Среди членов Лондонского королевского научного общества по развитию знаний о природе, организованному в 1660 году по образу Ордена Соломона из утопии Бэкона «Новая Атлантида», самыми известными алхимиками являются Роберт Бойль, Исаак Ньютон и Джон Локк, имена которых в истории науки совсем ещё недавно ассоциировались с преодолением наследия алхимии в науке Нового времени.

Члены Королевского общества алхимики Роберт Бойль и Исаак Ньютон

В своей самой известной работе «Химический скептик» (1661 г.) Бойль экспериментально опровергает учение о четырех стихиях (огонь, воздух, вода, земля), из которых, по мнению Аристотеля, состоят все природные тела, и алхимическую гипотезу образования металлов из различных сочетаний трех первоэлементов (принципов) — серы, ртути и соли, конечно, не обычных, а «философских», которые теоретически можно было получить из природных в результате специальной очистки. А от философской ртути уже оставался шаг до получения «философского камня», с помощью которого уже легко можно превращать серебро или свинец в золото.

После смерти Роберта Бойля в 1691 году его душеприказчик философ Джон Локк передает Ньютону порошок философской ртути, которую Бойль получил в своих экспериментах. Ньютон и ранее сообщал в письмах Джону Локку о своих подозрениях в отношении Бойля, что тот тайно овладел технологией получения золота. Основанием для такого подозрения была история лоббирования Бойлем поправки к Закону о шахтах 1688 года, которой отменялся Акт об умножителях (производителей алхимического золота) 1405 года, что позволило ему, по мнению Ньютона, избежать потенциальной опасности уголовного преследования. Поэтому, получив порошок, Ньютон незамедлительно приступил к опытам, надеясь раскрыть секрет получения золота, которым, как он считал, был известен его старшему коллеге.

Никаких средств защиты и понимания степени опасности работы с ртутными соединениями в то время не было. В каких условиях проходили опыты Ньютона становится понятным из его письма Джону Локку: «Вонь ужасная, видимо, я близок к цели». Закономерно, что уже в конце 1691 или в начале 1692 года наступает драматическая развязка: у Ньютона, судя по симптоматике, сильное ртутное отравление. Его письма Локку того времени свидетельствуют о тяжелом нервно-психическом расстройстве. Беда, как всегда, не приходит одна. В лаборатории Ньютона, которая находилась во дворе Тринити-колледжа Кембриджского университета, происходит пожар — человеку в его состоянии организовать его было не сложно. Для публики была придумана история про любимого пса Ньютона, который опрокинул свечу на бумаги, разложенные на столе.

В огне гибнут фундаментальные работы Ньютона, посвященные химии, акустике и физиологии, над которыми он работал много лет и которые должны были заполнить разрыв между опубликованными «Началами» и «Оптикой». Без них невозможно понять атомистические представления Ньютона, некоторые черты которых прояснились из его сохранившейся переписки и алхимических текстов, которые были расшифрованы и стали доступны исследователям только в конце XX века.

Сегодня признано, что алхимия наряду с теологией были для Ньютона основным делом его жизни, а «настоящие» науки были инструментами создания целостной картины мира, раскрывающей божественный план его творения.

Переоценка значения алхимического наследия Ньютона привела к изменению не только понимания роли алхимии в научной революции Нового времени, но и к внимательному анализу его оригинальных научных текстов. В частности, в результате ревизии переводов на европейские языки «Математических начал натуральной философии» были выявлены принципиально важные ошибки, которые были в дальнейшем канонизированы при математической формализации идей Ньютона (в оригинальных текстах Ньютона на латыни и английском, например, законы сформулированы словами).

Первое издание «Математических принципов натуральной философии» (1986) с исправлениями Исаака Ньютона для второго издания. Фото: (сс) Andrew Dunn

Физик-теоретик Анатолий Павлович Смирнов (1930-2014) оказался вторым российским ученым в XX веке, который прочел «Начала» Ньютона в оригинале на латыни, а первым был выдающийся математик и кораблестроитель, генерал Алексей Николаевич Крылов (1893-1945), автор российского перевода «Начал», изданного в 1915 году.

