Оба этих покушения, которые повлияли на мировую политику, были осуществлены при помощи. Первое произошло во Франции и жертвами его стали два политика. Одно – в США. Здесь смертельное ранение также получил политик. В обоих случаях охрана убила нападавших. В первом случае скрыть следы организаторам не удалось – все было ясно с самого начала. Второй случай сложнее. Ничего не ясно до сих пор, хотя по следам событий написан почти всем известный роман Роберта Уоррена – «Вся королевская рать», выдержавший пять экранизаций, начиная с 1949 года и до 2006 года. Советская переместила героев в начало 1970-х, последняя американская – в 1950-е. Художественных фильмов о первом покушении пока что никто не снял. Три жертвы двух покушений оказались незаменимыми на своем месте. Их уход из жизни повлиял на политический процесс на Балканах, во Франции и в США, и, в конечном итоге – на предисторию Второй мировой войны.
Дипломатические успехи Франции на Балканах были недолговечны. В мае 1934 года Муссолини отказался встретиться со специальным посланником короля Александра министром иностранных дел Боголюбом Евтичем, прибывшим в Рим с секретной миссией. Дипломат предупредил – больше предложений не будет, если не будет переговоров, которые могли бы изменить курс европейских политиков и, возможно, предотвратить «много гнусных событий». Югославское правительство считало, что Рим готовит расчленение Югославии и поддерживает террористов на ее территории. Основания для такого рода подозрений были. Павелич уже обсуждал планы создания Хорватского государства с представителями Италии – он был готов отказаться от претензий на часть Далмации, уступить Котор, отказаться от флота, при условии, что Италия возьмет на себя обязанности по защите хорватского побережья.
Диалог Югославии и Италии не состоялся. Белград и Париж попытались продолжить сближение без Рима. В июне 1934 г. Барту посетил Белград. Король Александр согласился провести переговоры о сотрудничестве в столице Франции. Вслед за этим Барту отправился в Румынию и провел переговоры относительно возможного сближения этих стран с Москвой. Ему важно было снять противоречия между Белградом и Римом для того, чтобы добиться вовлечения Италии в орбиту влияния Франции. После Марселя министр должен был отправиться в Рим. После визита Барту король сказал Евтичу, что ради мира он готов подружиться и с Италией. Положение усложнялось тем, что основными внешними экономическими партнерами Белграда были Рим и Берлин, а финансовым — Париж. Уже в 1930 году 57,7% всего экспорта Югославии направлялось в Германию, Австрию и Италию.
БУДЬТЕ В КУРСЕ
В 1926-1930 гг. на Францию приходилось 3,4%, а в 1931-1935 гг. – 2,4% югославского экспорта; на Великобританию в те же годы приходилось 1,3% и 3,3%, на Чехословакию – 9,2 и 12,8% югославского экспорта. В те же годы на Италию приходилось 25,8% и 21,4% и на Германию 10,4% и 14,1% югославского экспорта. Что касается импорта в Югославию, то на Францию в 1926-1930 гг. приходилось 4,3% и в 1931-1935 гг. – 4,5%; на Великобританию 6% и 8,6%, на Чехословакию 18,2% и 14,3%. В те же годы на долю Италии приходилось 12,2% и 12,9% импорта в Югославию, на Германию – 14,2% и 16%. При этом показатели германского импорта и экспорта постоянно увеличивались. В 1920 году она была на 9-м месте по ввозу и вывозу из королевства СХС, в 1921 — на 7-м, а в 1922 — уже на 4-м. Вместе с активизацией экономических контактов немцы активно вели и пропаганду. С приходом к власти нацистов экономическое проникновение Германии на Балканы вообще и в Югославию в частности продолжилось. Со всем этим нельзя было не считаться.
