1935 год — переговоры и договоры

В марте-апреле 1935 года лорд-хранитель королевской печати Антони Иден посетил Париж, Берлин, Москву, Варшаву и Прагу. Поездка началась с Парижа, где союзники совещались на предмет того, что можно предпринять в свете действий Германии. Выяснилось, что дальше слов дело не пойдет. 24 марта Иден вылетел в Берлин. Маршрут проходил через Ипр и Бельгию, где ему приходилось сражаться с немцами в годы Первой Мировой войны. Память о ней не покидала политика. 24-26 марта 1935 года Гитлер встречался с посетившими Берлин главой Форин-офис Джоном Саймоном[1] и Иденом. Их общение было дружеским и непринужденным. Совместное коммюнике зафиксировало «полную откровенность и дружественность» этих встреч. В частности, выяснилось, что Гитлер хочет заключить морской договор с Англией. В результате переговоров британская делегация уяснила и то, что Германия явно не хотела связывать себя обязательствами в отношении коллективной безопасности.

Беседы с Гитлером убедили британских представителей, что Германия будет активизироваться на австрийском направлении и не откажется от наращивания своих вооружений. При этом нацисты подчеркивали свое желание установить добрые отношения с Британией. Участвовавший в переговорах Риббентроп отметил: «Визит проходил в атмосфере согласия, что видно по беседам, к которым я тоже был привлечен. Гитлер разъяснил британским государственным деятелям необходимость введения всеобщей воинской повинности. Он предпринял этот шаг, чтобы внести, наконец, ясность в данный вопрос. Как и прежде, он заявлял о своей готовности заключить с другими государствами соглашения об ограничении морских и воздушных вооружений. Кроме того, он подчеркивал свое искреннее желание прийти к широкому соглашению с Великобританией. Была достигнута договоренность, что участники встречи будут поддерживать между собой связи дипломатическим путем по вопросу установления взаимопонимания в области морских вооружений».

27 марта Иден отправился в Москву. Переговоры в советской столице, казалось, были более продуктивными. Литвинов заявил о том, что в ближайшее время Гитлер займет Рейнскую зону, стороны довольно откровенно обменялись мнениями о Германии и Японии. Иден мог быть уверен — Москва опасается курса, который выбрал Берлин и не доверяет словам о приверженности Германии миру. Москва заявила об отсутствии намерений каким-либо образом вмешиваться во внутренние дела Британской империи, Иден — о важности строительства системы коллективной безопасности в Европе. Относительно последнего не могло быть сомнений о позиции Москвы. Литвинов заявил: «Советское правительство озабочено не просто своими границами, но миром в Европе».

Далее последовали встречи с Молотовым и Сталиным, который произвел сильнейшее впечатление на британского гостя. Советский лидер обратил внимание на разницу между 1913 и 1935 гг. Тогда был только один потенциальный агрессор — Германия, теперь их стало два — Германия и Япония. Остановить опасность войны, по его мнению, можно было только одним способом: Берлин должен понимать, что в случае агрессии с его стороны, против Германии выступит вся Европа. 28 марта на приеме в честь британской делегации Литвинов поднял тост за здоровье Его Британского Величества короля Георга V, а Иден – в память бессмертного Ленина. Это произвело ошеломляющий эффект. До 1935 года ни один британский консерватор на посещал Москву. Вечером В Большом театре перед началом балета «Лебединое озеро» были исполнены государственные гимны двух стран – «God save the King!» и «Интернационал».

В номере «Известий», в котором восхвалялись результаты переговоров, была опубликована статья заместителя наркома обороны Тухачевского. Он предупреждал: «Германская военная промышленность практически вступила на путь всепрогрессирующей мобилизации. Возможная продукция мобилизованной германской промышленности общеизвестна. В один-два года она может вооружить армию, какая была у кайзера к концу империалистической войны». Советская пресса дала исключительно высокую оценку визиту. Редакторская статья «Известий» от 1 июля констатировала отсутствие противоречий между интересами Великобритании и СССР. Она сообщала читателям: «Англия заинтересована в первую очередь в региональном ЗАПАДНОМ пакте. СССР — в региональном ВОСТОЧНОМ пакте. Эти пакты ДОПОЛНЯЮТ друг друга, организуя мир в двух концах Европы (везде выделение источника — А.О.)». Целью политики Советского правительства назывались «не изоляция и окружение кого-либо из государств, а создание гарантий равной безопасности для всех участников пакта». Особо отмечалось, «что участие в пакте Германии и Польши приветствовалось бы, как наилучшее решение вопроса».