В результате проведенного анализа, А. П. Смирнов приходит к выводу, что Ньютон создал не механику, а динамику процессов и сформулировал в «Началах» общий закон процессов взаимодействия, пригодный для описания всех физических явлений, включая трансмутацию элементов. Смирнов трактует третий закон Ньютона как обобщение закона рычага Архимеда, объясняющего возможность концентрации и повышения качества энергии в процессах взаимодействия. Аргументируя свою точку зрения, А. П. Смирнов цитирует «Начала» в переводе А. Н. Крылова:

«Дальнейшее изложение учения о машинах сюда не относится. Я хотел бы лишь показать, сколь далеко простирается и благонадежен третий закон движения. Если действие движущей силы оценивать пропорционально произведению этой силы и скорости, и подобно этому противодействие сопротивления оценивать для каждой части в отдельности пропорционально произведению ее скорости и встречаемого ею сопротивления, происходящего от трения, сцепления, веса и ускорения, то во всякой машине действие и противодействие будут постоянно равны. И поскольку действие передается машиною, и в конце концов прилагается к сопротивляющемуся телу, то это последнее значение и будет обратно значению противодействия ».

Очевидно, что мы имеем здесь формулировку закона сохранения энергии в процессах взаимодействия тел. Таким образом, третий закон Ньютона оказывается не законом механики, а «алхимическим» законом концентрации энергии, который можно изложить таким образом: «С помощью подходящего рычага я могу не только сдвинуть Землю, но и расщепить атом».

Алексей Николаевич Крылов (слева) и Анатолий Павлович Смирнов (справа), первые российские ученые, внимательно прочитавшие «Математические начала натуральной философии» Исаака Ньютона в оригинале

В одном из своих писем Ньютон разъясняет возможность преобразований химических элементов под воздействием света:

«Все знают, что свет является источником тепла в веществе. Маленькая сила света, распространяющегося с большой скоростью, в веществе с малой скоростью реакции может вызвать силу, достаточную для разрушения вещества и даже атомов».

Вот иллюстрация к рассуждению Ньютона. Современные исследования показали, что при растрескивании обычных камней наблюдаются различные виды эмиссии, начиная от звуковых, электромагнитных волн во всех диапазонах от инфракрасного до рентгена, потоки электронов, нейтронов и альфа-частиц. Например, при растрескивании глыбы магнетита на строительном прессе эмиссия нейтронов в 1000 раз превышает фоновые значения, происходит трансмутация элементов. Накануне землетрясения на кончике разрастающейся трещины горного массива регистрируется поток нейтронов, а на ее широком конце — инфразвук.

Однако развитие науки после Ньютона пошло по другому пути, и человечество оказалось на двести лет запертым в упрощенной механистической картине мира, в которой не осталось места ни загадке жизни, ни человеческой душе, а творцом этой картины парадоксальным образом был объявлен алхимик Ньютон, стремившийся приблизиться к пониманию божественного замысла через исследование природы.

К концу XVIII века последний очаг сопротивления последователей алхимии в официальной науке, почти на 100 лет утвердившей запрет на изменение химических элементов, сохранялся в биологии.

Споры вокруг биологической трансмутации особо обострились после того, как Антуан Лавуазье в 1789 году сформулировал закон сохранения массы в своем знаменитом «Начальном учебнике химии», поступившим в продажу 14 июля, в день взятия Бастилии:

«Можно заявить как неоспоримую аксиому, что при всех условиях, искусственных или естественных, ничего не создается; равное количество материи существует до и после опыта, и ничего не происходит вне изменений и видоизменений в сочетаниях элементов».