«9 октября 1934 года — знаменательный день для современников и будущих историков второй империалистической войны», — отмечал еще в 1935 году современник событий. В этот день на борту эсминца «Дубровник» в Марсель прибыл король Югославии. Положение было сложным. 9 октября ряд парижских газет опубликовал статьи о возможном покушении на гостя Франции. Король, вступивший на землю Франции, был бледен — толпа в порту встретила его не только аплодисментами, но и свистом. Учитывая обстановку, логичным было ожидать организацию серьезной охраны гостя. Между тем поведение французских властей вызывает большие подозрения. МИД Франции требовал организации специальной охраны визита, но ею стала ведать исключительно полиция города. Париж не прислал никаких вспомогательных отрядов, специальный отдел службы безопасности – Surete General – не контролировал организацию охраны визитера. Охранникам короля не разрешили спуститься на берег, не было принято предложение Скотланд-Ярда помочь в обеспечении безопасности. Для Барту и Александра была выделена старая, небронированная машина с открытым верхом, полицейские в оцеплении по пути движения кортежа стояли в 10 шагах друг от друга и т.п, и т.д.
Полиция Марселя могла быть усилена армией. Гарнизон города был немногочисленен, но в порту имелась морская пехота, а неподалеку, в Оранже, — колониальные части. Их не использовали. Военные выделили кавалерийский эскорт, оркестр, белые и черные части для парада при встрече почетного гостя – и всё. Стоявшие спиной к толпе полицейские не могли эффективно наблюдать за людьми. Они попросту имитировали оцепление. Министр Двора генерал Александр Димитриевич был шокирован организацией охраны. Фактически ее осуществляли только два конных офицера, следовавших за машиной, в которой сидели король и Барту. Машина шла со скоростью 5 миль в час, двигаться быстрее не представлялось возможным – впереди шагом шел конный эскорт и почти ползла полицейская машина. Вообще, учитывая международную обстановку того времени, слабая охрана вызывала удивление современников. Покушение было удачным. Полиция открыла беспорядочный огонь, убив двух зрителей. Александр был убит на месте, Барту ранен в руку и истек кровью, был ранен один полицейский. Барту погиб попросту потому, что не получил вовремя помощи. Тело короля под крики «Vive le roi!» было доставлено в префектуру. Довольно точно оценил произошедшее в своих мемуарах Иден: «Это были первые выстрелы Второй Мировой войны».
Организацией теракта занималась германская разведка, точнее службы Министерства авиации, техническими вопросами ведал помощник военного атташе в Париже капитан Ганс Шпейдель[1]. Основными сотрудниками гитлеровцев при подготовке покушения были усташи — хорватские националисты, исполнителем убийства стал боевик Внутренней Македонской революционной организации Владо Черноземский или Величко Георгиев — «Владо-шофер». Следы хорватских националистов вели в Италию и Венгрию, но Лига Наций отказалась поддержать иск Белграда к этим странам. «Король Александр был не только строителем югославского единства, — заявил Бенеш, — он также был одним из главных хранителей мира и спокойствия Европы…» Союзники короля понимали, насколько велика была их потеря. Заявление министров иностранных дел Малой Антанты гласило: «Марсельское убийство было направлено не только против жизни покойного короля Александра и против единства Югославии, но фактически было и насильственным актом против современного международного порядка в Европе». Нацистский официоз «Volkischer beobachter» уже 17 октября 1934 года отреагировал на случившееся следующим образом: «Ближайшую цель Барту — создать в рамках далеко идущего антигерманского плана «модус вивенди» между Югославией и Италией — будет гораздо труднее осуществить после гибели двух лиц, игравших такую большую роль». Ну и конечно, правая часть русской эмиграции осталась верной себе — они объявили убийство в Марселе результатом заговора красной Москвы.
Следствием было установлено, что в случае провала готовилось и второе покушение – в Версале, где должен был остановиться король. После проведенного расследования югославское правительство обратилось с нотой протеста, обвиняя власти Венгрии и Италии в покровительстве хорватским националистам, оседавшим в этих странах и использовавшим эти территории для организации терактов. Будапешт после шестинедельной паузы отверг эти обвинения. Фактически неподалеку от границы с Югославией в венгерском местечке Янка-Пушта был создан тренировочный лагерь, в котором готовилось до 2 тыс. боевиков-усташей. Хорти признавал, что поместье Янка-Пушта на юге страны было выделено венгерским правительством для хорватских беженцев, и предложил британскому и американскому посланникам посетить это место с инспекцией. Венгерская дипломатия обвиняла югославских пограничников в убийстве невиновных венгерских граждан на границе, а правительство заявило о готовности принять меры к переселению беженцев из Янка-Пушта. Венгрию активно поддержала Польша. По словам Бека, кампания против Венгрии создавала еще один повод для укрепления дружбы с ней.