Другое сообщение ТАСС подводило итоги всем встречам Идена с советским руководством, в ходе которых произошел «исчерпывающий и откровенный обмен мнений». Сообщение подводило итоги: «В свете этих соображений как г. Иден, так и беседовавшие с ним т.т. Сталин, Молотов и Литвинов укрепились во мнении, что дружественное сотрудничество обеих стран в общем деле коллективной организации мира и безопасности представляет первостепенную важность для дальнейшей активизации международных усилий в этом направлении». Британская пресса также дала весьма высокие оценки переговорам и их возможным последствиям для положения дел в Европе, но советская пресса явно с особым удовольствием отметила, что теплый отклик переговоры в Москве получили и в Праге.

После Москвы представитель Лондона проследовал в Варшаву. «Правда» провожала его цитатами из французских газет, утверждавших, что настало самое время для того, чтобы Варшава сделала выбор между политикой Гитлера и политикой блокирования с Францией, Англией и СССР. По дороге Иден отправил телеграмму на имя Литвинова, в которой он выразил уверенность, что возобновление личных контактов «окажет благотворное влияние на развитие дружественных отношений между нашими странами и на дело мира». В Варшаве Иден быстро убедился в том, что единство «всей Европы» не достижимо. Встреча с маршалом Пилсудским не была продуктивной — тот посоветовал Лондону не вмешиваться в дела континента. На Советский Союз Пилсудский смотрел как на слабую в военном отношении и внутреннее нестабильную страну, Идену он объяснял, что никто правильно не понимает восточного соседа — разумеется, за исключением самого маршала. Его отношение к «Восточному блоку» не изменилось: «Я, во всяком случае, не думаю вам помогать».

Министр иностранных дел полковник Бек был большим поклонником политики Гитлера в отношении евреев и коммунистов, идея союза с Германией его полностью устраивала, а вот коллективная безопасность, по мнению польского политика, могла лишь навредить польско-германским отношениям. В январе 1935 года Липский провел ряд встреч с Гитлером и Герингом в Берлине. Те убеждали польского посла в общности интересов Польши и Германии в деле сотрудничества против СССР. Бек сделал вывод об особой заинтересованности к его стране. Это позволило ему сформулировать принцип политики баланса: «Ни на миллиметр ближе к Берлину, чем к Москве». Министр мечтал о «третьей Европе», в которую вошли бы Польша, Венгрия, Румыния, Югославия и Италия. Бек мечтал о лидерстве в этой комбинации и о том, чтобы роль Франции в Европе унаследовала бы Италия Муссолини. Неприязнь к французам делала Бека проитальянским политиком.

Первые же переговоры с Беком убедили Идена, что того полностью устраивало ухудшение советско-германских отношений и озабоченности советского руководства относительно планов Берлина Бек не разделял. Польшу к тому же, по его словам, полностью устраивали и её границы, и отношения с соседями. Министр разъяснил Идену, что Польша предпочитает проводить самостоятельную политику и сохранять свободу рук, опираясь на договоры о ненападении с Берлином и Москвой. Пилсудский и его окружение верили, что удельный вес Польши достаточно велик, чтобы своими действиями оказывать решающее значение на европейское равновесие. Им не нужен был уравнивающий Польшу с другими странами Восточный пакт.