Виталисты во главе с Гёте предполагали существование гипотетической жизненной энергии, благодаря которой объяснялись многие феномены, включая биологическую трансмутацию, которые не удавалось объяснить с позиций химии и физики того времени. Долгое время одним из главных аргументов виталистов являлся факт невозможности лабораторного синтеза органических химических соединений. Этот аргумент рухнул только в 1828 году, когда Фридриху Веллеру удалось синтезировать мочевину.

Иногда алхимическая крамола приходила оттуда, откуда, как говориться, не ждали. Известный химик, академик Парижской академии наук Николя Воклен обратил внимание на то, что куры продолжают нести нормальные яйца при отсутствии в корме извести, то есть кальция. В результате он в 1799 году опубликовал в «Анналах химии» провокационную статью «Опыты с пометом кур в сравнении с пищей, которую они потребляют, и размышления о формировании яичной скорлупы», в которой он допустил возможность образования кальция в организме курицы. В дальнейшем его опыты неоднократно повторялись вплоть до XX века.

Луи Николя Воклен (1763-1829) и титульный лист его работы L. N. Vauquelin, Expériences sur les excréments des poules, comparés à la nourriture qu’elles prennent, et Réflexions sur la formation de la coquille d’œuf, Annales de Chimie 29 (30 Nivose VII, 19) (1799) 3-26.

В представлениях победившего атомизма Лавуазье-Дальтона элементы стали определяться как то, что невозможно «проанализировать», то есть разделить. Однако вплоть до 1840-х годов среди химиков и биологов сохранялось представление о «жизненной силе», которая позволяла растениям производить свои собственные минералы. Для разрешения этого спора Берлинская академия наук в 1795-97 годах проводила конкурсы на лучший эксперимент, позволяющий ответить на вопрос:

«К какому типу относятся земные материалы, обнаруживаемые при химическом анализе местных видов зерна? Попадают ли они в зерна в том виде, в каком их находят, или же они возникают благодаря жизненной силе и вызываются к росту в результате работы растения?»

Победителем конкурса стал немецкий ученый Иоганн Кристиан Карл Шрадер, который доказал, по мнению организаторов конкурса, что минералы образуются в зернах, и тем подтвердил правоту сторонников биологической трансмутации.

В 1842 году европейская научная общественность с нетерпением ожидала выводов очередного решающего эксперимента профессора почвоведения Вигманна и фармацевта Польсторфа из Брауншвейга, которые выиграли конкурс Ганноверского королевского научного общества, задуманного для получения окончательного ответа на вопрос:

«Являются ли неорганические элементы, содержащиеся в растениях, такими необходимыми компонентами живых растений, что они необходимы для их полного развития, и обеспечиваются ли они извне?»

Еxperimentum crucis Вигманна-Польсторфа, в котором семена растений проращивались в дистиллированной воде на инертной платиновой проволоке, казалось, дал окончательный ответ на поставленный вопрос: биологической трансмутации не существует. По крайней мере, так теперь хотелось думать организаторам конкурса, после чего работы по биологической трансмутации перестали публиковаться в научных изданиях и стали считаться рецидивом алхимии.

Показательна в этом отношении судьба книг немецкого ботаника Альбрехта фон Херцеле, который в тщательных экспериментах, проведенных в 1870-х годах, обнаружил значительное изменение содержания химических элементов в растениях, выращенных из семян в колбах на дистиллированной воде с фильтруемым воздухом и при отсутствии этих элементов в применяемых подкормках.

Вика обыкновенная (Vica sativa) — растение, которое благодаря исследованиям Альбрехта фон Херцеле, оказалось самым популярным растением в истории исследований биологической трансмутации

По решению Берлинской академии наук книги Херцеле были изъяты из библиотек. В своей главной работе «Происхождение неорганических веществ» Херцеле выдвигает радикальный тезис о том, что «не земля рождает растения, а растения землю»:

«Необходимо заявить, что не существует ничего неорганического. Природа не создает вначале сосуд, чтобы затем поставить в него растения. Сосуд и растения возникли одновременно. Почва состоит из содержащихся в растении несгорающих веществ, потому что эти вещества были произведены и производятся растениями».