18 октября на похороны убитого короля в Белграде на самолете «Manfred von Richthofen» прилетел министр-президент Пруссии и рейхсминистр авиации генерал Герман Геринг. На могилу Александра он возложил венок с надписью «Своему героическому противнику с глубокой скорбью. Германские вооруженные силы». У СССР не было дипломатических отношений с Югославией, но в Лиге Наций Литвинов энергично поддержал иск Белграда. «Ибо не подлежит сомнению, — заявил глава НКИД, — что марсельские события были результатом не только их непосредственных участников, но и попустительства, а может быть, и пособничества, скажем, неизвестных властей неизвестной страны». Оценка Литвинова была в целом верной: «Марсельские выстрелы с особой яркостью раскрыли перед сознанием всего мира, какую опасность для сохранения международных отношений и всеобщего мира представляет собой терроризм послевоенного времени».
Открытие правды не означало готовность понять её. Французский суд, проходивший в небольшом городке Экс-ан-Прованс с 18 ноября 1935 по 12 февраля 1936 года, осудил на пожизненное заключение трех организаторов убийства, схваченных на территории республики, а еще троих, находившихся за пределами Франции, заочно приговорил к смертной казни. Все подсудимые были хорватами, один из приговоренных к смерти — Анте Павелич. Лидер хорватских националистов был арестован в Италии, но власти отказались его экстрадировать.
Правительство Думерга после смерти Барту начало быстро разваливаться. Для его укрепления премьер перевел Пьера Лаваля с поста министра колоний в МИД. В отличие от высокого северянина и интеллектуала Барту небольшого роста коренастый смуглый оверньяр Лаваль был почти символом простого южанина-француза. Рейно считал, что его предками могли быть цыгане. Преемник Барту отличался от него не только внешне. Он придерживался несколько иных взглядов на внешнюю политику. Его идеалы в этом вопросе были достаточно традиционны для Франции: Россия должна быть опрокинута в Азию, Европа должна быть тем или иным способом объединена, за исключением англо-саксонского мира, который должен развиваться отдельно, включая и США. Франция же в этой схеме превращалась в точку диалога, контакта Европы и англо-саксонского мира. Как нетрудно заметить, Лаваль предлагал Парижу роль посредника, равноудаленного и равноблизкого к европейским и англо-саксонским началам. Как всякий партийный интриган, прорвавшийся к решению политических вопросов, он не учел одного – в политике равноудаленность всегда ведет к равноотдаленности, то есть к изоляции. Но в 1930-е идеи министра разделяли многие, а сам он был символом осторожности, которая должна была успокоить желавших стабильности буржуа. Поначалу Лаваль не решился открыто провозгласить разрыв с курсом своего предшественника, но вскоре он стал очевидным.
Преемником короля Александра стал его 11-летний сын Петр II, в малолетство которого страной управлял регентский совет. В него входили принц Павел, доктор Раденко Станкович и доктор Иво Перович. Реальная власть принадлежала принцу-регенту. Двоюродный дядя короля Павел Карагеоргиевич - сын княгини Авроры Демидовой и князя Арсения Карагеоргиевича, младшего брата короля Петра I, он не испытывал теплых чувств к красной России. Он получил образование в Оксфорде и в культурном отношении тяготел к Англии, разумеется, к её высшему обществу, среди этих людей в Лондоне принц-регент чувствовал себя комфортнее, чем в Белграде. Как истый британец, он не любил Германию и с большим подозрением относился к Италии. «Но этот милый и непростой джентльмен, — вспоминал ведший с ним переговоры в 1939 году Гафенку, — любитель изящных искусств, подвергся в политике влиянию грубых и властных сил. Страх, вызванный насилием и эксцессами тоталитарных стран, определил его отношение. Он улыбался людям, которые ему не нравились».