Официальное сообщение о результатах переговоров констатировало, что «имевший место обмен мнений информационного характера соответствовал своей цели». Собственно к этой формуле и сводились результаты поездки британского политика в Польшу. «В политических кругах результатам варшавских переговоров в общем дают отрицательную оценку, — гласило сообщение ТАСС. — Остается бесспорным, что по самому существенному вопросу — о восточном пакте — Польша не изменила своей отрицательной позиции». 3 апреля Иден отправился в Прагу. Бек торжествовал. На приеме 9 апреля он часто и с удовольствием повторял, что пакт «надо считать похороненным». «Я вынес твердое убеждение, — докладывал советский полпред Я.Х. Давтян, — что Бек, «похоронив» Восточный пакт, не придает никакого значения и всяким его вариантам». Британский гость, по мнению полпреда, ясно понял, что его польские собеседники более всего хотят сохранить свободу рук в отношении Германии и СССР и поэтому не нуждаются в коллективной безопасности.

Иден тем временем завершил свою поездку в Прагу. Город ему очень понравился, как, впрочем, и местные политики. В беседах с Эдуардом Бенешем, министром иностранных дел республики, который в декабре того же года станет ее вторым президентом, Иден ознакомился со взглядами Града[2] на положение в Европе. Бенеш заявил о поддержке Восточного пакта и высказался против попыток изоляции СССР, так как подобная политика рано или поздно приведет Москву к соглашению с Берлином за счет Запада. Насчет поляков и их гигантомании Бенеш не испытывал никаких иллюзий. Он напомнил своему гостю выступление польского представителя в Лиге Наций в 1925 году, заявившего, что Первая Мировая война началась потому, что в 1914 году не было Польши. Иллюзий относительно Восточного пакта не было, а он, по позднейшему признанию Идена, мог бы предотвратить Мюнхен.

В результате поездки британских политиков по Европе в Лондоне усилилось недоверие к польской политике. Советская разведка, ссылаясь на информированный источник в Варшаве, докладывала: «Бека все влиятельные люди в Англии считают как опасного авантюриста, нисколько не подготовленного для занимаемого им поста и готового на все для собственных целей…. Английское правительство понимает невыгодность для Польши французского проекта пакта о взаимной помощи и не намерено настаивать на его реализации в этой форме; оно считает, что негативная тактика Польши лишь путает и парализует переговоры, так как Польша во всем отказывает и ничего со своей стороны не предлагает, что бы могло облегчить реализацию желаемого Англией успокоения в Европе. Этот взгляд был высказан Польше и Саймоном, и Ванситартом[3] с явным требованием высказаться ясно по отношению к проектированным переговорам Идена и Варшаве. Англичане уверены, что между Польшей и Германией существует какой-то тайный договор, связывающий их в европейской политике и обязывающий их к взаимной помощи». Британские политики желали бы добиться умиротворения Европы, но желательного окружения вооружавшейся Германии у них явно не получалось. «Коллективная безопасность, — отмечал британский историк, — должна была предотвратить войну в будущем. Эта доктрина никогда не функционировала эффективно».

Поскольку эта комбинация была явно невозможной, Москва активизировала попытки заключения трехстороннего соглашения между Францией, Чехословакией и Советским Союзом. Успехи первых пятилеток позволили начать масштабную модернизацию и перевооружение Красной армии, что явно повышало привлекательность СССР в качестве военно-политического партнера. Нельзя сбрасывать со счетов и рост влияния левых сил во Франции, выступавших за союз с Москвой. Опасения вызывало и явное усиление фашистских государств. Тем не менее единства в правительстве Третьей республики не было. Её МИД предпочитал избегать жестких внешнеполитических схем, тем паче, что восточные клиенты Франции с неприязнью относились к перспективе франко-советского сотрудничества. 4 января 1935 г. премьер-министр Франции Пьер Фланден, обсуждая с советским полпредом отказ Варшавы от французского предложения примкнуть к «Восточному пакту», отметил: «Польша явно укрывается за Германию, полякам придется раскаиваться, что они избрали такого партнера». Уже после войны Фланден вспоминал: «Маршал Пилсудский был большим русофобом, чем анти-германцем.» А его политические наследники Рыдз-Смиглы и Бек следовали этому примеру.