При этом Херцеле еще не упоминает в своих работах микробов, которые, как выясняется сегодня, заселяют не только почву, но обнаруживаются глубоким бурением во всей толще земной коры вплоть до верхних слоев кристаллического фундамента, где они питаются гранитами, базальтами, вулканическим стеклом, поглощают для каких-то до конца не понятных целей все химические элементы от водорода до тяжелых радиоактивных металлов и способны сохранять жизнеспособность в анабиозе сотни миллионов лет на дне океана, в соляных пластах и на поверхности метеоритов. В свете этих данных гипотеза Херцеле, как и гипотеза молодого Вернадского об изотопном гомеостазе как функции биосферы, не выглядят сегодня столь уж фантастичными.

В XX веке эксперименты Херцеле были неоднократно и с более высокой достоверностью воспроизведены. Одной из проблем в исследованиях биологической трансмутации при проращивании семян является разброс семян по размеру, весу и химическому составу. Современные методы исследования не позволяют определить элементный и изотопный состав одного и того же семени до его прорастания и после. Поэтому семена приходится калибровать по весу и размеру и оценивать изменение химического баланса по изменению усредненного содержания химических элементов или их изотопов в выборках семян до и после прорастания.

В конце 1920-х годов австрийский химик Рудольф Хаушка случайно обнаружил сохранившиеся брошюры Альбрехта фон Херцеле в Берлине в одной домашней библиотеке и позже переиздал их в качестве приложения к своей книге.

Рудольф Хаушка (1891-1969) и график влияния Луны на вес семян кресс-салата при их прорастании в течение 14 дней в запаянных пробирках с дистиллированной водой из его книги «Теория вещества. Понимание физики, химии и терапевтических эффектов веществ. С приложением сочинений Херцеле». Франкфурт-на-Майне, 1946.

Хаушка не просто воспроизвел опыты Херцеле на больших выборках с семенами различных растений, он также провел большую серию экспериментов, в которых семена проращивались в запаянных пробирках с дистиллированной водой, что исключало попадание исследуемых элементов с воздухом. В таких условиях семена прорастали и сохраняли жизнеспособность до двух недель. Кроме изменений химического состава семян Хаушка обнаружил увеличение или уменьшение веса пробирки с семенем в зависимости от фазы Луны и времени года. Результаты этого эксперимента были воспроизведены в 1992 и 2010 годах, но объяснения этот феномен до сих пор не получил. Хаушка трактовал его как дефект массы, возникающий в результате ядерных трансмутаций.

В 1951 году о работах Херцеле и Хаушки стало известно во Франции. Они произвели столь большое впечатление на известного французского химика, профессора Парижской политехнической школы Пьера Баранже (1900-1971), что он посвятил тщательной проверке результатов Херцеле последние 20 лет своей жизни. В 1959 году он впервые рассказал о полученных им результатах. В мае 1959 года он представил статью для публикации в одном из журналов Французской академии наук, но она не была принята.

Эксклюзивное интервью профессора Пьера Баранже «Французский ученый произвел переворот в атомной физике» в апрельском номере журнала Science et Vie за 1959 год и изданная его семей книга «Иллюзия или колоссальный скачок в науке? Осуществляют ли растения трансмутации? Работы Пьера Баранже (†) 1970 г., профессора органической химии Политехнической школы (Париж)».

После смерти Баранже в 1970 году его семья безуспешно пыталась опубликовать его статьи. В 1976 году родственники представили окончательный отчет Баранже в комиссию Французской сельскохозяйственной академии. Было проведено закрытое совещание, публикация опять была отклонена без объяснения причин. В итоге работы Пьера Баранже были опубликованы его семьей отдельной книгой только в 1981 году.

Последнее из известных нам исследований по биологической трансмутации при проращивании семян вики было проведено в Индии под руководством биофизика Итаги Рави Кумара.