С самого начала регентства принц не скрывал своего желания примкнуть к оси Берлин-Рим, которое усилилось после прихода к власти во Франции Народного фронта. Советский Союз, естественно, также рассматривался им в качестве врага. Правительство возглавил сторонник германской ориентации Милан Стоядинович, который получил образование в Германии и находился под сильнейшим влиянием успехов нацистов в экономике и внешней политике. Он начал выстраивать политику своей страны в направлении, желательном для Берлина, пытался создать собственное движение, на собраниях которого его называли вождем – Voda. Новые власти королевства интенсифицировали меры по модернизации армии. Впрочем, в 1935 году этого еще не было заметно. В декабре 1935 года был подписан югославско-чехословацкий договор о военных поставках на сумму в 450 млн. крон. За ним последовал ряд других соглашений. Поставки новой артиллерии должны были быть закончены к октябрю 1937 года. Принц-регент попытался сблизиться с Италией и преодолеть существовавшие между двумя странами проблемы уступками. Югославия перестала быть активным внешнеполитическим игроком.
11 января 1935 года в Любляне прошло заседание Постоянного совета Малой Антанты, который призвал к созданию Восточного пакта и установлению тесной связи с СССР. Это решение было подготовлено дипломатией Барту и в новых условиях встречено в Париже с явным неудовольствием. Лаваль уже через три месяца после смерти своего предшественника показал свое отношение к его курсу. Гораздо более важным казалось согласие с Лондоном. 3 февраля была подписана Лондонская декларация, частью которой была гарантия невмешательства во внутренние дела Австрии. 9 февраля к ней присоединилась Италия. Кроме того, Рим и Париж подписали соглашение о вооружениях — они были готовы к пересмотру ограничений Версаля в отношении вооружений Германии. Лаваль надеялся и на соглашение с Берлином, во-всяком случае, он скрывал этого, как и свой скепсис в отношении России.
Второе убийство, причину которого никто не смог объяснить, но все же ставшее политическим по значению, произошло 8 сентября 1935 года далеко от Балкан и от Европы вообще - за Атлантическим океаном. Доктор Карл Вайсс в столице штата Луизиана городе Батон-Руж выстрелил в сенатора Хью Лонга. Знаменитый Kingfish – Морской царь – был единственным реальным конкурентом для действующего президента Франклина Делано Рузвельта из всех возможных претендентов на место главы США на выборах 1936 года. Рана оказалась смертельной…
Великая депрессия 1929 года нанесла мощнейший удар по финансам и экономике США. В 1921 году году долларовые требования на золото достигли 44,7 млрд., а совокупные резервы золота – 2,6 млрд. В 1929 требования на золото достигли 71,8 млрд., а совокупные резервы золота выросли лишь до 3 млрд. Спекуляции на Нью-Йоркской фондовой бирже перегрели рынок ценных бумаг до предела. В 1928 году избранный президент Герберт Гувер провозгласил начало крестового похода за благосостоянием американцев: «Два автомобиля в каждом гараже и курица в каждой кастрюле!» Менее чем через год миллионы людей потеряли работу в городах, разорялись и фермеры. Прибыль фермерских хозяйств в 1929 году составила 13,9 млн. долларов, а задолженность банкам – 59 млн. В 1932 году доходы фермеров упали до 6,4 млн., а задолженность – до 38 млн. Людей сгоняли с земли, они забивали скот на мясо, распродавали за центы то, что стоило доллары и за доллар-другой то, что стоило сотню. В своем романе «Гроздья гнева» Джон Стейнбек устами одного из таких продавцов описал происходящее так: «Вы покупаете не только рухлядь, но и жизнь, ставшую рухлядью».
Затем люди бежали туда, где по слухам можно было найти работу и не умереть от голода. По федеральной дороге №66, пересекавшей страну от Флориды до Калифорнии, на запад в сторону Лос-Анджелеса покатился поток из 250 тыс. чел. на 50 тыс. автомобилях. Поломка или нехватка бензина могли закончиться для мигрантов катастрофой. Брошенные машины называли «фургонами Гувера», на окраинах городов и в парках возникали «гувервилли» - поселения из хижин. Их строили из картонных коробок и подручного материала. Те, кому не повезло собрать такое жилище, спали на скамейках, укрываясь «одеялами Гувера» - газетами. «Поросятами Гувера» называли крыс, которых ловили жарили в кострах. ВВП страны, в 1928 составлявший 97,4 млрд долларов (808 на душу населения, самый высокий с начала XX столетия), к 1932 году упал до 58,7 млрд (470 на душу населения).