В любом случае Польша, сотрудничающая с Германией, делала систему коллективной безопасности в Восточной Европе невозможной. Лаваль был категорически против схемы, предлагаемой советской дипломатией, предпочитая дополнить имеющийся франко-чехословацкий договор двумя отдельными договорами между Францией и СССР и между СССР и ЧСР. Разногласия вызывал и механизм оказания помощи союзниками друг другу. Москва предлагала самый простой — автоматическое введение договора в силу в случае опасности. Лаваль предлагал сложную процедуру проведения обсуждения уровня опасности через Лигу Наций. 2 мая 1935 года в Париже был заключен советско-французский договор о взаимопомощи.

Падение уверенности в ценности союза с Польшей и рост вооружений Германии увеличивали и заинтересованность французов в этом соглашении. Активными его сторонниками были военные. Надеяться на Польшу не приходилось. Реакция в Варшаве даже на опубликованный проект франко-советского соглашения была крайне негативной. Польские газеты выражали недоумение — как Франция пошла на такое, не информировав предварительно своего польского союзника? Подписание же договора попросту вызвало шок. Польские политики до последнего надеялись, что переговоры будут сорваны и поначалу не знали, как отреагировать на новость о советско-французском соглашении. Центральная советская и партийная печать немедленно отреагировала на него публикациями. Было объявлено о приезде Лаваля в Москву в ближайшее время. Между тем новый глава МИД Франции не был настроен на сотрудничество с СССР. Перед поездкой министр заявил своим подчиненным: «Не мешает, чтобы по возвращении из Москвы я мог бы сказать здесь, на заседании Совета министров и в парламенте, что я лишил франко-советский пакт его существа и что французская армия не имеет никакой связи с Красной Армией!»

Текст договора также был немедленно опубликован. Центральной частью этого документа была статья 2: «В случае, если, в условиях, предусмотренных в статье 15, параграф 7, статута Лиги наций, СССР или Франция явились бы, несмотря на искренние мирные намерения обеих стран, предметом невызванного нападения со стороны какого-либо европейского государства, Франция и взаимно СССР окажут друг другу немедленно помощь и поддержку». Очевидно, что размеры и обязательства помощи и поддержки не конкретизировались, а сам ввод в действие союзных обязательств был ограничен географически — Европой, а политически — сложными, не вполне конкретными условиями. Париж не хотел вмешательства в возможное советско-японское столкновение. Итак, договор не был оформлением полноценного союза. И тем не менее — это было признание.

Зримой реакцией на договор между Францией и СССР было польско-германское сближение. 12 мая 1935 года умер Пилсудский. В Германии приспустили флаги, делегацию рейха на похороны возглавил Геринг. Гитлер, вопреки традиции, лично посетил поминальную службу в Берлине. На последующей встрече с польским послом канцлер снова стал повторять Липскому слова о том, что Германии гораздо выгоднее дружить с Польшей, чем с кем-либо, и что с политикой Рапалло, инициатором которой был рейхсвер, покончено навсегда. Германо-польскому флирту в этот момент не помешала даже проблема Дангица, которая обострилась вновь Весной 1935 года. 2 мая Сенат города объявил о снижении курса данцигского гульдена на 42,3%. Доход польских таможенных сборов в гульденах упал на тот же объем. Варшава потребовала компенсаций или замены гульдена на более стабильный злотый. Президент Сената Артур Грейзер категорически отказался принять это требование. 18 июля 1935 года польское правительство решило изменить порядок взимания таможенных пошлин. Теперь за товары, которые шли в Польшу, пошлины взимались в Польше, а в Данциге — только за те, которые шли в Данциг. Доходы от сборов в городе резко упали, что вызвало огромное недовольство и усилило сторонников «возвращения в рейх». Начиная с возникновения «вольного города» Варшава предпочитала решать все проблемы только в рамках двусторонних отношений, но в данном случае она сочла возможным обратиться к Берлину. Там предпочли не обострять положение. Данцигская проблема была временно закрыта.