Индийский биофизик Итаги Рави Кумар через 150 лет в очередной раз подтвердил вывод немецкого ботаника Альбрехта фон Херцеле о трансмутации химических элементов при прорастании семян растений

Но вернемся в 1959 год, когда об исследованиях Пьера Баранже узнает французский ученый, чье имя вскоре станет олицетворением исследований биологической трансмутации в XX веке — Корентен Луи Кервран (1901-1983).

С самого начала французского ядерного проекта после Второй мировой войны до своего выхода на пенсию в 1966 году Луи Кервран работает главным инспектором по биологической безопасности в атомной промышленности. До войны он занимал подобный пост в электротехнической промышленности. Про последствия влияния радиации на здоровье еще мало что известно. Напомним, что еще в 1930-е годы выпускались лекарства, продукты питания и тонизирующие напитки с радием. В Швейцарии до 1960-х годов выпускалась светящаяся радиоактивная косметика, а магазины предлагали услугу по улучшению подбора обуви с помощь рентгеновского снимка.

Только в середине 1950-х годов Керврану удается навести порядок. Он фактически спасает от смерти руководителя атомного проекта Федерика Жолоио-Кюри, а также обнаруживает, что из-за отсутствия нормальной вентиляции Ирен Кюри постоянно подвергается смертельно опасному облучению в своей лаборатории и у нее наблюдаются все признаки острой лучевой болезни. Через год Ирен Кюри умирает от лейкемии.

В общей сложности с 1959 года Кервран провел несколько тысяч экспериментов по трансмутации при низкой энергии на растениях, животных, микробах и в геологических средах, результаты которых были обобщены в 9 книгах.

Луи Кервран (1901-1983) — автор термина «биологическая трансмутация» и самый известный в XX веке исследователь этого феномена.

Работы Луи Керврана были прекрасно известны в мире, многие из которых были переведены на английский, немецкий, итальянский языки, поэтому ничего удивительного, что при его жизни феномен ядерной трансмутации в природных системах часто называли «эффектом Керврана». Кстати, сам Кервран считал, что решающим экспериментом для доказательства явления биологической трансмутации являются опыты с проращиванием семян овса при отсутствии кальция. У самого Керврана содержание кальция в пророщенном овсе более чем в 4 раза превышало его исходное содержание в семенах.

Вместе со своим последователем и соавтором японским микробиологом Хисатоки Комаки в 1975 году за исследования биологической трансмутации Кервран был номинирован на Нобелевскую премию по физиологии.

Доказательство существования биологической трансмутации

Трудно поверить, что ни об упомянутых выше исследованиях, ни о Луи Кервране, ни о самом термине «биологическая трансмутация» авторы нашего решающего эксперимента по доказательству ее существования физик Алла Александровна Корнилова, сотрудник Лаборатории мессбауэровской спектроскопии Кафедры твердого тела Физического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова и микробиолог Игорь Иннокентьевич Самойленко, руководитель Лаборатории биофизических и радиоизотопных исследований НИИ эпидемиологии и радиобиологии имени Н. Ф. Гамалеи РАМН в 1992 году ничего не знали. Свой эксперимент они придумали для решения другой задачи — доказательства возможности реакции ядерного синтеза при комнатной температуре. Откуда возникла такая задача?

23 марта 1989 года на сенсационной конференции в Университете штата Юта известные электрохимики Мартин Флейшман и Стенли Понс заявили, что они в электролитической ячейке с тяжелой водой и палладиевым катодом наблюдают аномально большое тепловыделение, которое невозможно объяснить с помощью энергии химических реакций. Во всем мире сразу начались попытки проверки этого эффекта, которому в результате журналисткой неразберихи было присвоено название «холодный синтез», придуманное в 1957 году для другого физического феномена —мюонного катализа, открытого будущим нобелевским лауреатом Луисом Альваресом.