На выборах 1932 года победил губернатор штата Нью-Йорк Рузвельт, однако эта победа не была еще прочной и безусловной – за него отдали голоса 57,42% пришедших к изибрательным урнам, за действующего и фантастически уже непопулярного Гувера – только 39,64%. Правление Республиканской партии, начавшееся в 1921 году, окончилось. К власти пришел кандидат Демократической партии. «Страна была на волосок от гибели», — заявил согражданам в «Беседе у камина» (так назывались обращения президента по радио, впервые введенные новой администрацией) 7 мая 1933 года Рузвельт.
Новая администрация создала Brain Trust – «Мозговой Трест», в который вошли несколько ученых Колумбийского университета во главе с профессором Раймондом Молли. Он был уверен: «В стране нет места для двух реакционных партий.» Президент – представитель Демократической, принадлежал к соли американской аристократии – Никерброкерам, как называли несколько старейших и богатейших семей Нью-Йорка, потомков еще горожан еще голландского Нового Амстердама. Теперь он начал действовать так, что его правые критики начали обвинять его в «социализме». Молли заявлял: «Мы должны быть партией либеральных принципов, спланированных действий, просвещенного подхода к международным делам и трудиться с максимальной пользой для подавляющего большинства граждан.»
Рузвельт поддерживал эти принципы. Почти всегда. Своим критикам он ответил в «Беседе у камина» от 28 июня 1934 года: «Я предпочитаю практические аргументы и практическую политику». Тем не менее, к середине 1930-х годов знаменитый New Deal - «Новый курс» - принес неплохие результаты, но до исцеления было еще далеко. США начали преодолевать последствия удара 1929 года только после начала Второй мировой войны – в 1940 году ВВП достиг 101,4 млрд долларов, или 767 на душу населения. Обвал экономики ударил и по американскому обществу, по психике рядового американца. Рядовые горожане требовали следствия по делам спекуляции акциями на бирже и привлечения ответственных к суду. Следственную комиссию по приказу президента возглавил Джозеф Кеннеди – один из крупнейших банкиров Уолл-стрит, сделавший состояние спекуляциями на фондовой бирже. Уже современники шутили, что это был тот самый случай, когда лисе поручили расследовать кражу кур в курятнике. Глава МВД (US Secretary of the Interior) Гарольд Икес в 1935 году предупреждал президента: «Страна настроена куда более радикально, чем правительство в целом и каждый из нас в отдельности».
На этом фоне Хью Лонг, который в 1928 году был избран губернатором Луизианы, имел немало преимуществ. К общественным работам он приступил даже раньше чем презизент развернул свой «Новый курс». Деньги на это штат нашел в налогообложении крупного бизнеса и прежде всего - Standart oil. В 1928 году на территории Луизианы, где, между прочим протекает Миссисипи, где масса болот, ручьев и небольших речушек, имелось только 300 миль асфальтированных дорог и 3 постоянных моста, в 1933 году – 3 754 мили асфальтированых дорог (а строились еще шоссе с гравийным покрытием) и 40 мостов, был построен аэропорт Нового Орлена, новое здание Капитолия, масса школ и больниц. Строительство создало множество рабочих мест. Правительство штата ликвидировало избирательный налог, снизило налоги на собственность и цены на общественные услуги. Кроме того, Лонг ввёл мораторий на выплату долгов по закладным, по его инициативе штат начал обеспечивать детей из бедных семей учебниками, и в результате они могли закончить школьное обучение (ранее отсутствие учебников приводило к отчислению). Обеспечение штата получили специальные курсы по ликвидации неграмотных, которые было немало как среди цветного, так и среди белого населения Луизианы. Следует отметить, что массовая неграмотность оставалась неизлеченной социальной болезнью юга США вплоть до конца 1930-х.
Образ, созданный Лонгом, был прост: простой и понятный парень, выходец из работяг - red necks – «красношеих», сделавший себя сам, защитник простого народа. Лонг был фантастически популярен среди little folks – «маленьких людей», рабочих, фермеров, среднего класса. Свою предвыборную кампанию он провел под лозунгом Every man a king, and no one wears a crown - «Каждый человек король и никто не носит корону». Местной аристократии Юга, которая привыкла править «свободными американцами» как животными это не нравилось. Настроения этих «свободных людей» прекрасно описал Стейнбек: «Мы живем в свободной стране. Пойди, поищи ее, свободу. Мне один говорил: сколько у тебя есть в кармане, на столько у тебя и свободы». Лонг явно собирался принять участие в президентских выборах 1936 года. Основным лозунгом своей кампани он избрал Share our Wealth! – Разделим наше богатство! В 1935 году общества, получившие это название, объединили в своих рядах по стране около 7,5 млн чел.
Cпециально написанная для Лонга песня, которую крутили по радио, начиналась словами: «Зачем ты плачешь и спишь, Америка? Земля храбрых и верных. С замками, и одеждой, и едой для всех. Все принадлежит тебе! Каждый человек – король, каждый человек – король! Ибо вы можете стать миллионером. Но есть кое-что, принадлежащее другим, Этого достаточно для того, чтобы поделить между людьми».[2] Песня была популярной. И это был еще подготовительный период – сама избирательная кампания еще не началась. Лонг, как и Рузвельт, принадлежал к Демократической партии, но относился к партийной принадлежности скептически. «Вся разница между демократами и республиканцами, — говорил он, — состоит в том, что республиканцы покрыты кожей с ног до головы, а демократы – с головы до ног.» Лонг мог стать лидером третьего пути в США. Недображелатели «Морского царя» называли его и анархистом, и социалистом, и фашистом.
Существовала еще одна проблема, точка для разногласий с действующим президентом. Джордж Вашингтон еще в 1783 году сказал: «Республика – это поднимающаяся империя». Рузвельт был сторонником активной внешней политики и вступления США в Лигу Наций. Такие идеи не были популярны в США. Страна, по словам президента Вильсона, вступила в Первую Мировую «без энтузиазма», а вышла из нее с уверенностью, что этот опыт, который не нужно повторять. В Конгрессе попытки перейти к активной внешней политике встречали резкое сопротивление. В 1935 году был принят «Акт о нейтралитете». Хью Лонг был ярым изоляционистом – сторонником того, чтобы правительство США в первую очередь сконцентрировалось на решении собственных внутренних проблем и не отвлекалось на дела в Европе или в Азии. Мог победить сенатор ли нет – сказать трудно, но его участие в выборах 1936 года в любом случае оттянуло бы от действующего президента-демократа левые голоса и фатально ослабило бы позиции Рузвельта. Впрочем, в сложившейся обстановке нельзя было исключать и победу Лонга. Его политические амбиции, его желание стать хозяином Белого Дома были очевидными.
Впрочем, предвыборная схватка Рузвельта и Лонга так и не состоялась. 8 сентября 1935 года доктор Вайсс смертельно ранил сенатора в здании Капитолия штата. Охрана Лонга в ответ буквально изрешетила убийцу пулями. 10 сентября Лонг умер в больнице, где работал Вайсс и которая была построена по программе, инициированной Лонгом. Почему Вайсс пошел на этот поступок и стоял ли кто-либо за ним – ответа на этот вопрос до сих пор нет. Об этом убийстве мы до сих пор знаем несравнимо меньше, чем о выстрелах в Марселе, как, наверное и о любом другом крупном политическом убийстве XX века. Во-всяком случае, о любом крупном политическом убийстве, совершенном в США.
Нет никаких доказательств в пользу того, что Рузвельт или кто-либо из его окружения имел бы отношение к тому, что произошло в Батон-Руже, но главным выгодоприобретателем от этого был именно действующий президент. После смерти Лонга реальных соперников у Рузвельта больше не было. На выборах 1936 года он получил 60,8%, а его противник - кандидат от республиканцев Альфред Ландон – только 36,54%. Действующий президент, постоянно говоря о верности изоляционизму, на деле делал все возможное для того, чтобы вывести свою страну из состояния нейтралитета. Во второй и третий президентский срок, и особенно в 1939-1941 гг. он вплотную подвел США к решению этой задачи. Японский удар по Перл-Харбору был лишь финальной точкой на этом пути.
[1] в 1957-1963 гг. командующий объединенными сухопутными войсками НАТО в Центральной Европе.
[2] https://www.youtube.com/watch?v=jlP9x-5pwsM
Айрапетов Олег
Комментарии читателей (0):