В связи с очевидной потенциальной стратегической значимостью обнаруженного явления СССР, как и многие страны, уже в марте-апреле 1989 года приступил к проверке достоверности полученных Флейшманом и Понсом результатов. Для этого были официально привлечены ведущие ядерные физические институты и лаборатории страны. Государственный комитет по науке и технике СССР уже в 1990 году провел закрытый конкурс по отбору перспективных проектов для формирования государственной программы по исследованию холодного синтеза. Однако в 1991 году ГКНТ исчезает вместе с СССР, а вместе с ним и программа по холодному синтезу.

Физик Алла Корнилова и микробиолог Игорь Самойленко — авторы решающего эксперимента, доказавшего существование явления биологической трансмутации благодаря получению мессбауэровского изотопа Fe57 из изотопа Mn55 в микробной культуре, выращенной в тяжелой воде в условиях дефицита железа. Фото: из личного архива Аллы Корниловой

В экспертизе результатов Флейшмана и Понса с самого начала участвовала и Лаборатория мессбауэровской спектроскопии Физического факультета МГУ, в которой работает Алла Корнилова. Она непосредственно не была занята в этой работе, но постоянно участвовала с коллегами в обсуждении проблем, с которыми сталкивались исследователи холодного синтеза. Одной из таких проблем наряду с изначально невысокой воспроизводимостью результатов было отсутствие надежных доказательств ядерной природы открытого феномена. Имея в руках уникальный инструмент — мессбауэровскую спектроскопию, позволяющую с максимальной чувствительностью определять появление или изменение концентрации редких мессбауэровских изотопов, естественно было бы использовать его для надежной регистрации появления таких изотопов в результате реакций ядерного синтеза. При этом желательно было бы однозначно понять из какого изотопа искомый мессбауэровский изотоп был получен.

В итоге пришли к следующей схеме: попытаться получить мессбауэровский изотоп железа Fe57 в результате ядерного синтеза единственного устойчивого изотопа марганца Mn55 с дейтерием при комнатной температуре. Реализовать реакцию пробовали разными способами, например, с помощью продавливания раствора солей марганца в тяжелой воде через различные полимерные мембраны. Но задуманного результата не получалось.

Наконец, после многочисленных неудач, Игорь Самойленко, который работал с группой Аллы Корниловой по совсем другой теме, в 1992 году предложил реализовать реакцию синтеза изотопа Fe57 в растущей микробной культуре. Идея состояла в том, что в процессе роста микроба в его мембране и внутренних структурах будут формироваться меняющиеся по размеру полости, необходимые по расчетам для реализации реакций ядерного синтеза. Идея выглядела малоперспективной, учитывая, что микробная культура должна была расти в трижды жизнеугнетающей среде. Представьте себе дезинфицирующий раствор марганцовки в тяжелой воде, в которой самой по себе ничего не растет. При этом в стандартной подкормке для культивирования аэробной микробной культуры не должно быть жизненно необходимого для ее дыхания и деления железа — иначе зачем микробам это железо из чего-то создавать, если его и так вполне хватает.

Вопреки ожиданиям, получить железо удалось в первом же опыте с культурой обычных дрожжей. При исследовании изотопного состава микробной культуры до и после ее выращивания в железодефицитной среде с помощью масс-пролетной лазерной спектрометрии изменилось содержание только двух элементов: увеличилось количество железа пропорционально снижению количества марганца. При этом в пробирке с легкой водой увеличение содержания железа произошло только за счет изотопа железа Fe56, а в пробирке с тяжелой водой — только за счет мессбауэровского изотопа железа Fe57. Кроме того содержание изотопа Fe57 определялось с помощью мессбауэровской спектроскопии, которая видит только ядра своих мессбауэровских изотопов.

Таким образом, авторам удалось однозначно зафиксировать рождение ядер мессбауэровского изотопа Fe57 при комнатной температуре в растущей микробной культуре.

Единственное объяснение увеличения содержания железа в растущей микробной культуре было таково:

железо является продуктом реакций ядерного синтеза

Mn55 + Н1 → Fe56 в легкой воде (Н2О) и

Mn55 + D2 → Fe57 в тяжелой (D2O).

В последующих опытах полученный результат надежно воспроизводился, но было ясно, что этого недостаточно, чтобы научное сообщество его признало. Для беспрецедентного результата была необходима беспрецедентная проверка.

В итоге решено было провести проверку по схеме двойного слепого тестирования без участия авторов эксперимента. Так в медицине при двойном слепом тестировании эффективности нового фармацевтического препарата больные и врачи, оценивающие результат лечения, не знают, кто из больных получал лекарство, а кто плацебо; при проведении винных конкурсов дегустаторы и организаторы конкурса не знают вино какого производителя находится в какой бутылке. В нашем случает двойное слепое тестирование означало, что микробиологи ничего не должны были знать о цели эксперимента, а спектрометристы о том, что в какой пробирке находится. При этом было желательно, чтобы проверка была проведена в нескольких научных организациях и на нескольких микробных культурах.

Но для такого исследования нужны деньги, а где их было взять в условиях разрухи и гиперинфляции 1992 года. На государство рассчитывать не приходилось, тем более, что после произошедшего разгрома и травли направления исследований холодного синтеза в США, в России также с 1992 года негласно был введен запрет на государственное финансирование этого направления. Деньги группе Корниловой и Самойленко пришлось зарабатывать самим. Это удалось сделать с помощью разработки технологии производства высокоочищенной гиалуроновой кислоты. На это потребовалось время. Поэтому задуманная проверка растянулась на год.

Итоговый план проверки, который удалось реализовать в 1993 году, выглядел так:

1. Общее количество проведенных опытов — 500.

2. Опыты были независимо проведены в четырех ведущих микробиологических исследовательских центрах России (по 125 опытов в каждом):

– Почвенный институт им. В. В. Докучаева,

– Институт биохимии имени А. Н. Баха РАН,

– НИИ эпидемиологии и радиобиологии имени Н. Ф. Гамалеи РАМН,

– Биологический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова.

3. В экспериментах были использованы четыре микробные культуры: сенной палочкой (Bacillus subtilis), кишечной палочкой (Escherichia coli), радиационно устойчивыми кокками (Deinococcus radiodurans) и дрожжами (Saccharomyces cerevisiae).

4. Спектроскопия проводилась известными спектрометристами: мессбауэровская — С. И. Рейманом из НИИЯФ МГУ, а масс-пролетная — Г. А. Зыковым из Институт ядерной физики НАН Украины.

Результаты проверки: во всех 500 опытах в экспериментальных пробирках с тяжелой водой было получено увеличение содержания мессбауэровского изотопа Fe57 c одновременным пропорциональным снижением содержания изотопа марганца Mn55.

Решающее доказательство синтеза мессбауэровского изотопа Fe57 в растущей микробной культуре: (1) мессбауэровской спектр а — в D2O при наличии Mn55, b — в Н2О при наличии Mn55 и с — в D2O при наличии Fe56; (2) время-пролетная лазерная масс-спектрометрия в-в D2O без Mn55, г) — в D2O с Mn55; а) и б) — контрольные спектры природных многоизотопного железа и одноизотопного марганца.

К моменту окончания программы двойного слепого тестирования в 1993 году группе Аллы Корниловой стало известно, что в Третьей и Четвертой международных конференциях по холодному синтезу, состоявшихся в 1992 и 1993 годах, принял участие японский микробиолог профессор Хисатоки Комаки из японского Института биологических и сельскохозяйственных исследований в городе Оцу, тот самый Комаки, который был номинирован с Кервраном на Нобелевскую премию. Он напомнил исследователям холодного синтеза об «эффекте Керврана». Узнав об этом, Алла Корнилова сразу связалась с ним по телефону, чтобы рассказать о проведенном в МГУ эксперименте. К сожалению, в дальнейшем Комаки не принимал участие в конференциях по холодному синтезу и лично с ним Корниловой познакомиться не удалось.